Изменить стиль страницы

В.Б. Вернёмся к литературе, к твоему творчеству. Какое место у тебя в книгах занимает любовь?

Л.Б. По-моему, большое. Я не пи

шу любовных романов. Может быть, потому, что у меня самого так жизнь сложилась. Никогда не был вздыхателем. Но любовь — это же не просто описание любовных страстей, она может пронизывать всю прозу, даже о войне, о мировых трагедиях… "Год чуда и печали" — это тоже книга о любви. Я и на самом деле в детстве пережил ни с чем не сравнимую любовь. И в "Третьей правде", и в других моих книгах — везде есть любовь, но это не любовные романы. Вот сейчас нам дал Пётр Краснов свою чудесную повесть о любви. Кстати, там у него идёт на нескольких страницах сцена любви. Я рекомендую прочитать, как можно русским языком, без грязи, сказать всё. Ерофееву до такой глубины никогда не дойти.

В.Б. А что для тебя свобода творчества в литературе?

Л.Б. Я сам — пример свободы творчества. Всю жизнь писал лишь о том, о чём было интересно писать. В лагере я писал свои повести, не рассчитывая ни на какую публикацию. А потом — тем более.

В.Б. Ограничителем является твоя совесть?

Л.Б. Скорее, собственное видение мира. Совесть — это уже рефлексия.

В.Б. Значит, просто видение мира у Ерофеева, Сорокина и других — иное, чуждое тебе?

Л.Б. Это если предположить, что у них всё написано честно. Может быть, у них ещё и конъюнктура. Вспомним сцену на телепередаче, когда мальчик из "Идущих вместе" предлагает Ерофееву: "Прочитайте вслух это место из вашего романа". Прекраснейший момент. Ерофеев мнётся, что-то мямлит, зал уже хохочет… Жаль, что я не записал, такая поучительная вещь. С трудом заставили его прочитать вслух, он это матерное слово как бы выпихнул из себя. Не верю в его искренность. Неприятно ему было это читать. И я просто рад, что молодые уже пишут по-другому. Перешагнули навязываемую им похабщину. Понимают, что литература — это иное, и задачи у неё — иные. За будущее русской литературы я спокоен.

Иван Буркин ДИАЛОГ С САМИМ СОБОЙ

Иван Афанасьевич Буркин сегодня, пожалуй, крупнейший поэт русского зарубежья. Поэт необычный, яркий, умело сочетающий традиции русского стиха и авангардный поиск новых форм. Он из второй эмиграции, из поколения Ди-пи, перемещённых лиц, оказавшихся в Америке после Второй мировой войны. Был профессором в виднейших американских университетах, читал студентам курс русской литературы, переводил стихи лучших американских поэтов. И ещё со времени германских лагерей ди-пи писал стихи. Посмотрите, какая мощная энергетика стиха, не поверишь, что Ивану Афанасьевичу уже исполнилось 80 лет. Он живёт на том берегу Тихого океана. Когда он всматривается в океанскую даль, то кажется, он видит крыши Владивостока и вулканы Камчатки. Всего-то — переплыть некое водное пространство, и ты уже у себя дома, на Родине… Его санфранцисскский дом всегда открыт для друзей из России. Довелось отведать буркинского гостеприимства и мне, благодаря ему побывал и в форте Росс, крепости, заложенной русскими на высоком берегу Тихого океана в давние времена открытия Америки, благодаря ему побывал в Монтеррее, в центре по изучению России, выступал перед студентами в Беркли, работал в знаменитом русском архиве в Станфорде. Иван Афанасьевич — истинный патриот России, любит приезжать к нам в Москву, верит в величие русского слова. Верит, что Россия вновь станет великой державой. И в этом мы с ним союзники.

Владимир БОНДАРЕНКО

ETUDES POETIQUES

1

Нет, страшно не время, а волчий его аппетит.

О чём теперь наши идут разговоры?

В бескрылых ракетах столетье к закату летит,

И вместо зари водородная всходит аврора.

И я, снявши шапку, встречаю громоздкий закат.

Мне смерть позвонит. Вот номер её телефона.

— Мужайся, солдат, — архитекторы тьмы говорят,

На плечи Геракла взвалив поясницу бетона.

Куда ни взгляни — геометрии пышный парад.

Вдали и вблизи соревнуются гордые стены

Стеклянных дворцов или каменных белых палат.

И к жертвам аварий несутся безумно сирены.

Куда ни пойдёшь — всюду выстрелы, скрежет колёс.

В газетах то манная каша, то клюква.

Зайдёшь в магазины — слагаются цифры из слёз.

В больницах же кровь разливается точно по буквам.

Как женщин, за талии держат живые цветы

И нежно кладут их, как в гроб, в лимузины.

И всякая всячина тычет концом суеты

В лицо всем прохожим из каждом открытой витрины.

А взрослые дети воюют с азартом в футбол.

А малые дети? Те пробуют взрослые пули.

Потом раздаётся, как правило, громкая боль,

И к боли, как пули, несутся с заданьем пилюли.

Вздремнёшь час-другой, а утро уже на ногах.

Уже у порога торчит и ждёт тебя новое дело.

И дело не в шляпе, скорее всего в сапогах.

А впрочем, и дело скорее всего обалдело.

Весна напирает, затем прижимает зима.

И кружится разум, придумав на помощь игрушку.

И крутится, вертится в космосе тёмном Земля,

Попав, как и все в этом мире, случайно в ловушку.

2

Свеча качает головой

И нежно молится кому-то.

Ну здравствуй, вечер добрый, мой —

Сегодня тихий и уютный.

Звезда открыла правый глаз.

Ну здравствуй, дальняя Венера,

Наш мир заткнулся и погас.

Давай, свети, служи примером.