— Да, ваша милость, — ответила Адамцова.

— Ну, видите, — сказал господин кандидат. — Вот это меня радует, когда вижу понимание. Вы свободны, работайте, честное слово, буду рад, коли увижу, что мое внушение не оказалось напрасным. Если у вас есть ко мне какая просьба, доверьтесь, ибо ныне перед вами не судебный следователь. Говорите смело, просите совета. Ведь я и сам рад, когда вижу, что мне доверяют.

— Покорнейше прошу, ваша милость… — подала голос Адамцова.

— Валяйте, говорите, если что возможно, с удовольствием исполню, — подбадривал ее добряк кандидат.

— Ваша милость, оченно прошу вашу милость, не извольте гневаться, — просила Адамцова, — но только если бы вы соизволили дать разрешение оставить меня еще на недельку в холодной, чтобы мне, значит, выйти на волю вместе с Ржахом. Потому мы себе слово дали не покидать друг дружку. Но только не гневайтесь, ваша милость…

Экспедиция вора Шейбы

Вор Шейба дал запереть себя на ночь в доме № 15. Специалист по чердакам, он намеревался с сегодняшнего дня развернуть свою деятельность в этом квартале побогаче. Прежде Шейба работал в бедном, где весь его доход составили два передника, три нижние юбки и один побитый молью платок. Все это, вместе взятое, суд оценил бы месяцев в шесть, а еврей-старьевщик дал всего крону.

Прислонившись к дверям подвала, Шейба слушал, как дворничиха, прикрутив свет и заперев парадное, идет к себе. Видно, женщина была еще не старой, потому что, идя от парадного к дверям дворницкой, она что-то потихоньку напевала.

Шейба решил, что это к добру. Затем сегодня после обеда он встретил воз сена — тоже хорошая примета. Кроме того, он видел трубочиста и послал ему воздушный поцелуй — и это приносит счастье. Шейба вытащил из кармана бутылку самого простого рому и хлебнул из горлышка. Дешевый ром — это все еще тот бедный квартал. Здесь будет совсем другое дело! До обеда он провел предварительную рекогносцировку и установил, что лестница на второй этаж покрыта ковром. Судя по всему, здесь живут люди зажиточного класса. У них на чердаке наверняка что-нибудь найдется! Скажем, перины или, к примеру, одежда. Шейба запил мечты о счастье изрядным глотком рома и присел на ступеньку. Он устал, потому что в квартале у реки ему сегодня пришлось драпать от полицейских. Весь камуфлет вышел из-за ручной тележки, на которой не было таблички с фамилией владельца и которая без призора стояла на улице. Едва Шейба сделал с тележкой несколько шагов, как ему уже пришлось уносить ноги без нее. Он удрал — и то слава богу —, но теперь чувствовал себя совершенно разбитым. Нет на свете справедливости! В деревне тебя хватают жандармы, в городе — полицейские. Шейба еще раз отхлебнул рому и вздохнул.

В доме царили тьма и покой. В подвале не было ни тепло, ни холодно. Но Шейба, услышав, как его вздох уносится в ночной тиши куда-то чуть ли не на четвертый этаж, затрясся от холода и невольно подумал, что с ним станет, если его поймают. Хоть бы поймали поближе к зиме! Он уже несколько раз зимовал в тюрьмах. В некоторых арестантских домах уже проведено паровое отопление. Тепло, ешь досыта, только выпивки недостает. А что касается курева, так им тоже как-нибудь разживешься.

В подвале подняла возню кошка. У Шейбы чуть было не сорвалось с языка «кис-кис», но он вовремя опомнился. Зачем зря накликать на себя беду?

В доме, наверняка, еще не все спят. Вдруг его услышит дворничиха? Тогда конец! Еще, чего доброго, и бока намнут.

Шейба продолжал вслушиваться: за дверью ходила и мяукала кошка. Потом она забралась на груду угля, который с грохотом посыпался вниз. Вот стерва! Подымет здесь шухер, а прохожие будут думать, что в подвале вор.

Шейбе стало премерзко от мысли, что кому-нибудь могло бы прийти в голову, будто он способен забраться в подвал. Обчистить подвал — это сумеет любой. А вот обчистить чердак?!

От негодования его передернуло — в кармане загремели отмычки. Кошка за дверью перепугалась, и Шейба услышал, как, удирая, она сбросила что-то тяжелое. По дому прокатился гул.

Шейба съежился. Вслушался. Звуки удара отдались во всех уголках и понемногу стихли. В доме не раздалось ни голоса.

Он успокоился и отпил из бутылки. Если его по несчастной случайности загребут, пусть хоть в бутылке ничего не останется. Допить все равно не дадут.

Раздался звонок.

«Звонят дворничихе», — подумал Шейба и опять съежился, словно не желая видеть ничего вокруг.

Из дворницкой упал свет. Зашаркали шлепанцы, зашуршала юбка.

Дворничиха пошла открывать. Шейба даже дышать не решался, — чтобы, неровен час, не выдать себя.

Полоса света, преломляясь о лестничные перила на первом этаже, падала вниз, в подвал, прямо против Шейбы.

— В подвале какой-то шум, — произнес мужской голос на площадке, — будто воры забрались!

— Это все кошки, господин советник, — ответила дворничиха. — Каждый день в подвале шум поднимают. А что на чердаке творят… Гвалт, вроде черти свадьбу справляют!

У Шейбы прямо камень с сердца свалился. Он слышал, как дворничиха ушла к себе, а на третьем этаже загремел ключ в дверях. Под шумок он успел потянуться и отпить еще рому.

Свет пропал, наступила кромешная тьма. Шейба стал размышлять о своем предприятии. Дождавшись позднего вечера, он проберется на чердак, отомкнет его, возьмет все стоящее, дождется утра и, как только отопрут парадное, сразу же смоется. В такую рань полицейские патрули редко ходят по улицам. А уж остальное образуется. Из выручки надо сразу расплатиться за стол и угол: он уже должен за целую неделю. А то люди они бедные, да и знают про него немало такого, что могло бы здорово ему навредить. Будь дело к зиме, он бы им еще простил, а сейчас хочется погулять на воле. Ведь до чего интересно: когда кругом сплошная зелень, совсем неохота садиться!

Шейба настроился на какой-то хлюпкий лад. Снова услышав в погребе кошачье мяуканье, он не совладал с собой и тихо позвал в замочную скважину: «Кис-кис!» Кошка подбежала к двери и замяукала.

Шейба слышал, как она царапалась в дверь, потом села и принялась мурлыкать. Видно, кошке одной было в подвале скучно, и теперь она обрадовалась, что нашлась компания, хоть и отделенная непреодолимой преградой.

«А что, если выпить за ее здоровье?» — думает Шрйба и тут же претворяет эту приятную идею в жизнь.

Внезапно почувствовав себя в большей безопасности, он вытягивает ноги — раздается едва слышный шорох. Чтобы, упаси бог, не забыть, Шейба, не откладывая, снимает ботинки.

Ответственная операция проходит бесшумно. В восторге от успеха он еще раз глотает рому. Ласково поглаживает бутылку. Уже три раза она сопровождала его в таких экспедициях. И когда на чистый доход от них Шейба снова наполнял ее ромом, то всегда испытывал чувство, будто делит с ней свой успех.

Бутылка — его единственная собеседница, с которой можно потолковать во время неимоверно нудного, нескончаемого ожидания в чужих домах, когда неизвестно, что тебе принесет ближайшая минута.

Шейба держит бутылку у рта и по бульканью определяет, что содержимого в ней еще примерно с четверть. Когда из нее уже нельзя будет выжать ни капли, тогда он пойдет наверх, а завтра наполнит бутылку снова и скажет: «Молодцом была, душенька!»

Ром приятно греет Шейбу и уносит в мыслях на чердак. Богатый дом — богатый чердак. Вспомнились чердаки в бедном квартале, — в сторону двери полетел плевок. Два передника, три нижние юбки да платок, побитый молью! Господи, какая голь! А жить чем дальше, тем труднее. Еще, неровен час, подымут цену на водку, тогда хоть совсем в петлю полезай!

Шейба хлебнул еще, и к нему вернулось хорошее настроение. Может, наверху будут перины. Пух пока в цене. Ведь остались всего две вещи, на которые нынче стоит растрачивать свой талант. Телеграфный провод и перины. И совсем неважно, сколько украдешь, за них все одно — суд присяжных. А иначе сколько ради него нужно спереть передников, нижних юбок да побитых молью платков?! Присяжные, они все же лучше, чем простой суд. Простой суд, тот уже вон сколько раз его судил! А когда судят присяжные, оно завсегда почетней. И дружки, опять же, скажут: «Вот молодчина, под присяжных подвели!»