— Вы удивительны, — отметила она. — Хотя бы тем, что вас удивить нечем.

— О-хо-хо! Меня всегда есть чем удивить, — запротестовал я. — И я удивляюсь.

— Чему же? — с жадностью спросила она.

— Больше всего удивляюсь человеческой глупости.

На миг ее пальцы замерли. Я продолжал.

— Она так прочна в сознании некоторых, что ее уже невозможно искоренить. Потому как никто ее не признает. И люди так удачно с ней прижились, что я истинно удивлен. Без нее некоторым труднее жить, чем с ней. До сих пор не могу понять — почему? Как же так выходит?

— А почему вы так думаете? Ведь не все же глупы? — в ее словах промелькнула легкая обида за себя и за все человечество.

— Не все. Но подавляющее большинство, — скорбно признал я.

— И в чем же проявляется их глупость?

Я снова отпил вина. Одна из брюнеток поманила меня пальчиком. Я улыбнулся и покачал головой!

— В близорукости.

— Это как? — Альвин перешла на плечи, втирая в них какие-то масла. Я таял. Голос тихо рождал слова:

— Под глупостью я понимаю не отсутствие знаний, а отсутствие желания их постоянно постигать и обновлять. Знания, как и мир — неизмеримы и бесконечны. Однако люди видят лишь то, что рядом, но не видят то, что дальше. Очень немногие склонны смотреть вперед, остальные же останавливаются на старом и избитом. То есть живут, как живется, и их это радует. Я, право, тоже радуюсь за таких, пока они искренни сами с собой. Но тут же жалею, если у таковых рождается зависть к тем, кто стремится к лучшему и имеет это.

Одна из девушек танцуя подошла совсем близко. Ее изящные смуглые ноги блестели передо мной, звеня дорогими браслетами. Багровые сполохи жадно вылизывали ее полные бедра, гибкую молодую талию, высокую грудь. Ее взгляд горел, как у дикой кошки, когда она улыбалась мне. Да, глазами играют искусно. Она мягко упала на колени, и, перебирая руками, глубоко прогнулась. Я лишь довольно крякнул. И продолжал.

— Люди не стремятся, потому что не видят. Ни таящейся красоты, ни подстерегающих опасностей — ничего.

Тем временем подоспела вторая. Она тоже встала на колени, но повернулась задом. И тоже глубоко прогнулась. Да, девушка и удача, какие они разные. Какой соблазнительной нам кажется первая, если поворачивается задом. И какой вторая. Как сложно добиться этого от первой, и как часто вторая принимает эту излюбленную позу. Поэтому я любовался, пока была возможность. И радовался, что передо мной красивая танцовщица, а не удача.

— Многие люди почитают великую историю, но немногие задумываются об истории собственной, — говорил я Альвин. — Не зрят в свое прошлое, не признают своих ошибок, и не стремятся их исправлять в будущем.

Теперь они обе стояли на четвереньках, грациозно покачивая перед моим носом самыми заветными частями.

— Не могут поставить себя на место других и понять, что движет ими.

Танцуя, они скользнули на пол, перекатились на спину.

— Не могут унять своей гордости, чтобы снизойти до понимания.

Танцовщицы принялись массировать себе упругие груди и стонать.

— Не могут проявлять твердость в нужный момент.

Они трепетно обнялись и нежно поцеловались. Н-даа!

— Не могут управлять своей жизнью, но почему-то страстно жаждут управлять чужими.

Они уже откровенно начали ласкать друг друга.

— Не могут любить искренне, но обожают прикрываться любовью.

Одна уже широко развела длинные ноги, изогнула спину и тяжело дышала, умоляюще смотря на меня. Глаза ее томно закатывались. Вторая целовала ее тело, сползая все ниже…

— Не могут различать дружбу и торговые дела, прикрываясь первым для второго.

Брюнетки разом привстали, снова поцеловались, и призывно улыбнулись мне.

— Да много еще чего. Редко вижу тех, кому все это удается. Эх!

Альвин гладила мои мокрые волосы. Массировала шею и плечи, растирала грудь.

— Ну а мы? — горячим язычком провела она за ухом. — Мы все делаем правильно? Так, как вы хотите?

— Надеюсь…

— Я прямо не знаю, как вам угодить? — мягкий язык уже ласкал другое ухо.

— Мне угодить очень просто.

— И как же? — подалась она вперед, заглядывая мне в глаза. Сверкнуло бриллиантовое ожерелье, заискрилась тонкая корона. Ослепительно-золотые пряди упали в теплую воду. Я нежно перебирал их.

— Скажите лишь, чего хотите вы? Чего искренне желаете?

— О, мы так привыкли исполнять чужие желания, что позабыли о своих.

— У таких сказочных девушек нет желаний? — жадно облизнулся я.

— У нас одно желание — ублажить вас, — ее глаза сомкнулись, алый ротик приоткрылся и потянулся мне навстречу. Но я мягко остановил ее.

— А если я ничего не хочу?

— Так не бывает, — провела она по моей жесткой щеке. — При виде нас все хотят… ну…

— Я не все. К сожалению.

— Почему к сожалению?

— Потому что давно бы уже наслаждался вами, — тяжелый томительный вздох всколыхнул мою мокрую грудь. Ее облепи белые, розовые и бордовые лепестки.

— Так мы доступны, — подмигнули ее зеленоватые глаза.

— Это и отталкивает. Вы доступны лишь по воле короля, но не по собственной.

— А откуда вы знаете? — игриво пропела она, прижимаясь ближе.

— Чувствую. Я остро чувствую запах желаний. Вы меня не хотите. А потому и я не хочу.

Кажется, она обиделась. Отшатнулась, руки дернулись, а пальцы снова будто одеревенели.

— Зачем вы так жестоко? Мы ж хотим как лучше…

— Ты не поверишь, Альвин, но я хочу того же, — печально молвил я. — Подлей-ка вина?

— Ну вот, хоть чего-то хотите, — под ухом тихо забулькало.

Я снова принялся изучать кружащихся девушек. А точнее горельеф. Ведь я умею видеть дальше того, что нам навязывают, используя наши изначальные пристрастия.

Битва в поднебесье. Возможно ли такое? Легенда или быль? Если легенда, то почему я ее не знаю? Ведь грифон — символ королевства. Иногда его еще называют — Империя Золотого Грифона. Такие легенды должны быть на слуху. Но может позабытая история? Или, как это обычно бывает, умалчиваемая история. История, где противоречивые факты перепутались и слились в картину, не особо благоприятную для современного королевства? Может и так? Но существовали ли грифоны? Эти коренные обитатели всех легенд и мифов. И как можно драться в поднебесье? Ведь это так жутко. А с другой стороны — жутко завораживающе.

Танцовщицы продолжали услаждать мой взгляд. Похоже, танец затягивался — они несколько нервничали, начиная танец по кругу. Им давно уж как пора переходить к другим обязанностям. Но я не спешил. Я приглядывался к каждой, ловил их мысли и желания. Похоже, моя неординарность начала распалять их. Ни разу еще они не встречали того, кто бы отказывался от трех роскошных тел. А меня это забавляло. Признаться честно — до жути хотелось наброситься на них и затащить в бассейн. Вернее, достаточно было лишь поманить — они бы сами прыгнули.

Но я выжидал.

Я раскисал под натиском милых женских рук, как масло под солнцем. Но вдруг подобрался и насторожился. За дверью послышались тихие шаги. Неужели король подослал убийцу? Неужели усомнился в моей мощи? Неужели серьезно испугался за свою жизнь и за сохранность королевства? Подумал, что со мной все же можно разделаться? Как так? Но я увидал в нем истинно мудрого монарха. Неужели он ничего так и не понял? Или понял, но не до конца. Хотя на его месте, я бы дал той же самой Альвин острую отравленную заколку для волос. Чего стоит девушке вогнать ее под лопатку опасному гостю. Я бы и пискнуть не успел. Вернее, я бы то успел, но король, видимо, не верит в мои нечеловеческие способности. Или… я ошибаюсь?

Я метнул острый взгляд на дверь, и тяжелый засов с лязгом закрылся. Свечи и светцы мелко задрожали, словно предчувствуя нечто серьезное. В такт с ними заплясали тени. Шаги неожиданно замерли. Танцовщицы вздрогнули и обернулись. Все чего-то ждали.

И вдруг неожиданно постучали. Тихо, осторожно, ненавязчиво. Мы вчетвером переглянулись, и я шепотом спросил:

— Кто бы это мог быть? Да еще в такой час?