Да только нечасто услышишь искренний смех… Нечасто.

Я люблю смех.

Я не люблю обиду.

Я не обижаюсь.

Я смеюсь.

Стражи помалкивали, пытаясь разглядеть меня. Кто-то едва не вывалился, высунувшись по пояс. Но его с руганью лязгом и скрежетом затащили внутрь башни. В глазах привратников мелькали равнодушные звезды и желание побыстрее отделаться от незваного гостя. Но ночь — моя верная союзница, словно кованый панцирь хранила меня от горящих стрел их жадных взоров. Наконец, благодатная тишина снова в ужасе вздрогнула и поморщилась, когда в ней зазвенел неприятный голос нового стража:

— А ты кто такой? Волшебник что ли? Исполнитель желаний?

Легкая улыбка тронула уголки моего рта. Любая улыбка — тоже смех. Смех же есть глубинное желание — одно из немногих искренних. Желание видеть мир радостным и веселым. Я коротко пояснил:

— Каждый зовет меня, как хочет.

— Я же сказал тебе — проваливай! — гортанное рявканье потрясло округу.

— Да брось, — тихо прозвучал еще один голос, обращаясь к первому. — А вдруг, и правда — волшебник?

— Ты чего?! Белены обожрался?! — гневно рокотал первый голос. — Какие к чертям волшебники?! Или… ты не до конца проснулся?!

— А чего бы он по ночам шарахался? — сонно предположил второй, и продолжительно зевнул. Первый страж издевательски засмеялся и ответил за меня:

— Видать не спится. Да?!

Последнее слово он выкрикнул, обращаясь ко мне.

— Да, — спокойно подтвердил я.

Первый (судя по всему — глава), снова высунулся из бойницы и с лязгом махнул железной рукой.

— Так иди, откуда пришел, и выспись. А после поговорим. Но сначала, олух, научись со стражей разговаривать!

— А кто может научить такому? — осторожно полюбопытствовал я, нисколько не тронутый его оскорблением.

— Мы и научим! — отчеканил страж. — Правда, парни?

Ответом служил одобрительный гул голосов и басовитый хохот. Я подождал, пока они утихнут, и снова заговорил:

— Так вот я и пришел учиться.

Смех разом утих. Стражники снова высовывались из двух бойниц, со скрежетом отирая друг другу бока. Да, нечасто встретишь такого упорного глупца. По крайней мере, в их глазах я выглядел таковым. Наконец, глава привратников снова уделил мне внимание.

— Послушай, скиталец, — в его голосе сквозила явная угроза. Искренняя. — Тебе сказали, куда идти! Вот и иди!

— А куда мне идти? — обреченно молвил я.

— Ты что?! Издеваешься?! — гневно заорал страж. Казалось, сейчас рухнут навесные круглые башенки, выступающие из могучей стены. Тревожный свет нервно заметался в неприступной глубине. Кто-то дернулся, отпрянув от бойницы. Кто-то глухо стукнулся головой о верх проема (благо был в шлеме). А кто-то от неожиданности выронил алебарду — послышался громкий звон. Затем снова крик — душераздирающий и пронзительный. Судя по всему, алебарда угодила кому-то на ногу. От нового крика вздрогнули стены. Из стыков камней засочились волны нестерпимой боли. Пострадавший гортанно орал, изощренно проклиная и алебарды, и тесную келью, и хилые руки. И само собой — ночных философов. На долю последних выпала львиная часть тирады.

Содрогнулась сама ночь. Но не я. Я терпеливо дождался, когда вопли поутихнут. И, как ни в чем не бывало, продолжал:

— Отнюдь. Но мне сказали идти туда, откуда пришел. Но я не могу однозначно сказать, откуда пришел — я постоянно странствую. Быть может, когда-то я бывал и вашем городке. Поэтому я и иду туда, откуда пришел. Так что, почтенные стражи, можете смело пускать меня внутрь. Ведь это ваше пожелание.

Молчание, прерываемое всхлипами, нытьем и приглушенной руганью, длилось слишком долго. Очевидно, они не могли сразу уловить всего смысла. Зато они поняли все сугубо по-своему.

— Каков ловок-то, — раздался новый голос. — Не иначе как волшебник. Может, загадаем чего?

— Прохвост он болтливый, — огрызнулся первый страж. — Зубы нам тут заговаривает. Наверняка посланец вражий. Видал, что творит? А ну опустите алебарды!

Я приободрился — страсти накалялись.

— Посланец вражий скорей всего прикинулся бы купцом и запасся золотом, — предположил я. — Обзавелся наперед телегой, понабрал какого-нибудь товара. И без лишней суеты проехал бы в город. Сунул вам горсть монет, так вы его и пропустили бы. А самое главное — никогда бы не стал разъезжать по ночам, и привлекать излишнее внимание.

Снова молчание. Но на сей раз иное — напряженное и задумчивое. Все осознавали мою правоту, так как не раз обирали проезжих купцов. Уже даже сложились определенные суммы, за которые мог проехать тот, или иной. И вряд ли они досматривали содержимое их повозок и телег. Хотя времена мирные — чего лишний раз тревожиться. К тому же купцы здесь проезжают нечасто.

Стражники долго вдумывались в мои слова. В общем-то, ни для кого не были тайной их дополнительные заработки. Но вслух об этом говорить все же никто не решался. Слухи имели свойство доползать до высших чинов. Могли и вернуться назад, устранив особо прыткого и наглого, чья алчность оказывалась безмерной. Пусть такое случалось редко, но все же случалось. А потому началась незримая борьба жадности и страха. Каменный рот пристыжено поджался. И молчал.

Наконец кто-то самый проницательный нарушил молчание:

— А у тебя, чего, золото есть?

Я приглушенно рассмеялся. Наконец-то они подошли к самому главному. К той великой нерушимой правде, во имя которой они и торчали здесь сутками напролет. В голосе я услыхал плохо прикрытую жадность. Разумеется, победила она. У таких она всегда побеждает. Она мелко дрожала, словно снасть рыболова, который замечтался о крупной рыбине. И в мыслях своих уже разрисовывал пир, где в центре стола будет стоять большой поднос с его уловом. Ловил на себе восхищенные глаза, горящие вокруг. Он станет гордо и важно рассказывать о том, с какими упорством, трудом, даже риском для жизни, удалось ему выудить эту грандиозную тушу. И все с неподдельной завистью будут кусать локти.

Я тихо смеялся. А после таинственно заговорил:

— О, нет, не золото.

Мои слова разом порвали шлейф мечтаний и беспощадно развеяли его. Запахло свежей злостью. Я продолжал:

— Зато у меня есть то, что дороже золота.

Развеялась и новоявленная злость. Многие снова высунули железные головы. Они спешили разузнать, что же может быть ценнее золота. Снова пробивались запахи интереса и… новорожденной жадности.

— Да ну?!

— А что это?!

— Где взял?!

— Сколько стоит?!

— А сколько у тебя этого?!

Вопросы посыпались градом. Я стоял и ликовал. Как приятно в такие мгновения ощущать запах обострившихся желаний. Ведь каждый, под словом «золото», понимает какие-то свои блага и удовольствия. Не были исключением и стражи. Каждый из них в этот миг мечтал о чем-то своем. Разумеется, многие желания совпадали и выглядели обыденно. Но некоторые все же заслуживали особого внимания.

— Чего-то не верится, — я снова услыхал первого стража. Но голос его звучал уже мягче и вкрадчивее. Сомнение и алчность сливались в нем, размягчали и насыщали долей искренности. — Показал бы, что ли?

— А разве не видно? — удивился я, пристально всматриваясь в бойницу. Ее заполонили стальные нагрудники и шлема. Всем не терпелось хотя бы посмотреть на меня. Глава снова высказался:

— Так… темно же.

Я покачал головой, но они не разглядели моего жеста.

— Далеко не все можно глазами увидать. А то, что поистине ценно, мы всегда подальше прячем.

— Ты опять за свое?! — вновь возвысился голос. — Опять лукавишь?!

— Пусть проходит, — зашептали ему на ухо, но я прекрасно слышал, — видать денег немного, вот он цену и сбивает. Так мы его под предлогом обыска и обчистим. Давай уже.

— Не нравится он мне, — таким же шепотом ответил глава стражи. — Уж больно болтлив, да на язык ловок. Утра бы дождаться — хоть поглядеть на него.

— А то вдруг упырь какой? — подхватил еще один.

— Да какой к лешему упырь! — набросился на него старший. — Уж давно пора перестать верить вракам!