Мы вышли на дворцовую площадь. Столпившийся на ней народ едва сдерживала стоявшая напротив первых рядов стража. Энтузиазм толпы был столь велик, что после радостных выкриков приветствия, раздавшихся при нашем появлении, меня едва не сбило с ног волной докатившегося до нас перегара. Народ, воодушевленный выпитой с утра медовухой, так и рвался в бой. (Хорошо ещё, что рецепт королевского самогона всё еще оставался государственной тайной, а то, боюсь, уже к обеду побивать противника было бы некому). Надо было сказать речь. Я с надеждой бросил взгляд на стоявшую рядом Августину и страдальчески улыбнулся. Та, в свою очередь, божественно повела рукой, направляя меня в сторону подиума и, тем самым, отрезая мне всяческий путь к отступлению. "Что ж, я готов погибнуть первым"! - невеселая мысль сделала дырищу в моём мозгу. Я сплюнул на ковровую дорожку и сделал шаг вперёд.

 -Друзья! - мой голос взвился над дворцовой площадью и заставил смолкнуть даже самых ретивых. - Враг стоит у ворот и ...- на этом месте пластинку заело. Наверное, я бы так и остался стоять с разинутым ртом, но меня спасла классика. - Отступать некуда, позади...- я прекрасно знал, что у меня позади дворец, но, простерши руку за спины стоявшего народа, что есть силы выкрикнул, - ваши дома! Ляжем костьми, но не отступим! - Народ взревел. Воодушевленный их поддержкой, я выкрикнул: - Родина вас не забудет! - и уже совсем тихо добавил: - Но и не вспомнит...

 -Что ты сказал? - за моим плечом раздался ласковый голос совсем некстати оказавшейся рядом Августины. То, что она перешла на "ты", мне совсем не понравилось.

 Я нервно дернулся и повернулся.

 -Я? - Кажется, моя рожа покрылась пурпуром, и я не совсем уверенно промямлил: - Родина нас не забудет.

 -Нет, не то! Это я слышала! А что ты сказал потом, совсем тихо?

 -Ну-у-у-у... - соображал я сегодня на удивление туго, - это нечто благословения, принятого в моём мире.

 -Правда?! ... "не вспомнит", это о ком?

 Кажется, она всё отлично расслышала, и теперь играла со мной в дурачка, желая узнать как я выкручусь. Что ж...

 - О, принцесса! - я наклонился в поклоне, желая скрыть краску, появившуюся на моём лице. - Я сказал: "И пусть смерть о вас даже не вспомнит". Это очень древнее благословение, оно...

 -Довольно! - кажется, меня спасло лишь то, что у нас совсем не оставалось времени. - Граф, берите гвардию и поднимайтесь на стены!

 Я внутренне охнул. До сего момента все происходящее казалось мне чем-то потусторонним, меня не касающимся, и вот теперь... Представив себе тучи стрел, горы трупов и реки крови, я невольно ощутил желание поскорее отсюда выбраться. Но не зная, как это сделать, лишь легонько вздохнул и, подбадриваемый радостными тычками принцессы, двинулся к стоявшей на вытяжку и облаченной в серебристые боевые доспехи гвардии. Будучи чужеземцем, я бы, наверное, еще мог отказаться от битвы... Но став (причем, вполне добровольно) подданным Его Величества, да к тому же еще и дворянином. Увы, увы... Отказ от сражения грозил мне, как минимум, четвертованием. Как максимум - четвертованием и сожжением останков с торжественным преданием анафеме. Я еще раз вздохнул и попытался полностью сосредоточиться на предстоящей бойне...

 -Вы скучаете по тому Вашему миру? - неожиданно положив на моё плечо руку, спросила принцесса.

 Я отрицательно покачал головой. О прошлом, что осталось в другом мире, я не вспоминал. Да и к чему было думать об этом днем, если и ночами мне не было покоя от бесконечно повторяющегося сна?!

 

 Первая атака захлебнулась. Тролли, напоровшиеся на густую стену летящих со стен копий, сминая свои же ряды, ломанули в обратную сторону, словно тяжелые великанские плуги пробороздив борозды в тяжелой коннице рыцарей. Обнаружившиеся за их спинами орки и почти такие же, но более массивные и угловатые гоблины, попав под град летящих со стен стрел, дали дёру вслед за ними, а черные бароны, оказавшиеся перед стенами без поддержки союзников, в одиночестве идти на штурм не пожелали, и осадив коней, недосягаемые для наших стрел, медленно потрусили обратно. Посланные им вслед три арбалетных болта со стуком отскочили на землю, оставив на вражеских доспехах лишь небольшие круглые вмятины. Я удрученно покачал головой и, перебежав по стене, приблизился к сидевшим на выступающей над стеной башне арбалетчикам.

 -Видели? - спросил я, имея в виду результат их стрельбы.

 -Видели, чего уж не видеть! - старшой над арбалетчиками, тяжело вздохнув, опустил голову. - Вы уж, батюшка- воевода, не серчайте...

 -С чего мне серчать? Латы на них добрые, с такого расстояния и из ружья не пробьешь, а уж стрелой и подавно. Вы, братцы, следующий раз только когда уж на стены полезут стреляйте, или же в забрала цельтесь, ежели попадете.

 -Попадем, отчего ж не попадем! Вот Стешка, - старшой показал на сидевшего на корточках белобрысого паренька лет семнадцати, - с полтораста шагов медяк с головы сбивает. - Он одобрительно пошебуршил парню волосы и тот застенчиво заулыбался.

 -Добро! Бывайте! Сами-то не подставляйтесь! И выжидайте. На рожон они больше не полезут. Другим арбалетчикам мои слова передайте, пусть стрел зря не расходуют. Хоть и много их у нас, но врагов тоже не меряно. - Я кивнул в сторону расстилающегося перед нами поля. На его порыжевших от палящего солнца просторах бесформенными кучами лежало до сотни неподвижных орков. Дюжина коней, сбитых с ног отступающими троллями, не в силах подняться, подмяв под себя завывающих всадников, било копытами воздух, а под самыми стенами города, распластавшись, словно черные каменные глыбы, валялось семь уродливых троллей. Но это была лишь мизерная часть наступающего войска... У нас потерь пока не было. Но стоило ли обольщаться? Пожав старшому арбалетчиков руку, я откланялся.

 

 Вырвавшиеся слова про ружье не давали мне покоя. Автомат, аккуратно завернутый в чистую тряпицу и спрятанный в дорожный мешок, лежал на постоялом дворе. Почти четыре сотни патронов, забитые в магазины в ожидании своего часа, по-прежнему находились в моей разгрузке и, примененные с умом, вполне могли решить исход боя. И я бы непременно воспользовался ими, если бы не одно НО. В моей голове еще больше крепло осознание того, что оружие, принесенное сюда из другого мира, мне еще пригодится, но не сейчас и не здесь.

 -Батюшка! - вернувшись на свое (полководческое) место, устроенное в нише одной из центральных сторожевых башен, я первым делом отыскал взглядом отца Клементия. - У меня к Вам просьба.

 -Приказывайте, государь-воевода, приказывайте! - почти по-военному отозвался священник и осторожно потрогал висевший на груди крест. Отец Иннокентий, посмотрев в его сторону, неодобрительно фыркнул, мол, чего это ты выслуживаешься? Но, получив в ответ грозный взгляд Клементия, нервно дернулся и, пробормотав что-то невнятное, поспешил выскользнуть из ниши, ставшей для него вдруг тесной.

 -А просьба вот какая. - Я наклонился к уху святого отца и подробно объяснил смысл возникшей у меня идеи. Посвящать в неё остальных мне не хотелось, и не потому, что это была какая-то тайна, отнюдь, просто я не был уверен в том, что моя идея сработает.

 Отец Клементий меня внимательно выслушал и, улыбнувшись, краешком губ едва слышно произнес:

 -Не опасайся, Николай, получится, с божьей помощью еще как получится! Вы ужо только тут чуток продержитесь, а там... - что будет там, он не договорил и, оттеснив плечом сунувшегося было обратно Иннокентия, заспешил выполнять моё приказание.

 -Это ж он куда поперся? - отец Иннокентий был в своём репертуаре. Ни к кому конкретно не обращаясь, он продолжил свои рулады. - Это ж что ж получается, мы тут смертию принимать будем, а он невесть где пропадать станет? И Яга опять в бега подалась. Куда, я спрашиваю, Яга подевалася? Вот нечисть-то лесная, испугалась, в беде нас бросила, ау, Яга! Ау!

 -Здесь я, здесь! - своей сухонькой ладошкой звонко хлопнув юродствующего священника по плечу, из-за его спины показалась наша, во весь рот улыбающаяся старушка. - Чего разорался? - Священник вздрогнул и сжался, а Яга, не дождавшись от него ответа на свой вопрос, посмотрев в мою сторону, незаметно подмигнула и нарочито сердито (так, что Иннокентий снова вздрогнул) спросила: - Колюшко, касатик, ты не подскажешь, я-то, старая, на ухо глуховата стала, тут кто-то нечисть лесную впрямь поминал или мне послышалось?