Правление Людовика XIV (1638–1715), занявшего престол пятилетним мальчиком в 1643 году, ознаменовало наивысший расцвет абсолютизма, а в описываемый в «Сыне Портоса» период достижение Францией небывалого военно-политического могущества. Людовика XIV едва ли можно назвать тираном в обычном смысле этого слова (хотя именно так характеризует короля устами своего Мольера М. Булгаков) — во внутренней политике он в целом опирался на строгое соблюдение законности, однако результатом его деятельности явилось невиданное до тех пор во Франции сосредоточение власти в руках монарха. Приписываемые Людовику XIV слова «Государство — это я» как нельзя более емко определяют основные принципы его правления.
Александру Дюма великолепно удался психологический портрет «короля-солнца», обладавшего сильной волей и государственным умом — ему не требовались всесильные премьер-министры типа Ришелье или Мазарини; выдающиеся политические деятели Кольбер и Лувуа служили лишь действенными орудиями исполнения намерений монарха — и в то же время болезненным самолюбием и тщеславием. Ревностно следивший за благонравием своих подданных, король не прекращал открыто менять фавориток, рожавших ему детей, которых — надо отдать ему справедливость — он всегда признавал и одаривал титулами (в отличие от, например, Ивана Грозного, собственноручно душившего свое незаконнорожденное потомство). За исключением маркизы де Ментенон, возлюбленные Людовика не оказывали сколько-нибудь значительного влияния на его политическую деятельность. Все же госпожа де Монтеспан играла заметную роль при дворе. Выйдя в 1663 году замуж за маркиза де Монтеспана, она вскоре рассталась с мужем, став на долгие годы фавориткой короля и родив ему пятерых детей, — старшего из них, герцога де Мен, престарелый монарх даже намеревался сделать регентом при своем малолетнем правнуке, короле Людовике XV, однако парламент воспротивился этому намерению. Вздорный и капризный характер маркизы однако со временем начал раздражать короля, который перенес внимание на свою последнюю и наиболее прочную привязанность — госпожу де Ментенон.
Читатели романа «Двадцать лет спустя» помнят Франсуазу д'Обинье — «девушку с бархатными глазами», с которой Рауль де Бражелон повстречался у аббата Скаррона. Удивительная судьба этой женщины, оставшаяся за рамками трилогии Дюма, фигурирует в романе «Сын Портоса».
Франсуаза д'Обинье родилась 27 ноября 1635 года. Детство ее прошло в тюрьме, куда за убийство первой жены и ее любовника был заключен ее отец, Констан д'Обинье барон де Сюриме, сын Агриппы д'Обинье, поэта-гугенота и друга короля Генриха IV. В тюрьме он вступил во второй брак с матерью Франсуазы. Выйдя на свободу, но отказавшись принять католичество, барон вместе с новой семьей уехал в Вест-Индию — на остров Мартиника. Упомянутые в «Сыне Портоса» чудесные спасения маленькой Франсуазы и предсказание каменщиком блестящего будущего фигурируют в историческом труде Дюма. Вернувшись во Францию, Констан д'Обинье проиграл свое состояние и вскоре умер, оставив семью без средств к существованию. Воспитывавшаяся у родственницы девушка решила наняться в служанки к парализованному писателю Полю Скаррону, но тот предпочел жениться на ней.
Овдовев в 1660 году, она вновь бедствовала до тех пор, пока маркиза де Монтеспан, которой приглянулась молодая вдова, не попросила короля сделать ее гувернанткой их детей. Живой ум и своеобразная, хотя и неброская красота Франсуазы все более очаровывали Людовика, даровавшего ей титул маркизы де Ментенон. В итоге вдова Скаррон заняла при нем место гордой Атенаис, а так как она обладала строгой нравственностью, то овдовевшему королю в 1686 году пришлось обвенчаться с ней. Разумеется, этот брак, тайна которого была чисто формальной, не давал женщине скромного происхождения прав на престол, однако ее влияние на государственные дела оказалось немалым и отнюдь не всегда благотворным. Будучи ханжой-католичкой, она способствовала отмене Нантского эдикта, даровавшего королем Генрихом IV свободу вероисповедания гугенотам, преследованиям протестантов и изгнанию их из Франции.
Одной из ярких и страшных страниц царствования Людовика XIV стал так называемый «процесс отравителей». В 1670 году при неясных обстоятельствах скончалась принцесса Генриетта Английская — дочь короля Англии Карла I, ставшая женой герцога Филиппа Орлеанского, младшего брата Людовика. Некоторые свидетельства указывали на то, что она была отравлена шевалье де Лорреном, фаворитом герцога Орлеанского, человеком жестоким и бессовестным. Ходили слухи, что Людовик распорядился замять дело, дабы не навлекать позор на королевскую семью. Однако, вскоре после этого Париж потрясли массовые отравления. Говорили, что двое итальянцев-алхимиков Экзили и Дестинелли, отыскивая философский камень, создали яд, не оставляющий никаких следов. Ла Вуазен и Ла Вигуре — две мегеры, занимавшиеся колдовством и гаданьем, торговали ядом в сообществе с двумя священниками, Лесажем и д'Аво. Людовик организовал специальную следственную палату, под председательством министра полиции Ларейни. Однако расследование показало, что клиентами колдуний были многочисленные представители высшей знати. Герцог Орлеанский являлся к Ла Вуазен, чтобы узнать о судьбе ребенка, которого Генриетта родила в Англии за два года до смерти, и которого он отказался признать своим. Ведьма отправила в Лондон своего кузена Бовильяра, вернувшегося с фантастической историей о том, что ребенок жив, что отец его — Людовик XIV, и что его взял на воспитание король Англии Карл II. Тогда герцог потребовал, чтобы колдунья вызвала дьявола, дабы тот подсказал ему, как управлять братом. Явившийся «дьявол» сообщил, что Людовик обладает талисманом, делающим чары бессильными. Королева Мария-Терезия просила Ла Вуазен изготовить напиток, который вернет ей любовь короля. С подобным же требованием обращалась к колдунье графиня Олимпия де Суассон, племянница Мазарини и кратковременная любовница Людовика; эта дама даже притащила вещи из королевского гардероба для изготовления «любовной куклы». Суперинтендант финансов Фуке, любимец короля Пюигилен де Лозен, кардинал Буйонский также консультировались с колдуньями. Появились слухи о том, что ненавидимая за надменный нрав и ненасытное честолюбие маркиза де Монтеспан общалась с шайкой через свою камеристку, некую Дезейе; ее имя прочно (и, по-видимому, необоснованно) связывали со служением «черных месс» и сатанинскими культами. В смерти мадемуазель де Фонтанж, имевшей несчастье пленить короля, родить ему сына и заблистать при дворе настолько, что дамы стали носить прически à la Fontange, снова стали винить госпожу де Монтеспан и «парижских отравителей». Ла Вигуре, несмотря на жестокие пытки на допросах, не сказала ничего и была повешена. Ла Вуазен, надеясь спасти свою жизнь, поведала известные ей жуткие тайны, но несмотря на это, ее сожгли на костре. После этого шайка рассеялась, надолго оставив о себе мрачную память. (Автор «Сына Портоса» допускает здесь анахронизмы, перенося некоторые события 1680-х годов на конец 1670-х).
Важную деталь исторического фона романа составляют военные события. В 1672 году в Европе вспыхнуло очередное побоище, развязанное ненасытной алчностью монархов и легшее тяжким бременем на измученные народы. Франция в союзе со Швецией и Англией (вышедшей из коалиции в 1674 году) воевала с Нидерландами, поддерживаемыми Австрийской империей, Испанией, Данией и Бранденбургом. После многолетних кровопролитных боев в голландском городе Нимвегене были подписаны мирные договоры: 10 августа 1678 года с Нидерландами, которым Франция уступила город Маастрихт и наследственные земли Оранского дома, и которые, в свою очередь, признали суверенитет Франции над Гвианой и Сенегалом;
17 сентября того же года с Испанией, уступившей Франции Франш-Конте (графство Бургундию) и несколько крепостей в Испанских Нидерландах и получившей взамен герцогство Лимбург и территории в Каталонии; 5 февраля 1679 года с Австрией, получившей Филипсбург и уступившей Фрейбург и Альт-Брейзах. Нимвегенский мир был чрезвычайно выгоден для Франции, достигшей апогея своего могущества. Впоследствии однако оно стало клониться к упадку, а война за испанское наследство едва не окончилась для французского королевства сокрушительной катастрофой.