Когда волшебники обнаружили, что проблему неба им не решить, их, должно быть, охватила самая настоящая паника, они метались, как цыплята перед автомобилем.

Они искали в других мирах и веках гениального инженера или строителя, не задумываясь, будет ли толк от этой затеи. Должно быть, их сильно впечатлили размеры египетских пирамид. Они воспользовались услугами Хансона, Менеса, Эйнштейна, Калиостро — по каким-то только им ведомым причинам, ведь он никогда не был строителем — и, вероятно, тысячи других. Но никому из них не давали всего необходимого, чтобы он добился успеха. Средства бессмысленно распыляли вместо того, чтобы предоставить их нескольким самым подходящим инженерам.

Должно быть, волшебство сделало решение многих проблем настолько легким, что властителям не хватило духу самим взяться за слишком трудную задачу! Пирамида — это, конечно, дикость, но ведь у безумной идеи и воплощение должно быть безумным!

Возможно, подумал Дейв, они упустили из виду коечто вполне очевидное. По законам логики волшебный клин можно вышибить только волшебным клином! Здесь не годятся традиционные методы, используемые в других мирах. Дейв искал ключ к разгадке, какой-нибудь намек на то, что нужно было сделать туземцам и почему они потерпели неудачу. Ведь мелькала, мелькала какая-то мысль в голове! Вероятно, это была всего лишь нелепая фантазия, но вдруг?..

— Эй!

Внизу раб махал ему рукой. Пока Хансон старался понять, что от него хотят, раб позвал другого, тот подставил плечо, и махавший стал подниматься на блок. Снизу его подталкивали, а сверху — тянул Хансон. Забравшись наверх, раб, задыхаясь, произнес:

— Послушай, дело твое, но если будешь лодырничать, неприятностей тебе не избежать! Погляди на того надсмотрщика! Это — зверь! Не попадайся ему на глаза!

Он взял конец каната и подал Хансону, изображая усердную работу.

Хансон взглянул на надсмотрщика, который смотрел на него.

— А чем он хуже других?

Раб вздрогнул, когда суровый, медлительный надсмотрщик деревянной походкой двинулся к ним.

— Не считай его дураком только потому, что он надсмотрщик! Он хитрее, чем большинство из них, правда, такой же мерзкий. Он — мандрагора, и у тебя не может быть с ним ничего общего!

Хансон вгляделся в старое, морщинистое лицо человека-мандрагоры и содрогнулся. Оно выражало неподдельную жестокость. Дейв зацепил канатом угол каменной плиты, а мандрагора повернулся и зашагал прочь, с методичностью метронома осыпая ударами кнута спины рабов.

— Спасибо, — сказал Хансон. — Интересно, каково это — быть настоящей мандрагорой?

— Да по-разному, в зависимости от обстоятельств, — охотно произнес раб, бывший, очевидно, умнее других и сохранивший силы. — Некоторые мандрагоры вполне настоящие. Я имею в виду, что прямое перемещение тела обычно так повреждает мозг, что от перемещенного мало проку, особенно когда надо чинить небо. Поэтому волшебники берут его имя, как-то цепляют душу и перетягивают ее сюда, а затем восстанавливают тело вокруг корня мандрагоры. А в то, что получилось, вселяют душу, и в конечном счете выходит почти человек, иногда даже лучше, чем был. Но настоящая мандрагора, как этот надсмотрщик, никогда не была человеком. Это мерзкое, отвратительное подобие человека. Волшебство — плохое занятие. Мне оно никогда не нравилось, хоть я и готовился стать Серсой.

— Так ты — здешний? — удивленно спросил Хансон, успевший предположить, что его собеседник — из тех, кого отозвали обратно.

— Многие тут — здешние. Они вызвали многих из тех, кто не годится для этих работ. Но со мной дело обстоит иначе. Хорошо, ты можешь мне не верить, ты думаешь, ученика Серсы не послали бы сюда. Так вот, я могу это доказать. Мне удалось стащить одну из книг, по которым я учился. Видишь?

Он вынул из-под одежды тонкий томик, показал его Дейву и снова засунул назад.

— Тебе такие книги недоступны, если ты не учился. — Он вздохнул и пожал плечами. — Моя проблема в том, что я никогда не мог держать язык за зубами. Я служил в лаборатории и в пьяном виде проболтался об одном из важных случаев оживления. И вот я здесь.

— Гм. — С минуту Хансон работал молча, обдумывая, может ли случиться такое совпадение? Решив, что это вполне возможно, он спросил:

— Уж не Сатер ли Карф приговорил тебя к двадцати жизням на этой стройке?

Раб удивленно воззрился на него.

— Ты угадал. Я умер только четырнадцать жизней назад, так что шесть жизней мне еще предстоят. Но… нет, не может быть! Они рассчитывают, что ты — именно тот, кто может починить небо! Только не говори мне, что ты сердишься потому, что я узнал тебя!

Хансон заверил его, что все в порядке. Теперь и он узнал этого человека.

— А не тебя ли я сегодня утром видел мертвым?

— Вероятно. Меня зовут Барг. — Раб встал и осторожно посмотрел на канаты, опутывающие блок. — Я что, выгляжу достаточно здоровым? Да, я умер сегодня утром, поэтому сейчас совершенно свеж. Надсмотрщики не кормят нас, потому что это напрасная трата времени и еды; они позволяют нам умереть, а затем снова оживляют для работы. Возвращать к жизни тех, с кем это уже проделали однажды, очень просто: ведь души все равно уже нет.

— Некоторые рабы, наверное, были индейцами, — заметил Хансон.

Похоже было, что эту толпу невольников собирали из самых разных уголков света.

Барг кивнул.

— Это ацтеки из города под названием Теночтитлан. Двадцать тысяч по той или иной причине принесенных в жертву. Бедняги! Они считают, что здесь что-то вроде рая, и говорят, что это легкая работа по сравнению с тем, что им пришлось перенести. Сатеры любят вызывать сразу большие группы, например, жертв какого-то Тамерлана, — их здесь превратили в тягловую силу. — Он проверил канат, затем опустился на край блока. — Ты стой здесь и кричи нам в случае чего. Только будь осторожен! Этот надсмотрщик все время смотрит на тебя. Следи, чтобы канаты не оборвались, когда мы потянем эту штуку!

Он заскользил вниз, хватаясь пальцами за блок. Зацепившись за что-то одеждой, он выругался. Ему удалось одной рукой освободить одежду, вынуть из-под нее тонкую книгу и показать ее Дейву.

— Вот, пусть будет у тебя, пока мы не встретимся сегодня вечером! В твоей одежде его легче спрятать, чем в моей!

Он бросил Дейву томик и спрыгнул вниз.

Хансон спрятал книгу и решил поискать себе какое-нибудь занятие. Надсмотрщик-мандрагора бросил на него недобрый взгляд, но мгновение спустя нашел другой объект для издевательств.

Цепочки рабов с обеих сторон впряглись в канаты. То и дело раздавались громкие удары кнута и хор воплей.

Загремел барабан, рабы напряглись и потащили телегу.

Канаты натянулись как струны, и, как бы ни был велик вес огромной глыбы, телега тронулась с места.

Хансон тянул канат, одновременно предаваясь совершенно безумным размышлениям. Мандрагоры и люди-мандрагоры, люди-зомби, люди из прошлого и многократно воскрешенные! Небо, падающее огромными кусками!

Что еще произойдет в этом невероятном мире? Словно в ответ на его вопрос вверху ярко вспыхнуло.

Тело Хансона отреагировало раньше разума. Он заслонился от вспышки рукой. Но ему удалось искоса взглянуть на нее, и он понял, что на растрескавшемся небе что-то произошло. Мелькнула догадка, что солнце превратилось в сверхновую.

Он ошибся, но немного. С солнцем действительно что-то случилось! Теперь оно сверкало и полыхало, выбрасывая огромные языки пламени. Оно висело на границе новой огромной дыры и качалось, сползало, теряло равновесие!

Рабы, охваченные паникой, пронзительно закричали, словно почувствовали близкий конец света. Многие побросали канаты и побежали кто куда, вслепую, сбивая друг друга с ног и давя. Люди-надсмотрщики также поддались панике, и только мандрагоры оставались неподвижными, глупо моргая каждый раз, когда мимо них пробегал человек.

Хансон бросился ничком на камень. Наверху ревел уходящий в дыру воздух, и был еще звук, похожий на треск рвущейся ткани в сочетании с непрерывными взрывами атомных бомб. Потом Хансону показалось, что ему по ушам ударил молот самого Тора.