– Для меня, да. Она принесена на землю самим Богом. И Моисей и Мухаммад – пророки, Иисус Христос – Сын Божий.
– Мы также верим в Его второе пришествие.
– Слава Богу. Но ждёте как пророка, опять же. А Он обещал Суд.
– Но именно Христос перед Вознесением обещал послать людям утешителя. Он говорил о пророке Мухаммаде.
– Нет, вот тут мы не сойдёмся: Он говорил о Духе Святом…" Он не желает подстраиваться под пусть и очень гостеприимных арабов, открыто и прямо отстаивает собственные убеждения.
Остается неясным, по каким фактам из текста критик Кокшенёва делает вывод о том, что "православное зрение" героя или писателя (здесь это разграничение не имеет смысла по причине уже упоминавшейся слитности их образов) "заплыло жиром", то есть притупилось, исказилось или вовсе атрофировалось.
Михаил СИПЕР “В ГЛУШИ ЕВРОП И АЗИЙ...”
« * *
Над Прагой дождь. Темна волна в реке,
Летит вода на статуи и здания.
Зажавши зонтик в мокром кулаке,
Я уделяю городу внимание.
Закрыт от солнца мутной пеленой,
От Вышеград раскинувшись до Жижкова,
Он долго перелистывался мной
Старинной и загадочною книжкою.
Здесь надо быть и жить не торопясь,
Включив души глядящий далеко радар,
Чтоб уловить магическую связь
Своей судьбы и мокнущего города,
Чтобы понять и ощутить восторг,
Впитать в себя живое излучение
Людей и стен, проулков и мостов
И площадей в вечернем освещении.
Хоть дождь меня опутал на ходу,
Мне ни к чему волнение и паника,
Ведь я всегда укрытие найду
На Водичковой улице у "Браника"!
« * *
Луна показалась и сгинула,
Как в омут, упав в облака.
Откуда волною нахлынула
Такая густая тоска?
Накинулась, как ненормальная,
Сомкнув рук немытых кольцо,
Как старая блядь привокзальная,
Нечисто дыша мне в лицо,
Честя инородца и выродка,
Всё ближе, ко мне и тесней,
И, чёрт её знает, как вырваться
И как расплеваться мне с ней.
О СЕБЕ
Не приходят ко мне SMS,
Почтальон в дверь не стукнет рукою,
Я – один из усталых повес,
Что не может смириться с покоем.
Сквозь туман улетевших годов
Тихо плачут, сгорая, поленья,
Я живу средь нестройных рядов
Не нашедшего вход поколенья.
Тормознулся, хоть шёл под откос,
Взять решив
своё счастье измором.
Словно кожа вторая, прирос
Свитер чёрный с багровым узором.
Непричастен вниманью зевак,
Улыбаюсь – и это немало,
И темнеет старинный коньяк
В неподъёмных хрустальных бокалах.
На подстилке средь каменных плит
Спи, собака, и сдуру не лай там,
Пусть над домом ревёт и шипит
Непогода в пятьсот снегобайтов.
« * *
У девятого студкорпуса
жжём конспекты и концепции,
Жжём последние иллюзии,
пляшут блики по щекам,
Надуваем тёплым воздухом
мы шедевры контрацепции,
И летят они как ангелы
к поседевшим облакам.
У девятого студкорпуса
тетя Феша с тетей Лизою
На костры глядят коптящие,
взгляд привычен и суров...
Запах дыма тихо стелется
вдоль по улице Фонвизина,
Упираясь в Комсомольскую,
растворяясь меж домов.
Уезжаем во все стороны,
кто в столицы, кто – в провинции,
От портвейна общежитского –
путь в начальственный коньяк.
У девятого студкорпуса
сгрузим мы свои традиции,
В двести сорок первой комнате
будет новый молодняк.
Мутный свет утихнет в лампочке,
ночь тяжёлым утром сменится,
Станет неба цвет чахоточный
красить липкие ветра,