Эх, как не думалось мне, что это еще на следующей неделе, через пять дней, послезавтра, завтра, а глядишь уже вот он первый день на седмице, луна в самой поре и дело уже к вечеру. Полдень проскочил и не заметил. Отцу Клементию хоть бы хны, дрыхнет в тенёчке, руки на пузе сложил и похрапывает. Пойти его разбудить, что ли? Зачем? Просто так, чтоб жизнь мёдом не казалась...

 Но когда во мне окончательно созрело решение пойти и разбудить нашего святошу, он проснулся и, широко зевнув, с наслаждением потянулся. Потом встал, не спеша прошествовал к озеру и, присев на корточки, запустил свои длани в его глубины. Затем плеснул на лицо водицей и блаженно улыбнулся, ни дать, ни взять натуралист на природе. Утершись рясой и согнав улыбку он направился в мою сторону.

 -Да благословит Господь труды наши! Удел наш труден, но высок! Не всякому мужу по силам деяния сии и да пребудет...

 Ну, понесло...

 -Аллах акбар!

 Отец Клементий, поперхнулся, недовольно на меня покосился и продолжил свою проповедь, но, опасаясь новых выходок с моей стороны, явно её (то есть проповедь) подсократил. Ибо уже через пару минут обратясь ко мне перешёл на нормальный человеческий язык.

 -Так что, Никола, готов ли ты за дело правое голову положить?

 -Не-а, - я помотал головой, - не готов я предстать пред Господом нашим. Мне сперва грехи искупить надо, да и жить пока нравится, так что я повременю. Ну, а Вы, если уж так невтерпёж, давайте, вперёд на мины.

 Что такое мины батюшка не знал, но смысл в целом понял. На его морде лица проступило удивленно - раздосадованное выражение, правда быстро сменившееся на грустно-отеческое. Посмотреть: прямо-таки старая нянька над дитем-несмышленышем.

 -Ты, Николай, - оказывается он имя мое и правильно говорить может, - просто молод еще, не понимаешь, что судьба нам не часто дает возможность за веру постоять. Ежели и погибнешь, Господь не обойдет тебя своей милостью, да и мы с отцом Иннокентием поспособствуем, помолимся. А как возвратимся к братии, молебен по тебе отслужим.

 -Вот за молебен тебе, батюшка ,спасибо, удружил, всю жизнь только об этом и мечтал. Но не выйдет у тебя ни шиша, я же тебе говорю: рано мне пока помирать.

 -Так я тебя и не тороплю, меч сперва достанешь, а там уж как получится, за оградку главное его перекинь...

 -Так ты что, "святое причастие в рясе", Ку-клукс-клан недоделанный, решил, что я один на кладбище попрусь? То-то ты и не чешешься. Нет уж, ни фига. Или идем вдвоём или не идем вообще. И ты идешь первым! - я сознательно перешёл на ты, что бы добить его окончательно.

 -???

 -И не смотри ты на меня так, ты не Ленин, я не буржуазия. Мне что, твой отец Иннокентий брат, сват? Мне ваши проблемы по барабану, я могу уйти и тебя одного здесь оставить. Хочешь за мечом - иди, а хочешь- у Яги живи. Это уж вы как договоритесь. У меня своя дорога, у вас своя.

 Здорово я его, аж пятнами весь пошел. Привык чужими руками, хотя насчет рук может я и ошибаюсь, руки у него самые то, лопаты, а не руки. Значит отвык, обленился, ничего, мы его быстренько пообломаем, всё вспомнит. Не может - научим, не хочет - заставим.

 -Таки и не пойдешь? - произнес батюшка вкрадчиво, кажется, он осознал всю серьёзность положения, но до конца так и не поверил.

 -А мне это надо?

 -Хорошо, хорошо, вместе так вместе, сейчас перекусим и пойдем.

 А быстро он сориентировался, стоит бодрячок бодрячком, только морда малость красная и веко подрагивает. Ничего, свыкнется, хотя первым на кладбище его всё равно не затолкаешь, да оно может и к лучшему, ещё неизвестно где безопаснее: спереди или сзади, на спине-то глаз нет.

 

 Когда мы вышли уже смеркалось. Узкая лента дороги серой змеёй убегала в даль, пропадая среди чахлых, исковерканных бурями деревьев. Я повторял про себя последние инструкции, полученные от Бабы-Яги, отец Клементий поудобнее устраивая перекидывал с плеча на плечо мешок со всевозможными защитными амулетами, склянками со святой водой, кадилом, ладаном, завернутым в серую парусину десятком разнокалиберных свечек и огнивом, выданным Бабой Ягой под строгое обещание вернуть в цельности. Из карманов его рясы во все стороны торчали пучки каких-то сушеных трав, призванных если не сразить, то как минимум отпугнуть обитающую в округе нечисть. Травка эта, так же как и огниво, была получена от Тихоновны. Отец Клементий, хоть и почитавший нашу хозяйку за ту же самую нечисть и сильно досадовавший, что та после наложения на неё креста не корчится в страшных муках, в преддверии большей опасности не только не стал открещиваться от её советов, но и сгреб в мешок все что попало под руку. Так что после его набега Яге пришлось извлекать из мешка: сушёные мышьи лапки, лягушачьи шкурки, змеиную желчь, гадючью печень, пучок базилика и скляночку черного перца. Правда, поразмыслив, она решила перец оставить, для того чтобы, как она выразилась, "врагам в глаза посыпати".

 Идем не спеша. Тишина, благодать. Луна уже корячится на горизонте, переваливая своё раскрасневшееся тело через возвышающийся над лесом косогор, ни дать, ни взять глаз циклопа. Под её блеклыми лучами в куче бурелома сверкнули чьи-то "моргалки" и тут же повеяло странным пронизывающим холодом. Или это мне показалось? Мурашки, пробежавшие по телу, заставили зябко поёжиться. Предчувствие опасности бодрит не хуже самого холодного ветра. Мой ржавый меч, зажатый в правой руке, особой уверенности не придаёт, но с ним всё же лучше чем без него. Дракона, конечно, не завалит, но голову супостату помельче срубить можно (с трех раз). Сколько бы я его не точил, он остаётся таким же тупым, как и был, то ли металл такой, то ли я точильщик... А его "преосвященство" вышагивает чуть сзади, и всё норовит перестроиться мне за спину, поминутно крестится и зыркает по сторонам: "не вспыхнул ли от сего деяния бес али демон". Никто не вспыхивает и спустя полчаса отец Клементий успокаивается, а зря. Зенки самых разнообразных цветов и размеров таращатся на нас чуть ли не из-за каждого пня, и я далек от мысли, что это простые зайчики и лисички. Что-то я не помню, чтобы глаза наших зверюшек так разнообразно светились или здесь природа такая? Чья-то длинная тень мелькнула меж деревьев и, потонув во внезапно вспыхнувшем бледно-сиреневом мареве, осветившим широкую клыкастую пасть, исчезла. Не хотел бы я встретиться с этой зверушкой нос к носу. А ведь наверное смотрит на нас, облизывается, но напасть почему-то не решается, может сыта? Или ждёт когда это сделает кто-то другой, а она уж на готовенькое? Не дождётся. Скорее ,что ли ,добраться до кладбища, но что-то его не видно. А луна уже из-за косогора вылезла, от тумана опросталась, побледнела, налилась ясностью, вся округа как на ладони. Чав, чав - под ногами мох. Осока справа, слева, кустик рогоза впереди, а дальше только кочки, никакой тебе оградки, никаких врат кладбищенских.

 -Бум-с, - больно-то как. Как шел -так лбом и печатался, чуть меч не выронил и вроде нет ничего, а стена. Лоб болит, но одно утешает, кажется пришли. Отцу Клементию повезло больше, остановился вовремя, теперь стоит с ноги на ногу переминается, руки чем занять не знает.

 Интересная все же штука: твердая, невидимая, надо попробовать мечом поковырять. Бесполезно, не ковыряется, а если со всего размаха. Эхма... глухой удар и ничего больше. Руку только отшиб.

 -Акстись, ты чего вытворяешь? - ну слава богу, отец Клементий проснулся, - ты же всю нечисть так разбудишь.

 -А Вы что-нибудь конкретное предложить хотите? - с тех пор как он со мной в одной связке, я снова перешел на Вы. А чёрт, а лезвие-то как от удара по нему молотом, это сколько же его теперь точить надо? - может, попробуете крест наложить или святой водой сбрызнуть?!

 Лунного света мне вполне хватило, что бы заметить как наш святоша взбледнул с лица.

 -Ить как спровоцируем чего?!

 -А кого нам бояться? Нечисти? Так мы к ней и идём. Два- три лишних демона нам не помешают, - ну может это я и зря про демонов- то, хотя с другой стороны не век же ему бояться, привыкать пора, - так что, батюшка, с богом, с богом.