— Вставай, она уже ушла, — сказал Лоун, вставляя в приемное гнездо модуль памяти.

Монлис обернулся и только сейчас заметил инспектора. Он так же отметил, что на столе появились восемь модулей памяти.

— Что это? — спросил Монлис.

— Видеозапись из аэропорта.

— Откуда? Вартонус же все забрал, — вставая неуверенно сказал Монлис.

На экране задвигались фигурки. Лоун развалился на диване, Монлис сел рядом с ним.

— Запись дублируется, — ответил инспектор. — Главное знать у кого ее спросить.

Камеры наблюдения стояли достаточно удачно, все лица поддавались идентификации, через имперскую базу данных. И хотя запись велась в режиме три секунды — один кадр, общая картина происходящего была ясна. Вскоре на экране появился Пентолос.

— Вот он выходит из коридора, — комментировал Монлис. — Звонок по телефону.

Смотри, мы тоже попали в кадр.

На экране Пентолос достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон.

Разговор был недолгим, не более одной минуты. После разговора Пентолос как будто в нерешительности постоял несколько секунд, что-то высматривая в толпе.

— Ищет жертву, — продолжал Монлис. — Вот он ее заметил.

Пентолос переложил кейс из правой руки в левую.

— Подходит к телефону-автомату.

Пентолос поставил кейс на пол, забрал пистолет, лежавший на полке телефона автомата под сложенной в несколько раз толстой газетой «Вестник Альверона».

— Выстрел.

Пентолос сделал два выстрела, после чего опустил руку и выронил пистолет.

— Патруль шел навстречу. После того как он зашел ему за спину, прошло секунд десять, не больше, — рассуждал Лоун.

— Он прав, — сказал Монлис. — Только сумасшедший будет стрелять, имея за спиной патруль законников.

— Вставь модуль с номером 39, — сказал Лоун. — С этой камеры его снимали в упор.

Монлис поднялся с диванчика и сменил модуль памяти. До места, где в кадр попал Пентолос, запись пришлось немного перемотать. С этой камеры Пентолос снимался крупным планом. Сюжет оставался тем же самым. Пентолос достал сотовый телефон и ответил на звонок.

— Смотри как меняется выражение его лица, — сказал Монлис.

— Это могло произойти и оттого, что он просто получил команду на убийство.

Ну не хотелось ему стрелять. До последнего надеялся, что обойдется, ан нет. Позвонили, сказали где пистолет и кого нужно убить. Ты бы тоже в лице переменился.

Салис с пульта выключил видеоблок.

— Вот результаты проверки пальчиков ночных стрелков, — сказал инспектор и передал напарнику бумагу.

Монлис принял лист и монотонно прочел вслух.

— Из шести комплектов отпечатков пальцев в картотеке есть только одни.

Принадлежат они Патешеву Евгению Александровичу. Землянин, русский, кличка Шустряк. Двадцать девять лет. Судимостей не имел. Занимался охранной деятельностью.

Торговал оружием. Принимал заказы на убийство. Трижды проходил по уголовным делам и трижды ничего не было доказано.

— Вот такой вот получается коктейль, — сказал Салис. — Телохранитель и наемный убийца в одном флаконе.

— Хотел бы я знать, на кого последнего работал Шустряк, — сказал Монлис.

— Все шестеро нападавших были в одинаковой одежде, с одинаковым оружием.

То есть можно предположить, что одна команда, а не случайно собравшиеся на вечеринку…

— «Сочими — 10–29». Итальянский девятимиллиметровый пистолет-пулемет, — сказал Лоун. — На Фербисе выпускается двумя заводами. Полгода назад Шустряк купил шестьдесят четыре ствола. Продал сорок. Судьба двадцати четырех стволов неизвестна. Мог оставить для своих нужд.

— То есть, — заключил Монлис, — его команда составляет не менее двадцати четырех бойцов.

— Уже восемнадцать, — уточнил Лоун.

На столе Салиса зазвонил телефон. Он нехотя поднялся с дивана и снял трубку.

— Алло. Привет. Что?! Спасибо, — сказал Салис и, положив трубку, тяжело вздохнул.

Монлис понял, что случилась еще одна непредвиденная пакость. И скорее всего снова как будто случайно.

— Я тут попросил знакомых… — начал Салис. — В общем Пентолос в первую же ночь в одиночке перегрыз себе вены. Его нашли только утром.

— Ну, теперь расскажи мне, что он просто не хотел убивать, а его принудили, — сказал Монлис. — Только уж как-то странно он потом из жизни ушел. Неужто, совесть замучила? И смотри как все выстраивается. Звонок по телефону.

Кодовое слово приводит в действие программу. Стрелок берет пистолет, находит подходящего под определение объект и выполняет программу. В тюрьме к нему заходит надзиратель и говорит кодовое слово для другой программы. Утром Пентолоса находят остывшим.

Салис сел на край стола.

— Итак, давай обозначим направление наших следующих действий. Первое.

Надо опросить всех родственников наших самоубийц, не обращались ли покойные за помощью к земным целителям и экстрасенсам. Курение, алкоголь или может болезни какие. Не посещали ли проповедников или миссионеров. Второе это Шустряк. Надо выяснить, где мы ему перешли дорогу. Третье. Выбирай, что возьмешь на себя. Родственников или Шустряка?

— Хорошо. Я пойду по родным и близким, — выбрал Монлис.

— Тогда за мной уголовники.

Работу имперским сыщикам предстояло проделать огромную. И ситуация осложнялась тем, что на них уже началась охота. Этой ночью инспектор Салис очень долго не мог уснуть, пытаясь понять, где же именно они перешли черту, за которой стали опасны. И кому они стали опасны? Шустряк наемник? Инспектор был просто уверен, что причина покушения в их нынешнем следствии, а не в старых делах.

В небольшом зале заводского присутственного дома(10) не было пустого места.

Один раз в неделю, каждое воскресение, сюда приходили фербийцы с окрестных улиц и близлежащих кварталов. И старые и малые, с образованием и без.

Кто-то шел от безысходности собственного бытия, кто-то от падкости на все инородное. Кому-то казалось, что проповедники с другой планеты, достигшей большего в развитии своей цивилизации, знают истину и готовы поделиться ею с каждым…

Независимо от причин рабочие и служащие, пенсионеры и студенты раз в неделю приходили на проповедь и отплясывали в непонятном танце, повторяя слова за инопланетным миссионером. Миссионер по-английски говорил в микрофон, который держал в руках, а симпатичная девушка, с небольшим акцентом переводила его слова на фербийский язык.

— И услышал я глас Божий с небес глаголющий! — надрывался тучный землянин, перебегая от одного края сцены к другому, закидывая вверх голову и рукою закрывая глаза.

На проповеднике была белоснежная рубашка, черные брюки, черные лакированные ботинки. На шее строгий галстук. Почему-то как и большинство земных проповедников он был в очках, позолоченной оправы, а на руке у него болтался золотой «Ролекс». Паства сидела в удобных креслах и в нужный момент проповеди вскидывала вверх обе руки и кричали «аллилуйя».

— Кто лжец если не тот, кто отвергает, что Иисус есть Христос? — с чувством декламировал проповедник. — Это антихрист, отвергающий Отца и Сына. Всякий отвергающий Сына не имеет и Отца, а исповедующий Сына Отца имеет. Итак, что вы слышали от начала, то и прибывает в вас. Если прибудет в вас, что вы слышали от начала, то и вы прибудете в Сыне и Отце. Обетование, которое он обещал нам, есть жизнь вечная. Аллилуйя!

— Аллилуйя! — хором подхватила толпа, вскинув обе руки вверх.

— Аллилуйя! — еще раз крикнул проповедник.

— Аллилуйя! — вновь ответила толпа.

После окончания проповеди паства расходилась по домам. Из зала было два выхода и у каждого стояли пожилые фербийки в монашеском одеянии, собирая в железные кружки пожертвования. Твердой таксы не было, каждый давал, кто сколько может. Проповедник дождался пока последний фербиец уйдет из зала и зашел за сцену.

— Хорошо работаешь, Джон, — сказал проповеднику землянин сорока лет, в черном, дорогом костюме, сидящий в кожаном кресле, и потягивающий из тонкостенного стакана апельсиновый сок.