Секрет гизбара1
О загадочном Эдмонде Сафре мир узнал после того, как его не стало. 3 декабря 1999 года в пентхаусе монте-карлианского филиала Republic National Bank of New-York вспыхнул пожар. Банкир задохнулся от дыма.
Сразу после трагедии передовицы мировых газет запестрели сообщениями о сенсационной смерти неизвестного миллиардера. Неизвестного, впрочем, только непосвященным обывателям. На отпевании Сафры, состоявшемся в женевской синагоге Хекал Ханесс, собралось 700 представителей деловой и политической элиты мира — от министра иностранных дел Израиля Давида Леви до бывшего генерального секретаря ООН Переса де Куэльяра. Украдкой смахнув слезу, нобелевский лауреат Эли Визель подвел черту под загадочной популярностью «скромного банкира»: «Ты свел вместе людей, у которых разное прошлое, разная культура, разные религии и социальные горизонты».
Словно рассекреченный после смерти разведчик, Эдмонд Сафра предстал перед общественностью, обалдевшей от неожиданности откровений, во всем великолепии жизненных достижений: многомиллиардное состояние, знакомство с выдающимися политиками современности, а главное — сеть банков, в которых, по слухам, хранятся сбережения самых богатых и самых затаенных людей планеты. Богатых и затаенных, как сам Сафра.
В отечественной прессе новость о гибели банкира подавалась в контексте сенсационной версии о следе «русской мафии» и «Медельинского картеля»: «Еще в 1989 году Таможенная служба США и Федеральное агентство по борьбе с наркотиками подозревали, что Republic National Bank of New York замешан в отмывании наркодолларов скандально известного «Медельинского картеля» Колумбии. Тогда это дело заглохло. Но девять лет спустя именно банк Сафры — конкурент Bank of New York — информировал ФБР о причастности последнего к отмыванию средств, поступавших из России. Все эти подробности наводили на мысль о заинтересованности в гибели Сафры как колумбийской наркомафии, так и российских криминальных кругов (заметим: банки Сафры сотрудничали с СССР, а затем и с Россией еще с начала 1980-х, а их владелец в разгар дефолта 1998 года несколько раз тайно встречался с олигархами эпохи Ельцина)»2.
Версия о «мести мафии» родилась из рассказа медбрата Сафры — Теда Маера, записанного в полицейском участке в день происшествия: в дом проникли двое вооруженных людей в масках, напали на Теда, который находился в тренажерном зале в нескольких метрах от опочивальни хозяина, нанесли ему три удара ножом, подожгли здание и исчезли в неизвестном направлении. Однако уже через неделю Тед Маер радикально изменил показания, сделав сенсационное заявление: ножом порезал себя сам, салфетки в мусорной корзине запалил тоже сам, желая инсценировать покушение на хозяина, спасти его и снискать славу героя и премиальные. К несчастью, заигрался: пожар вышел из-под контроля, и бедолага Эдмонд Сафра задохнулся. Кстати, вместе с медсестрой Вивиан Торренте. Общественность поворчала-поворчала, да и махнула рукой на очередные концы, спущенные в воду.
И напрасно! Версия Теда Маера, за которую медбрат получил 10 лет тюремного заключения, до того абсурдна, что ее принятие для любого здравомыслящего человека равносильно оскорблению. Не менее оскорбительны и бредни про «русскую мафию». Подумайте только: Эдмонда Сафра оберегала в прямом смысле слова армия телохранителей, специально натренированных израильской разведкой Моссад. Комплексная система защиты в резиденции банкира давала фору президентским дворцам: внутрь помещения не то что браток из Долгопрудного (или где там гнездится «Russian Mafia») — муха живьем не могла пролететь. О параноидальной одержимости Эдмонда Сафры собственной безопасностью можно судить по одному эпизоду: как-то раз над его резиденцией пролетел случайный вертолет. Банкир немедленно позвонил министру внутренних дел Франции и добился не только идентификации борта, но и полной информации о находящихся на нем пассажирах!
Какие тут могут быть «люди в масках»? Какое проникновение в дом? Побойтесь бога! Эдмонда Сафру можно было ликвидировать только силами самого дома — в прямом и переносном смысле слова. На этой аксиоме мы и попытаемся раскрутить события десятилетней давности.
Поиски Шешбацара
Полагаю, читатель догадывается, что ответа на вопрос «Кто убил Сафру?» мы никогда не узнаем. Единственное, на что можно надеяться, так это обозначить контуры — «Кому было выгодно?» и «Ради чего, собственно?» Впрочем, и этого немало: по крайней мере не придется забивать голову глупостями про месть «русской мафии» и самодеятельность обслуживающего медперсонала. Назвать по имени главных игроков мировых подковерных финансов — уже достижение.
Начнем с фамильной мифологии. Открытые источники информации любовно мусолят лубок про «линию потомственных финансистов Сафра», которые, де, «обменивали товар между Парижем, Ниццей, Марселем, Мадридом, Барселоной, Неаполем, Триестом, Женевой и Венецией — с одной стороны, и Александрией, Афинами, Стамбулом, Бейрутом, Дамаском и Алеппо — с другой».
Звучит, конечно, авантажно, только к семейству Сафры никакого отношения не имеет. Выше помянутые торговые маршруты аккуратно воспроизводят деловую активность сефардов3, которая кропотливо выстраивалась на протяжении пяти столетий. Масштаб Якова Сафры, отца династии, был менее притязателен: он ходил по базару Алеппо (видный кишлак в Сирии), звякал медяками в пухлой мошне и зычным голосом предлагал арабским купцам деньги под процент. Размер процента зависел от кредитоспособности торговца, которая определялась строго научным способом: папа Яков засылал шустрого пятилетнего сынулю Эдмонда, героя нашего повествования, в задние комнаты торговых лавок, где ребенок под видом беспечной игры пристально изучал товар. Если шмотки и бусы не томились под пудовой пылью, оборот был бойкий — а значит, сохранялась надежда на безболезненный возврат ссуды. Именно такой «банковской деятельностью» ростовщик Яков Сафра наращивал стартовый капитал семейства, а будущий миллиардер Эдмонд осваивал первые жизненные «университеты».
Несколько десятилетий упорного лихоимства, подкрепленного активными валюто-обменными операциями, позволили отцу Эдмонда соорудить подобие семейного банка J.E. Safra Bank, открытого в Бейруте в 1920 году. Конец бизнесу положило учреждение государства Израиль, сделавшее существование евреев в арабских странах Востока невыносимым. В 1949 году Яков Сафра уезжает из Ливана. Не в Израиль, как можно было бы предположить, а в Италию. Деньги в семействе на этот момент, очевидно, водились, однако не в таком количестве, чтобы обеспечить полную материальную независимость на чужбине: 17-летнему Эдмонду приходится найти работу на стороне — в одной из миланских торговых компаний.
В Италии дела у Сафры не заладились, и отчаянные сефарды двинулись дальше — прочь из Европы, в Бразилию (1952 год). Именно в этой знойной стране родилась великая финансовая империя Сафры. Родилась — обратите внимание — не из стартового капитала, а из гениальной концепции. Выбор новой родины Яков Сафра сделал не случайно: Бразилия дала приют очень большому числу сефардов, эмигрировавших из Европы в годы Второй мировой войны. Заметьте: евреев-сефардов, а не ашкенази4 — последние в подавляющем своем большинстве подались в Соединенные Штаты Америки.
Разница между сефардами и ашкенази огромна не только в финансовом, но и в социально-психологическом отношении: ашкенази открыты, пассионарны, либерально-демократичны, беззаботны и в массе своей не богаты. Сефарды консервативны, скрытны, осторожны и, опять же — в своей массе, состоятельны до неприличия. Речь идет не о кубышках с тысячами долларов, а о многомиллионных состояниях, которые накапливались столетиями.