По окончании следственных действий было решено самых виновных - Арину и ее мать Марину, Мещерина, девку Василису, казака Переводчикова, келейниц Ирину и Федосью - оставить в Тобольской тюрьме, игуменью же заключить "под крепким караулом" в Тобольском девичьем монастыре. Затем был составлен "обстоятельный экстракт" по результатам следствия, который немедля отправили в Тайную канцелярию. Теперь обвиненным и следствию только и оставалось, что ждать в тюрьме решения высочайшей инстанции.

Оно пришло не скоро - лишь 15 марта 1739 года. Самое крутое наказание выпало на долю несчастной чревовещательницы:

"Девке Арине за ложный вымысел дьявола, в чем она в застенке с подъему (на дыбу. - И. В.) и с битья розгами винилась, что об оном о всем затеяла она вымысел от себя ложно, - хотя она и несовершеннолетняя, однако же, за вышеобъявленные злоумышленные богопротивные дела, на страх другим, на основании блаженного и вечнодостойного Петра Великого указа учинить наказание: бить кнутом и, вырезан ноздри, сослать в Охотский острог и определить ее в работу вечно на рассмотрение тамошнего командира".

Девку Василису Ломакову, признанную невиновной, ведено было освободить.

Алексея Мещерина за ложные показания "вместо кнута бить плетьми нещадно и послать в дальней сибирский город в нерегулярную службу".

Мать Арины "за ложный рассказ Мещерину, что ее дочь испорчена, бить плетьми и освободить".

Досталось и воеводе: "С майора Угримова за то, что так, как бы должно было, не расспрашивал о дьяволе и о видимом уже вымышленном притворстве, о сущей правде подлежащего следствию не производил, за ложное в Сибирскую канцелярию доношение. Да еще за разглашение такого вымысла, взять штрафу 100 рублей и по взыскании освободить и до указа задержать под караулом".

С подьячего же Комарова взять штрафу 50 рублей, а ежели не заплатит, бить плетьми и освободить". «Пешего казака Федора Переводчикова» за то, что он мог весьма усмотреть, что не дьявол в Арин говорит, но сама собой притворно то чинила и прочее, взять штрафу 100 рублей, а если платить не будет, бить плетьми нещадно".

Игуменье Доминике за то, что "признавала притворство Арины за дьявольское наваждение, следовало бы нещадное наказание, но как по следствию оказалось, что она в престарелых летах (семьдесят два года. - И. В.), то ее за вину лишить игуменства и послать в братство вечно в другой дальний монастырь".

Келейниц Ирину и Федосью приказано было бить плетьми. Всех свидетелей, подписавших акт освидетельствования, "оштрафовать с каждого по 100 рублей, а если платить не будут, бить плетьми и освободить".

Последний пункт решения Тайной канцелярии от 15 марта 1739 года касался абсолютно всех привлеченных к этому уникальному для истории лжеголосовых проявлений делу не только виновных или признанных невиновными, на и вообще всех, вплоть до мастеров заплечных дел:

"Всем объявить указом, под страхом смертных казней, чтоб они впредь о вышеупомянутом том не токмо никому не разглашали, но и разговоров бы о том ни с кем не имели".

О том, что было далее, известно немного. Воевода и подьячий Комаров штрафы уплатили. Казак Федор Переводчиков, священник Прокопий Дмитриев и красноярский драгун Злобин сумму штрафа не осилили и были биты плетьми. Доминику определили в Тюменский монастырь. Бедной Арине, видимо, пришлось вынести все предписанное Тайной канцелярией, вряд ли у кого из исполнителей возникла мысль смягчить ее участь, как это пытались сделать в начале процесса матушка Доминика и ее келейницы Ирина и Федосья, за что жестоко пострадали. Залечило ли время душевные и физические муки бедной Арины, или ей довелось до конца дней своих нести тяжкий крест последствий своей необдуманной шалости, вряд ли мы когда о том узнаем. Время, конечно, лечит прошло с тех пор на Руси без малого два с половиной столетия, и та давняя томская история повторилась в славном русском городе Курске. И голос непонятно чей звучал, и розыски велись, и следствие было, и суд скорый. И в деле фигурировали восприемники тех давних государственных мужей и инстанции: ГБ (Тайная канцелярия), первый секретарь Kypcкого обкома КПСС(губернатор), начальник Управления внутренних дел Курского облисполкома (воевода). И слух о том неведомом голосе пошел по всей Руси великой. И всем причастным к правде уж не указом ли каким, и не под страхом ли чего-то такого, что равносильно смертной казни, объявили под расписку о неразглашении страшной тайны той до конца дней своих. Истина, во всяком случае, стала известна лишь через десять лет.

Конечно, были и отличия. На дьявола почти никто не грешил, разве что домового иногда поминали, потом прознали о полтергейсте, и с подачи исследователей этого феномена сначала пресса, а потом и народная молва возложили всю ответственность за странные голосовые проявления на шумных духов. На том и успокоились. И лишь в 1990 году узнали правду. О том, как все это было, мой следующий рассказ.

Курский соловей. С 25 мая 1981 года из стен и близлежащих кустов сирени дома номер сорок пять по улице имени Всероссийской Чрезвычайной Комиссии, что в древнем городе Курске, а также в самом доме вдруг стал раздаваться голос, источник которого никак не поддавался обнаружению. Правда, голос касался вопросов христианских, зато достаточно точно комментировал некоторые политические. Да и в каких выражениях! Доставалось, страшно сказать, и тогдашнему первому лицу государства - как говорится, Самому. Однако сквернословие и угрозы были адресованы в основном жильцам "говорящего" дома, а также всем тем, кто пробовал найти, как думали некоторые, человека-невидимку. Иногда объектом критики становилось руководство городского и даже областного масштаба - в последнем случае это были государственные мужи, занимавшие должности как бы губернатора и воеводы.

Чтобы читатели имели представление, с чем пришлось встретиться людям, я приведу без всяких купюр лишь одно из ранее записанных на магнитофон голосовых высказываний, предназначавшихся квартирантке Лене:

"- Ты что, б…, спишь? Двадцать шестой съезд идет. А ты, б…, спишь! Ты что, б…, спишь! Или ты, б…, думаешь, что за тебя Пушкин работать будет? Хлеб ешь, а пользы никакой трудящимся. Ну, б…, вставай, на х… Бери метелку и вдоль по улице. Пошла! Или иди вон на стройку кирпичи лепи. Стены возводить. Ишь ты, я с твоим Колей тружусь на объекте в поте лица. Ты кто, с…? Коля вон ест, а мне и поесть некогда, потому что я тружусь в две смены".

О творившихся тогда в Курске чудесах московские исследователи узнали летом того же 1981 года от одного своего коллеги, вернувшегося оттуда из командировки. Мне же о том событии вскоре поведал известный уфолог А. С. Кузовкин, который включил краткое сообщение своего корреспондента в самиздатовский сборник "Московский полтергейст-82", после чего то происшествие стало именоваться курским голосовым полтергейстом. Вот что сообщалось в сборнике:

"В одном из тихих уголков на глухой улице Курска, которая расположена недалеко от вокзала, частном домике жила молодая семья. С некоторых пор она стала преследоваться странным явлением. Из стен их квартиры стали раздаваться голоса, вернее, голос, хриплый, похожий на мужской. Он насмехался над их интимными переживаниями, бытом и прочим. Подозрения пали на их соседку, полусумасшедшую старуху.

Супруги заявили в милицию. Приходившие милиционеры ничего не обнаруживали. Один из них решил некоторое время подежурить, надеясь зафиксировать источник голоса. Действительно, ему удалось дождаться того момента, когда раздался вдруг хриплый голос, как раз такой, о котором ему рассказывали супруги. Голос, казалось, исходил из стен. По мере приближения к нему он удалялся, оставляя людей в недоумении. Он вещал: "Все равно вы меня не найдете!" - и сообщал подробности личной жизни милиционера. С тех самых пор в доме установили дежурство милиционеров. Голос всегда сообщал об их личных тайнах, издеваясь над привычками каждого из них. Явление ширилось.

Улица и ее окрестности стали местом, притягивающим массу любопытных. Соседние улицы наводнились приезжающими машинами с людьми из других городов, и требовались усилия администрации и милиция чтобы преодолеть стремление множества любопытных.