— «Если огонь противника очень силен, то это неприятно; если же он совершенно не стреляет, это ужасно».

Начальник штаба Первой армии выразился так:

— «Никто не знал, служило ли молчание русских средством заставить нас подойти ближе или же они уже начали отступать, но большинство держалось первого мнения».

Далее он прибавил:

— «Молчание было крайне мучительно».

Наконец шесть орудий русской батареи появились у Макау и послали несколько снарядов. Тогда вся масса атаковавших войск вздохнула свободно и зашагала вперед с большим оживлением. Гвардейская артиллерия набросилась на русскую батарею, как кот на мышь, и в две или три минуты заставила ее замолчать. Тогда русские попытались увести орудия, но были совершенно уничтожены огнем. В передок головного орудия попал необыкновенно удачно осколок шрапнели, и благодаря этому вся батарея принуждена была задержаться под огнем в то время, когда она спускалась по такой узкой тропинке, что остальные орудия не могли даже объехать поврежденный передок. Достаточно было около восьми минут, чтобы совершенно привести в негодность всю батарею.

Русская пехота вступила в бой, стреляя залпами, только тогда, когда японцы достигли р. Айхо. Реку переполнили тела убитых и раненых. Обороняющимся было точно известно расстояние, которое не превышало 300–800 ярдов. В действительности, однако, японцы не понесли очень тяжелых потерь. Русский солдат — самый плохой стрелок по сравнению со стрелками других больших армий Европы. Это я понял в то время, когда был начальником стрелковой школы. Русский солдат выпускает небольшое количество пуль во время практической стрельбы, и то большей частью залпами. Залп — это полное отрицание меткой стрельбы, так как он не допускает индивидуального прицеливания, потому что стрелок никогда не знает и не может знать, попала ли его пуля в цель или он промахнулся. Кроме того, система залпов несовместима со стремлением дойти до крайнего напряжения огня, достигаемого ныне магазинными ружьями, так как каждый стрелок должен ждать, пока его слабейший товарищ изготовится к выстрелу. Даже и тогда стрелок не может произвести выстрела, а должен ждать, пока, по мнению его начальника, все точно прицелятся, что никогда не бывает одновременно. Залп — это не только отрицание меткости огня, но и индивидуальности в самых широких размерах. Случайно он может быть употребляем при необходимости убедиться в сохранении дисциплины в поколебленных нравственно войсках. Кроме того, залпами можно стрелять весьма осмотрительно с больших дистанций по большим целям, неподвижным или медленно двигающимся, наконец, при атаке и обороне ночью. Употребление же залпов в обыкновенных случаях должно скорее быть отнесено в область давно прошедшей истории…

Несмотря на то что все признавали русскую стрельбу крайне плохой, все-таки местность была настолько открыта и темные мундиры японцев настолько выдавали их сомкнутые построения, что они несли некоторые потери от огня, в особенности при переправе через р. Айхо. Потери эти были не особенно велики, однако заставили японцев задержаться и даже в некоторых местах отступить. Японцы в этот период кампании были еще не те, которыми стали потом, когда начали свое наступление на Ляоян. Сами японские офицеры говорили, что со времени сражения на р. Ялу доверие их к своим силам и уверенность в непременной победе удвоились. Они отступили, но недалеко и очень спокойно. План японцев состоял в том, чтобы не довести дела до атаки позиции, продолжая бой на некоторой дистанции до тех пор, пока обходное движение 12-й дивизии не окажет своего действия. Тут случилось то же, что было с шотландцами Гордона при Дорнкопе (Doornkop)[14], однако офицеры и люди быстро уяснили себе, что огонь слишком силен, чтобы выдержать этот поединок, и что нет другого исхода, как идти вперед или отступить. По всей линии бессознательно повели наступление. Оно было безуспешным, пока на левом фланге 2-я дивизия не захватила Чиулиенченг и западную часть Сурибачиямы. Тогда противник был вынужден начать поспешное отступление, и в то же время русский левый фланг у Секийо (Sekiyo) стал отходить к югу до Хаматона и к юго-западу в направлении к Пекинской дороге. Судя по описанию этой части сражения в японских газетах, можно прийти к заключению, что русские начали отступление вследствие обхода их левого фланга 12-й дивизией. В действительности было совсем наоборот: атака и занятие позиций на русском правом фланге стали причиной общего отступления русских. 12-я дивизия при своем наступлении от переправы на р. Айхо встретила самое незначительное сопротивление. По ней был открыт огонь только орудиями у Секийо, которые скоро заставили замолчать. Слабые русские передовые части вдоль правого берега этого участка реки в это время уже отошли назад; вероятно, потому, что, с одной стороны, им нечем было отвечать на огонь 36 японских горных орудий, а с другой стороны, они могли догадаться, что наступление японского центра и левого фланга может отрезать их от Пекинской дороги. Русские войска, встреченные 12-й дивизией после этого, были расположены у Секийо фронтом на север и ожидали наступления японцев на этом направлении, т. е. из Чангсонга по Куантиенченской дороге. Если бы русский отряд у Секийо занял позицию на скатах возвышенности у Ходайчоши (Hodaichoshi) напротив Широшико (Shirochiko), я полагаю, что 12-й дивизии вряд ли удалось бы совершить переправу без потери времени и людей. Река Айхо в этом месте значительно глубже, чем далее вниз по течению, и людям пришлось совершить переправу по глубокому броду, к счастью, без всяких препятствий со стороны русских. Знаменитая русская позиция на р. Ялу оказалась почти вся в руках японцев к 9 ч. утра и обошлась им удивительно дешево. Они потеряли около 300 человек убитыми и ранеными. Я повторяю, что, если бы русские расположились так, чтобы не представлять такой превосходной цели для японской артиллерии и были лучшими стрелками, потери японцев могли быть по крайней мере в пять раз больше. В расположении русских на оборонительной позиции было много погрешностей, но позиция эта обладала таким свойством, которое все это искупало, именно великолепным обстрелом. К тому же немецкие построения и темно-синие мундиры японской пехоты представляли отличную цель. Предположим, что остатки русской артиллерии стали ночью на позицию вне действительного выстрела японских гаубиц и полевых орудий, однако не настолько далеко, чтобы лишиться возможности поражать своим огнем пункт переправы японцев на р. Айхо. Тогда русские заставили бы своего противника заплатить за переправу гораздо дороже. Но бог войны, видимо, не подсказывал защитникам северного берега блестящих идей.

Было 9 ч. утра. Офицеры японского штаба ставятся всегда в пример жестоко критикуемому штатскими британскому субалтерну. Однако я должен упомянуть о том, что хотя весь мир, казалось, знал о желании японцев переправить свои орудия на другой берег реки, но все старания японских офицеров были направлены в действительности на откупоривание бутылок шампанского, только что прибывших в русские траншеи. Таким образом, едва смолкли раскаты жестокой, смертельной борьбы в горах и долинах, как их сменило хлопанье пробок от шампанского, которое приветствовало появление на сцену того мудрого алхимика, который в одно мгновение свинец превращает в золото (Шекспир).

Сражение было выиграно, а жатва, если можно так выразиться, не собрана. Какой бездельник крикнул стой? Теперь не время стоять! — послышалось из рядов мчавшегося эскадрона мадрасской кавалерии, когда какой-то несчастный офицер пытался собрать этот эскадрон. Дадут ли когда-либо японцы удовлетворительное объяснение тому, что происходило между 9 ч. утра и 2 ч. дня, я не знаю. Теперь каждый японский штабной офицер, касаясь этого вопроса, старается обойти его, убеждая, что гвардия и 12-я дивизия были очень утомлены и голодны и нуждались в отдыхе и пище. Если все это следует понять буквально, т. е. что японские войска были настолько утомлены, что не могли пройти еще милю или две, чтобы войти в тесное соприкосновение с противником, то это утверждение будет только злой сатирой на выносливую японскую пехоту. Если же вышеприведенное объяснение бездеятельности японской армии следует понимать в том смысле, что генералы и штабы растратили всю свою энергию, то мы найдем разгадку тайны, почему не только в этом, но и во многих других случаях за решительным успехом следовала нерешительность в действиях.