Третий товарищ был тщедушный, низенький старичок, согбенный годами; ему безошибочно можно было дать восемьдесят лет; на сморщенном лице его все черты как будто прищуривались; оно сохраняло самое жалкое, униженное, полазчивое выражение.

Глаза его видели еще ясно; но, вероятно повинуясь жалкой роли своей, старик закрыл их, как только вошел в избу и увидел при свете лучины постороннего человека.

Весельчак между тем суетливо выступал вперед, держась одной рукой за конец палки, которая находилась в руках худенького, бледного мальчика лет восьми, обутого в такие лапти, что они пришлись бы впору великану; другою рукою весельчак водил по воздуху; ладонь его случайно встретила лицо старичка, и он закричал во все горло:

- Ослеп! ослеп! Братцы-кормильцы, ослеп! Слышь, Верстан (это было прозвище великана), смотри-тка: старик-то наш ослеп! а ведь сейчас еще видел; недавно ослеп и ничего уж не видит, сердечный!..

- Молчи, чужой, - шепнул Верстан.

- Свой, - шепнула в свою очередь Грачиха, шедшая, чтоб запереть дверь.

- Что ж ты нам, "масья" (мать), ничего не сказала? - крикнул весельчак, - э-эх! купил, значит, корову, привел домой, стал было доить, а тут уж был бык! - добавил он, уперев руки в бока и став козырем.

- Мальчик его? - спросил Верстан, указывая старухе на Степку.

- Мой! - отозвался Филипп, к которому, после первого беглого взгляда, возвратилась уверенность.

Весельчак остановился, внимательно прислушался к голосу незнакомца.

Услышь он его хоть десять лет назад, он и тогда не ошибся бы; но голос был ему незнаком; приняв Филиппа за своего брата слепца (предположение, которое вызвано было присутствием мальчика), он повернулся к нему и спросил:

- Откуда, небоже?

- Прохожий…

- Вот это ладно, похвалить можно, - произнес слепой тоном недоверчивым и насмешливым, - отколева ни шел, нас не миновал, к куме в гости зашел - это ладно!..

Но, вероятно не довольствуясь неопределенным ответом Филиппа и побуждаемый подозрительным любопытством, свойственным слепым, весельчак обратился к вожаку своему и сказал ему на своем наречии, чтоб он подвел его к чужому мальчику; поровнявшись со Степкой, слепой неожиданно опустил ему на голову свободную руку свою и так быстро ощупал ему лицо, что тот не успел отвернуться.

- Э-э! курносый какой!.. да и зубы-то заячьи - едоват, должно быть, паренек-то… Мотри, Мишка, близко не подходи: укусит! - произнес слепой. -

Эвна… э! ах ты! поди какой, драться еще вздумал! - подхватил он, почувствовав на руке кулак Степки, - ну, давай, давай, когда так… только, чур, мотри, подножки не ставь… давай, берись; кто кого…

- Полно тебе, бешеный… как те звать-то?

- Фуфаев, касатка… Фуфаев!.. Зовут Евдоким, величают Фуфаев…

- Полно, когда так: чего развозился? - продолжала Грачиха, появляясь в маленькой дверце между печью и перегородкой.

Там, за перегородкой, успели уж расположиться мрачный Верстан, старик,

Филипп, и слышались расспросы: откуда? куда? - расспросы, на которые Филипп отвечал самым сбивчивым образом.

- Мишка, - сказал слепой, пробираясь ощупью по палке к своему вожаку, получившему от Степки на свой пай несколько ударов, предназначавшихся слепому.

- Мишка, - прибавил он, сбрасывая наземь суму, - садись-ка, поужинай… Вишь у нас с тобой сколько корок-то!.. живой человек - проглотишь!.. да и товарища угости.

Выбирайте что ни на есть самую сладенькую из всех - гуляем, значит!.. А жестко покажется, хозяйка молочка даст для праздничка… Где нищий не бывал, там, слышь, по две милостыни дают - так ли, "масья", а?..

- Полно, полно балясничать-то! - ворчала Грачиха, - спать ложись; не время с вами возиться.

Оставив вожака своего, который сел, пригорюнясь, на лавку в первой половине избы, слепой ощупью направился к хозяйке.

Войдя за перегородку, он ощупал ладонью каждого из присутствующих, расположился подле Филиппа и, приподняв руку, провел, как бы нечаянно, ладонью по лицу его.

- Дальше, брат; я этого не люблю, - проговорил он грубо, отталкивая руку.

- Экой ты какой!.. как же так?.. Ведь вот товарищи тебя видят… а мне так уж, стало быть, и нельзя… и мне хочется!.. Даром у меня глаза-то глядят, как собаки едят, и ничего не вижу!.. "Перебухи-то у меня в пучки сбежали" (глаза у меня в пальцы ушли), там и остались, удержал насилу… Ты этим не обижайся… как те звать-то?

- Евдокимом, - наобум отвечал Филипп.

- Э! ну вот еще и тезка!.. Эка знатная у тебя компания собралась, "масья"! Ты не чаяла, небось, дорогих гостей… оно и все так-то: около проруби и все слетаются белые голуби! - подхватил Фуфаев, - чем-то нас только угощать станешь?.. Не брезгливый народ! давай хоть "креса" (мясца), и то съедим… мы люди заезжие, у тебя добро-то завозное - жалеть, стало, нечего.

- Хлеб ешь, коли голоден…

- Да что хлеб! "Сушак" (хлеб) у нас и свой есть! в своих амбарах много, вишь!

- сказал он, похлопывая по суме старика, который жадно ухватился за нее обеими руками, - чего испугался, дядя Мизгирь? уж полно, нет ли у тебя тут денег, в суме-то?

- подхватил Фуфаев.

Он остановился, поднял брови, выразительно кивнул головою на старика и продолжал:

- Ты, тетка, может еще не знаешь… и ты, Евдоким, не знаешь… Ведь дядя-то этот у нас богач! Не смотрите, он таким общипанным кажет: он это так, для виду… у него деньги-то и-и! только накопил, сам счет забыл… Нам бы самим невдогад, - под хватил Фуфаев, видимо забавляясь проклятиями, которые посылал ему старик, - сами не ведали, где у него деньги-то спрятаны, да намедни проговорился… во сне выдал: все про какую-то кубышку бормочет… мы давай приставать; что ж? дознались ведь, сказал: у него, слышь, кубышка, с деньгами-то в Журавлинской роще зарыта… Не сойти мне с этого места, коли не так!

- И не сойдешь когда так! не сойдешь, окаянный - злобно проговорил

Мизгирь, - ну чего пристал? чего привязался?.. Оставь! - добавил он, огрызаясь, как старый беззубый волк, настигнутый собаками.

- Диковинное дело: кому он только деньги-то копит? - продолжал еще усерднее приставать Фуфаев, для которого не было лучшего увеселения, как дразнить старика, - сам ведь в гроб глядит, а "юсы" (деньги) копит. Умрешь, ничего ведь с собой не возьмешь… И не умирает-то он, братцы, потому больше, боится: дорого возьмут за похороны… Скупые все в одново: они что "маркуши" (овцы): спроси овцу, кому шерсть растит - рази для себя?! другим же достанется… Скажи лучше, дядя

Мизгирь, право, скажи, в кое место кубышку зарыл?.. Ой, скажи!

- Экой шут какой! - смеясь, заметил Филипп, - и все-то он у вас такой веселый?

- О чем скучать-то? что глаз-то нету? эвна! да ты: мне назад их отдай - не возьму, право, не возьму! зачем они мне? Глаза человеку неприятели.