Иван Жданов КУБ В СЕБЕ

***

Этот город — просто неудачный

фоторобот града на верхах.

Он предъявлен цифрой семизначной

как права на неразъёмный страх.

Фоторобот золотой эпохи

застеклён и помещен туда,

где ему соседствуют пройдохи

и иные, впрочем, господа.

Как лунатик, множимый ногами,

пропуская в бездну этажи,

город-призрак заблудился в раме.

Ложный страх сильнее страха лжи.

Бродит он по улицам старинным,

сам себя нигде не находя,

где домам, прохожим и машинам

легче быть пустотами дождя.

Но составлен фоторобот страха,

и морозом дорисован лес —

рыбья нота или ночь-рубаха

в нём живут, не ведая чудес.

***

Снег сыплет парадоксами Вийона.

Вот пень в снегу, на нем сидит ворона

цитатой из Эдгара По.

Ей невермор, что мор во время оно,

и пень под ней совсем не бюст Платона,

она — как повесть без приставки "по-".

Так кованая роза, остывая,

выносит цвет, отсутствием живая,

за скобки лика своего.

Необходимость пустоты знакома

как поздний цвет садам металлолома,

он — только ржа, и больше ничего.

Где полночь та и где тот час угрюмый,

когда я, утомившись от раздумий

у фолианта одного,

услышу стук и в отрешенных шторах

пурпурным шелком завершенный шорох,

и гость войдет, и больше ничего.

***

Памяти сестры

Область неразменного владенья:

облаков пернатая вода.

В тридевятом растворясь колене,

там сестра всё так же молода.

Обручённая с невинным роком,

не по мужу верная жена,

всю любовь, отмеренную сроком,

отдарила вечности она.

Как была учительницей в школе,

так с тех пор мелок в ее руке

троеперстием горит на воле,

что-то пишет на пустой доске.

То ли буквы непонятны, то ли

нестерпим для глаза их размах:

остается красный ветер в поле,

имя розы на его губах.

И в разломе символа-святыни

узнаётся зубчатый лесок:

то ли мел крошится, то ли иней,

то ли звёзды падают в песок.

Ты из тех пока что незнакомок,

для которых я неразличим.

У меня в руке другой обломок —

мы при встрече их соединим.

***

Как душу внешнюю, мы носим куб в себе —

Не дом и не тюрьма, но на него похожи,

Как хилый вертоград в нехитрой похвальбе

Ахилловой пятой или щитом его же.

Как ни развёртывай, не вызволишь креста,

Выходит лишь квадрат, незримый или чёрный.

Как оборотня шум, его молва чиста

И хлещет из ушей божбой неречетворной.

И Белой Индии заиндевелый сон

Глядится в гололёд серебряной ладошкой,

Где сходится звезда со взглядом в унисон

То лазерным лучом, то Марсовой дорожкой.

Допустим, это ад, где каждому своё:

Ни темени, ни тьмы, но остаётся с теми,

Кто черный куб влачит как совесть и жильё,

Горами черепов изложенная тема.

***

Весною сад повиснет на ветвях,

Нарядным прахом приходя в сознанье.

Уже вверху плывут воспоминанья