Изменить стиль страницы

Мне кажется, они были правы.

Втайне индийцы догадываются, что они очень похожи на современную Россию. А им хочется быть похожими на СССР. Такой вот выбор.

Но не будем о политике. Не будем...

Я так и не согрелся там за всё это время. Когда потом вернулся в Москву, где опять был то ли плюс один, то ли минус один, мне наконец вновь стало тепло. Я расстегнул куртку и снял шапку, подставляя так и не загоревшую рожу мутному русскому солнышку.

Я пошёл по улице, и вдруг понял, что ничего не знаю об Индии, и вовсе не понимаю, что о ней думать. Достаточно того, что она есть.

Но, наверное, придётся снова туда вернуться.

Виктор Пронин КУДА ЖЕ МЫ ПОДЕВАЛИСЬ?

"Чудеса на свете случаются, паруса на рассвете встречаются – алые паруса!" Так изысканно выразился я однажды в те ещё времена, когда писал стихи. Прошли годы, наступил январь 2008 года и вдруг однажды утром, да-да, на рассвете, зимой светает поздно, раздаётся звонок – на проводе Олег Бавыкин из Союза писателей России, того, что на Комсомольском проспекте.

– Витя, ты часто бываешь во Вьетнаме? – спросил он вкрадчивым голосом.

– Да не очень… Все ещё собираюсь…

– Вот и хорошо. В четверг вылетаем.

– Видишь ли… – забормотал я в панике, – правая нога о себе напоминает… Даже не знаю…

– Привет правой ноге! Там у неё найдутся другие заботы, – решительно сказал Олег Митрофанович и положил трубку.

И мы полетели. Громадная махина ИЛ-96 тяжело оторвалась от взлетной полосы и, карабкаясь по облакам, устремилась в туманное зимнее небо.

"Пролетаем над дружественным Казахстаном… Пролетаем над мятежным Афганистаном… Пролетаем над прекрасной Индией… Подлетаем к свободолюбивому Вьетнаму..." – развлекала нас стюардесса волнующими сообщениями.

Никогда не думал, что Вьетнам так далеко. Я привык считать, что он рядом, что он всегда где-то рядом. Это понятно – я взрослел в те времена, когда все последние известия начинались фронтовыми сводками из вьетнамских джунглей. Маленькая страна на самом краю света схватилась в неравном бою с самой демократической страной мира – Соединенными штатами Америки, которые десять лет выжигали напалмом целые деревни со всеми их жителями, ковровыми бомбардировками выкорчёвывали древние джунгли, ядохимикатами вытравляли всё живое, оставляя на месте цветущих полей марсианские пустыни – что-то им не понравилось в образе мыслей народа, который тихо себе жил за двумя океанами.

А ведь не дрогнул Вьетнам. Воинственные носители демократических ценностей убрались восвояси под улюлюканье земного шара. Но десять лет ежедневных бомбёжек! У меня такое ощущение, что не все бомбы упали, многие до сих пор еще блуждают в облаках, высматривая на земле добычу.

Приземлились ночью. Встречали с цветами. А вьетнамские розы, кстати, пахнут хоть и розами, но не нашими. Что-то в них есть тропическое, незнакомое, но всё равно приятное – голландские розы, несмотря на всю их величественность, вообще без запаха.

По ночной, пустынной дороге мчимся в Ханой. Впервые увидел странную вьетнамскую архитектуру – стоит дом, к примеру, пятиэтажный, но весь этаж состоит из одной-двух комнат. Кто-то из нас удивился – все дома тёмные, ни одного светлого окна.

– Ребята, три часа ночи! – рассмеялся наш провожатый Хоанг Тхюй Тоан, прекрасный прозаик, поэт, переводчик. Кстати, во Вьетнаме многие писатели по совместительству и переводчики. Раньше переводили с русского, сейчас – с английского.

Да, как это ни горько...

Поселили нас в старом городе, в маленькой гостинице "Спирит-Ханой" – переводите, как хотите, название позволяет проявить фантазию. Потом уже, утром, опять же на рассвете, мы осознали щедрость этого подарка. Старый Ханой – особая страна, которая, похоже, живёт по тем же законам, по тем же обычаям, что и сотни лет назад. Маленькие кафешки, ресторанчики, на тротуаре низенькие столики, у которых можно расположиться, сев прямо на асфальт, тут же кипит котёл с каким-то варевом, стелется дымок от жареных каштанов. А мелкие лавочки, заваленные сокровищами! Бронзовые подсвечники с черепахами и аистами, статуэтки Будды из металла, нефрита, самшита, шкатулки, инкрустированные перламутровыми раковинами… Перечислять бесполезно. Часто всё свалено в одну кучу и нужно время, усердие и тревожный трепет в душе, чтобы в этом ворохе высмотреть вещицу, которая будет украшать твой дом и после тебя.

Я высмотрел такую вещицу. Нужен был нюх старого любителя свалок и барахолок, чтобы увидеть в пыли чёрную от времени бронзовую фигурку буйвола. Когда я сдул с неё пыль веков, глазам моим предстало нечто потрясающее. На спине буйвола сидел мальчик и держал в руке перед глазами книгу. Нет, я не буду утверждать, что это была моя книга, но что-то во мне дрогнуло. К тому же, к одному рогу буйвола была привязана целая стопка книг. Эти уже наверняка были моими, по обложкам узнал. И "Ворошиловский стрелок" там был, и "Гражданин начальник"… Колебаний, брать или не брать, не возникло ни на единую секунду.

В старом Ханое полно туристов со всего мира, но самые заметные – двухметровые старики с военной выправкой. Это американцы, солдаты, которые когда-то бомбили эту страну. Видимо, любопытно им стало – что же осталось после их усердия тридцать с лишним лет назад. А всё осталось. Как жила страна тысячи лет, так и живёт. Чингиз-хана громили в своё время, китайцев, французов, японцев… Так что американцы оказались в этой общей компании. Но что больше всего удивляет мужественных старцев – доброе, радушное, улыбчивое к ним отношение со стороны вьетнамцев. И не только молодых, пожилые люди, от которых им же и досталось в своё время, добры и великодушны.

И подумалось: а ведь великодушные, доверчивые и улыбчивые – самые мужественные и несгибаемые воины. Потому что великодушие – это душевная щедрость, которая идёт от силы характера и цельности личности. И доверчивость – это тоже сила. Вспомните наших отцов и дедов шестьдесят с лишним лет назад, посмотрите им в глаза на старых снимках – доверчивость и простодушие. Взгляните на портреты гитлеровских военачальников – спесь, высокомерие, превосходство. А портреты наших маршалов… Простоватыми выглядят, этакие деревенские мужички с орденами, не умещающимися на кителе. Всё-таки простодушие сильнее надменности, выше, талантливее. И природа простодушна по сути своей.

Как говаривал Акела, вождь волков, мы с вьетнамцами одной крови.

Но великодушие не исключает памяти. В музее под открытым небом – якобы, лучшие в мире сбитые самолеты, вернее то, что от них осталось. И танки. Тоже, вроде бы неплохие. Были. До того, как их сожгли в бою. Видел: два рыжих двухметровых старика, не заходя в музей, долго смотрели на эти останки сквозь решётку забора. Пожилой переводчик-вьетнамец, который их сопровождал, покуривая, сидел в сторонке. Ему нечего было добавить к тому, что видели американцы сквозь железные прутья ограды.