— Очень мудрое решение, миссис Дин. — Усы чиновника зашевелились от удовольствия. — Сожалею, что разговор был столь тяжелым.

— Да. Я тоже.

Застывшая, окаменевшая душа. Не новое для Изы ощущение. Как часто, делая очередной репортаж, она ложилась на чистые накрахмаленные простыни в «Шератоне», измученная тем миром, который оставила на ночь, чтобы утром опять вернуться туда. К этому нельзя привыкнуть. Несколько часов тревожного сна — встать, умыться, надеть измятую одежду и сменить безопасность отеля на ужас войны. Чтобы спасти душу, пытаешься не реагировать.

Иза не была равнодушной от природы, но, для того чтобы продолжать делать свое дело, ей необходимо было подавлять чувства, замораживать их до возвращения домой. Это был единственный выход. Забыть о собственной жизни, о своих детях, ведь если начинаешь думать о них, глядя на искореженные дома и маленькие трупики в сточных канавах, тебе приходит конец. Продолжать невозможно. Значит, надо подавить эмоции.

Иза была сейчас в том состоянии, когда ничто не может помешать человеку довести до конца задуманное. Она захлопнет дверь в свою душу.

Иза была холодна и собранна, и Дэниел, приехавший вскоре после Помфрита, немедленно заметил перемену, хотя ничего и не сказал.

Они сели в его старенький «фольксваген», проехали по мощеному двору мимо дверей конюшни, за которыми — Иза была в этом уверена, — притаился Чиннери. Они ехали в Уэчестер сквозь пелену декабрьского дождя, с которой никак не могли справиться дворники на лобовом стекле. Брызги грязи, летевшие из-под колес машин, еще больше ухудшали видимость, и Иза вообще перестала понимать, куда они едут. В этой примитивной металлической коробке она чувствовала себя уязвимой, беспомощной. Сейчас она бы предпочла «роллс» и предполагала, что шпион Деверье вполне мог последовать за ними.

В «Миссии милосердия» горел свет. Там была жизнь. На их стук вышли пожилые леди с ясными лицами и щебечущими голосками, в неприметной, даже убогой одежде. Серовато-коричневые жакеты, как будто с чужого плеча. Женщины напомнили Изе двух промокших под дождем воробьев.

— Добро пожаловать в «Миссию милосердия». Входите, входите.

Их провели в большую комнату, когда-то, вероятно, служившую столовой. Комната выходила окнами в запущенный сад, спускающийся к реке, вдоль стен стояли высокие полки, прогибавшиеся под весом груды бумаг. Штукатурка на потолке потрескалась от сырости, а обои в цветочек во многих местах отклеились. Впрочем, комната, как и хозяйки, выглядела скорее бедной, чем запущенной, окна были чисто вымыты, пол подметен, два слишком больших письменных стола отполированы и аккуратны. Казалось, этим женщинам хватило бы одного стола на двоих, второй был явно лишним.

— Пожалуйста, господа, присаживайтесь. Чем мы можем вам помочь?

— Мы интересуемся вашей работой, — осторожно ответила Иза.

— О… Простите мою невежливость. Я сестра Агнесса. А это сестра Фейс.

— Монахини?

Сестра А. весело кивнула.

— А вы мистер и миссис?..

— Эпплтон, — быстро ответила Иза. Инстинкт подсказал ей, что правда только все усложнит. — И Бенджи.

— Мистер и миссис Эпплтон. И Бенджи. Очень мило, — прощебетала сестра Ф. — Вы иностранка, миссис Эпплтон?

— Канадка.

— Не имеет значения. Нам все равно. Наша Миссия предоставляет детей для усыновления за рубежом.

— Усыновления?..

— Да, конечно. «Миссия милосердия для облегчения участи детей и усыновления». Вы хотели бы усыновить еще одного ребенка, не так ли?

— Да. — Иза почувствовала, как у нее перехватило дыхание, и попыталась справиться с собой. — Расскажите мне, пожалуйста… немного о вашей работе… какие у вас дети… для усыновления…

— Что же, моя дорогая, вы, возможно, слышали, что Миссия — официальное агентство по усыновлению в этой части страны.

— Официальное?

— Да. В последние годы местные власти переложили на Миссию всю работу по усыновлению. Сокращение ассигнований, знаете ли, — прошептала монахиня, как будто помянула дьявола. — Миссия существует с викторианских времен, и, когда Совет обнаружил, что как благотворительная организация мы тратим гораздо меньше денег, чем они, закрыли свое бюро, отдали нам все дела и назначили ежегодное пособие. Сэкономив на этом массу денег.

— Понимаю… Сокращение ассигнований.

— Ужасно, ужасно, — прочирикала сестра Ф. Губы Изы едва шевелились, когда она задала следующий вопрос.

— А у вас много детей? Для усыновления?

— Да, сейчас достаточно! — ответила сестра А. — Многих оставляют в монастырях, знаете ли. Много добрых католичек в разных частях страны, в Ирландии, на континенте, попадают в беду. Наш Орден много времени тратит, пытаясь убедить их не делать абортов. И они приезжают сюда — тут прелестно, море близко, не правда ли? — и рожают своих прелестных малюток в мире и покое…

— И без огласки, — добавила сестра Ф.

— Да, без огласки. Мы помогаем им родить, а потом устраиваем малюток в хорошие семьи. Такие, как ваша, я надеюсь.

— Вы знаете, это ужасно, ужасно, — вмешалась сестра Ф. — Столько невежества. Так много подпольных абортов. Детей рожают в поле и бросают. А мы помогаем и матерям, и детям обрести любовь, в которой они нуждаются.

— Есть еще дети отсюда, из Уэчестера. Брошенные дети, чьи родители не в состоянии заботиться о них. Конечно, таких немного в наших краях. Это не Лондон, благодарение Богу, — прокудахтала сестра А.

— Сколько детей проходит через вас?

— В течение года? Около двадцати. Я права, сестра Фейс?

— По крайней мере. Никак не меньше.

— Вы знаете, найти хороший дом для них — не проблема. Когда я была молодой, дело обстояло иначе, но теперь… О, с этими противозачаточными средствами, абортами и тому подобным, нежеланных детей становится все меньше. Они сейчас на вес золота.

— Сестра Агнесса, как мне… как нам начать усыновление? Мы хотим еще одного ребенка! Я не смогу больше иметь детей…

С некоторым опозданием Дэниел протянул руку и положил ее на ладонь Изы.

— Будет ли тот факт, что я из Канады, против меня? Обязательно ли мне быть англичанкой? Имеет ли значение, что у меня уже есть ребенок?

— Ну, дорогая, это решаем не мы с сестрой Фейс. Конечно, есть правила, но мы в Миссии руководствуемся здравым смыслом в каждом случае, решая, что лучше всего для ребенка. Сотрудник, занимающийся усыновлением, прежде всего ищет хороших родителей. Это главное. Не обязательно, чтобы они были английскими гражданами. Существует только одно строгое правило — родители не должны быть старше сорока. — Она взглянула на Изу. — Ну, здесь все в порядке, не так ли?

— Конечно. — Изидора кивнула. Дэниел вновь сжал ей руку.

— А кто из вас официально отвечает за усыновление?

— О, что вы, мы всего лишь помогаем.

— А кто же облечен полномочиями?

— Мисс Полетт Деверье.

— Прошу прощения?

— Ее зовут Полетт Деверье. Она ведет дела по усыновлению. Милая девушка.

Дэниел так сдавил руку Изы, что хрустнули кости.

— А мы можем встретиться с ней?

Монахини обменялись взглядами и посмотрели на пустой письменный стол.

— Возможно, вам придется подождать, миссис Эпплтон. Боюсь, сейчас Полетт не совсем здорова.

— Не волнуйтесь. Она никогда не отсутствует больше двух недель, — успокоила сестра Ф.

— А можно узнать, что с ней случилось?

— О, полагаю, у нее что-то с нервами. Так, сестра А.? Полетт никогда не жалуется, говорит, что она вовсе не больна, хотя достаточно только взглянуть на нее, и… Бедняжка так истощена! Ужасно, ужасно. Очень много работает, мы бы без нее не справились. Конечно, это нервы. Полетт трудно сосредоточиться, она не спит, поздно приходит на работу. Время от времени ей приходится отдыхать.

— Значит, сейчас мисс Деверье отсутствует?

— Мы ее замещаем, держим оборону, пока она не вернется.

— Моя жена и я… нам бы так хотелось начать поскорее. Не могли бы вы сообщить нам, где найти Полетт, может быть, мы посетим ее, чтобы не откладывать? Скоро я должен буду уехать по делам.