— Не завершен? — Ольга со страхом вгляделась в распахнутое окно, за котором виднелось множества горящих алыми огнями глаз.

— Да. Я призвал волков, и теперь должен доказать свое право командовать ими. — Рау закончил бинтовать руку, и тотчас, словно получив какой-то сигнал, на подоконник вскочил могучий зверь.

Он был великолепен. Огромный волк, на мгновенье замерший в проеме окна был прекрасен той дикой и смертоносной красотой, которой обладают многие могучие и опасные хищники из тех, на которых люди предпочитают любоваться на картинках, в экране телевизора, или на крайней случай — через решетку зоопарка, но при встречи с ними без дарованной цивилизацией защиты — бегут без оглядки. Бегут, побуждаемые древними доставшимися еще от пещерных предков инстинктами, которые в тот момент немедленно просыпаются, даруя ясное понимание, что бег, — это единственный, пусть и небольшой шанс на спасение жизни.

Коротко рыкнув, волк внимательно оглядел небогатую обстановку квартиры. В тот момент, когда его глаза скользнули по ней, Ольга с трудом подавила рефлекторный позыв, настойчиво требовавший от нее немедленно забраться под стол и прикинуться ветошью.

— Я тут, Бывший Вожак, — поспешил вмешаться заметивший её испуг Рау. Коротким, скользящим шагом он вышел на середину комнаты, закрывая собой девушку и призывно взмахнул мечем. — Ты ведь пришел, чтобы сразиться со мной за право власти над стаей? Так не будем тратить время! — Эльф улыбнулся, обнажая зубы. и направил меч острием на хищника.

С яростным рычанием волк атаковал.

Расширенными от ужаса глазами Ольга следила за схваткой. До сих пор, единственным случаем, когда она видела своего названного брата в бою, была их самая первая встреча, и тогда он не произвел на неё особого впечатления. Да, сражался он действительно хорошо. Однако, ничего невероятного, превышающего обычный для хорошего бойца уровень, она в тот раз в нем не заметила. (да и не удивительно… Псы Света тоже были весьма умелыми и опытными воинами, а Рау в тот момент был ранен, и весьма серьезно).

По этой причине, неоднократным рассказам альфара о том, что он был одним из лучших воинов своего народа, особого значения Ольга не придавала, воспринимая их как обычную мужскую похвальбу. Сейчас она полностью переменила свою точку зрения. Скорее, Рау излишне скромничал, описывая свое умение. Два снежно-белых разрушительных вихря кружились по комнате, сцепившись в яростной борьбе. Движения сражавшихся были настолько быстры, что непривычный глаз просто не мог отследить их перемещения, воспринимая их просто как расплывчатое пятно.

Впрочем, схватка продолжалась недолго. Спустя несколько секунд после начала атаки, белая круговерть боя исчезла, и глазам девушки предстал лежащий на полу брюхом вверх и тихо поскуливающий волк, в горло которого упирался клинок ледяного меча.

Рау, в чьих руках и находилось оружие, нетвердо возвышался над зверем, заметно оберегая окровавленную правую ногу. Впрочем, ранение ничуть не убавляло яростного торжества звучащего в его голосе, когда он громко заявил, не отнимая меча от горла побежденного и обращаясь в сторону окна, за которым по прежнему виднелось множество алых глаз.

— Я победил!!! Ваш бывший вожак повержен. Обещаете ли вы повиноваться мне так, как повиновались ранее ему? Тихий согласный вой был ему ответом.

Убрав меч от горла немедленно вскочившего хищника, Рау отсалютовал им своей стае, после чего устало присел прямо на подоконник.

— Благодарю вас за доверие, братья, — негромко прошептал он. — Тогда у меня будет для вас первое задание.

Бывший вожак медленно подошел к победителю и усевшись у его ног внимательно вгляделся в глаза эльфа.

— Геррхау, ос'свии нерак. Т'ccеа лиане туул. Релья элнаторе! — внезапно Рау перешел на свой родной язык. Впрочем, судя по всему, волку было глубоко безразлично, на каком языке с ним разговаривал его новый вожак. Согласно рыкнув, он перевел взгляд на окно.

— Ты все понял, Ночной Ветер? — переспросил на этот раз по-русски альфар.

Вновь раздалось согласное рычание.

— Тогда выполняй!

Радостно взвыв, волк выпрыгнул в окно. Похоже, то, что окно это было расположено на пятом этаже, какого-либо значения для него не имело. Мгновение после этого Ольга еще наблюдала, как прямо по воздуху бежит огромный белый волк с ярко-алыми глазами, опираясь могучими лапами прямо на кружащиеся в вечном танце вьюги снежинки, как срывается и устремляется следом за ним большая стая подобных ему созданий, но вскоре она потеряла их из виду.

— Вот и все, — Рау слез с подоконника, слегка поморщился, наступив на раненную ногу, и аккуратно закрыл окно. — Думаю, дальше стая разберется сама. Согласись, — хорошая шутка с моей стороны. Надеюсь, тем, кто за нами следил, она понравилась! — Он хищно улыбнулся, покачнулся, недоуменно и несколько зло взглянул на натекшую под ним лужицу крови, после чего вновь повернулся к Ольге.

— Ты не могла бы принести мне бинт? А то мой уже закончился, — он прикоснулся к замотанной руке. — И половую тряпку… Извини, я тут напачкал немного, надо подтереть пока не засохло… — Он вновь покачнулся, и сумел удержать равновесие только ухватившись за подоконник.

Только сейчас до Ольги дошло, что, судя по скорости с которой под эльфом растекалась небольшая, но все расширяющаяся лужица крови его ранение намного серьезней, чем он старается показать. Испуганно охнув, она опрометью бросилась к аптечке, перетряхивая её в поисках бинта.

Спустя пару минут, перебинтовывая рану, она поинтересовалась: — а что ты говорил насчет шутки?

— Знаешь, — немного смущенно ответил Рау. — Похоже, я ничего не понимаю в этом вашем юморе. А первая заповедь военачальника гласит, — если ты не знаешь как выполнить задачу, — поручи её тому, кто знает как это сделать. В нашем мире, мне как-то раз довелось слышать от одного пленного, что шуточки снежных волков его едва в гроб не свели. Вот я и решил попробовать их вызвать.

— Не беспокойся, — добавил он, увидев как испуганно дернулась Ольга. — Я пока запретил им убивать людей.

Глава седьмая

Волчьи шуточки

Андрей Богданов отбросил рацию и громко выругался. Лениво разлегшийся на капоте непритязательной, побитой жизнью и неумелыми водителями оперативной шестерки зверюга заинтересованно пошевелил ухом, широко зевнул продемонстрировав огромные, и весьма острые клыки, легко спрыгнул с машины, заставив её покачнуться на амортизаторах и издевательски задрал заднюю лапу.

— Ну и что будем делать? — печально вздохнул с пассажирского кресла Синицкий.

— Ждать. А что нам еще остается? — Андрей перевел взгляд на глубокие царапины на лобовом стекле, оставшиеся после небрежного удара лапой спрыгнувшего на них зверя. — Рация и сотовые не работают, уехать мы не можем, — двигатель замерз наглухо. Остается только ждать и радоваться, что эти твари не собираются нас отсюда выколупывать.

— Может… — Артем намекающее коснулся кобуры табельного пистолета.

— Не вздумай! Ты уверен, что твои пули могут им повредить? — Богданов многозначительно повел рукой в сторону рассевшейся вокруг машины огромной стаи белых зверей с кровавыми глазами, очень похожих на невероятно крупных волков. К тому же — это сейчас они не атакуют. А вот если мы нападем, — не думаю что они будут столь же добродушны. Как видишь, — он ткнул пальцем в четко прорисованные на стекле царапины, — особых сложностей с выковыриванием нас из этой жестянки у них не будет.

— Но это же издевательство! — зло прошептал Синицкий, разъяренно наблюдая, как величественно отходит сделавший свое грязное дело кобель. На смену ему, на капот машины вспрыгнула следующая тварь. Потопталась над мотором, укладываясь поудобней, презрительно фыркнула в лицо испуганно отпрянувшим ФСБ-шникам и растянулась поперек машины, заслонив практически весь обзор через лобовое стекло.

— Ну, издевательство, согласен, — флегматично ответил Богданов, глядя, как очередной волк 'отмечается' на их колесе. — Знаешь, как по мне, так пусть лучше будет издевательство, чем убийство. Тем более, что к нам они не лезут, руки, ноги, или там нежно любимую, тщательно проспиртованную печенку на пропитание пожертвовать не просят… Да и машина — служебная. Так что не будем делать трагедии, мой друг. Скорее, я склонен расценивать это не как издевательство, а как милый и мягкий намек нашего объекта, что ему не нравится чрезмерное внимание к его персоне.