Сейчас, говоря об отходе немецких войск с Кавказа, немецкие и советские комментаторы сильно расходятся: по словам немцев, это был «плановый» отход, тогда как русские называют его «беспорядочным отступлением». В частности, советские источники много говорят о полной деморализации румынских и словацких частей, участвовавших в немецком наступлении на Кавказе, и указывают на то, что при поспешном отступлении немцы оставляли множество материалов и техники на некоторых узловых железнодорожных станциях, например в Минеральных Водах, где советские части захватили 1500 вагонов с грузами. Но фактически имеется мало доказательств, что в ходе преследования отступавших немцев войскам Северной группы Закавказского фронта (среди которых были и части, сражавшиеся под Моздоком уже несколько месяцев) удалось захватить много пленных или нанести немцам значительные людские потери. Большей части немецких войск на Кавказе удалось уйти либо через Ростовскую горловину, либо на Таманский полуостров. По словам немецких комментаторов, у Гитлера была мысль удерживать этот полуостров как можно более крупными силами в качестве трамплина для нового завоевания Кавказа в будущем. Сегодня этот план считают одной из роковых ошибок Гитлера; вместо того чтобы оставаться в бездействии на Таманском полуострове, эти войска, численностью 400 тыс. человек, могли бы перетянуть чашу весов в пользу немцев в последующих боях на Дону и в восточных районах Украины[159].
Немцы отступали с Кавказа поспешно, но все же не настолько, чтобы не применять широко и здесь свои методы «выжженной земли». Отступая, они полностью или частично уничтожили множество сел и деревень. Ранее, в период их оккупации Кубани, они конфисковали или «закупили» у населения огромное количество продовольствия и скота.
Вторгаясь на Кавказ, немцы очень рассчитывали на «нелояльность» кавказских народов к Москве. Советские органы власти также беспокоились по поводу Кавказа, и особенно проживавших там мусульманских народов. Беспокоили их отчасти и некоторые мусульманские народы Средней Азии, хотя представители этих народов храбро сражались с врагом. Некоторые из самых стойких солдат Красной Армии были казахами; в целом на протяжении всей войны казахи проявили себя с самой хорошей стороны, а в самом Сталинграде среди лучших солдат были представители среднеазиатских народов - киргизы, казахи и башкиры. Очень хорошо показали себя также татары - не крымские, а волжские.
После потери в первые же недели войны таких нерусских районов, как Прибалтийские республики, война велась на русской и украинской территории, население которой можно было считать полностью - или почти полностью - лояльным. Но когда немцы прорвались на Кавказ и стали приближаться к границам Азии, советские власти столкнулись с множеством новых проблем. Их опыт с крымскими татарами был весьма неприятным, и теперь возник вопрос, как поведет себя Кавказ.
Нет необходимости говорить, что патриотическая советская пропаганда среди кавказских народов началась сразу же после захвата немцами Кубани. По всему Кавказу проводились антифашистские митинги. Очень много писалось об энтузиазме, с которым все кавказцы шли на эти митинги; особенно широко советская печать осветила многолюдный антифашистский митинг, состоявшийся в конце июля во Владикавказе. 1 сентября в «Правде» был напечатан крупным шрифтом следующий призыв:
«Горские народы… братья, храбрые джигиты, рожденные в горах Кавказа и на вольных просторах Дона, Кубани, Терека и Сунжи, в степях Калмыкии и Ставропольщины. Поднимайтесь на смертный бой!… Пусть равнины Северного Кавказа и подступы к Кавказским горам станут могилой для немецких разбойников!»
3 сентября в статье, озаглавленной «Народы Кавказа и Сталинская конституция», «Правда» писала:
«Тускло мерцала в старые времена жемчужина народов - Кавказ. Теперь она ярко сверкает в советском созвездии культур».
6 сентября в связи с другим антифашистским митингом, на этот раз в Закавказье, газета писала:
«…для гитлеровских подлецов народы Кавказа - «туземцы». Гитлеровское чудовище… хочет разорвать связь между всей страной и Кавказом. И точно так же враг стремится разорвать братские узы, которыми спаяны народы Кавказа со всей семьей советских народов».
Все это ясно говорило о том, что советские власти беспокоила немецкая политика на Кавказе. Это беспокойство, как оказалось, было в значительной мере необоснованным, тем более что немцы пробыли на Кубани и на Северном Кавказе очень недолго, а их политика была, мягко говоря, путаной и противоречивой. Тем не менее известная почва для таких опасений все же имелась.
Нам незачем останавливаться здесь на различных грандиозных «планах» немцев в отношении Кавказа - планов Розенберга и других; всем им суждено было остаться на бумаге. И все же немцы сделали несколько довольно непоследовательных попыток сыграть на «контрреволюционном прошлом» казаков. На Кубань были доставлены такие ярые враги большевиков времен Гражданской войны, как казачьи генералы Краснов и Шкуро, которые должны были помочь убедить казаков стать «коллаборационистами». Хотя Розенберг выразил мнение, что казаки, по существу, те же русские и что поэтому с ними надо обращаться более жестоко, чем с украинцами (которых в отличие от рейхскомиссара Украины Эриха Коха он не считал «недочеловеками»), немецкая армия проводила такую политику, что казаки являются-де ее потенциальными «друзьями» и их не следует относить к «недочеловекам»; казаков по мере возможности следовало вербовать в ряды немецкой армии. Как мы уже видели, в Котельникове, например, которое считалось казачьим или наполовину казачьим селением, немцы воздерживались от массовых зверств, хотя они фактически ничего не сделали для того, чтобы расположить к себе здешнее население, а, наоборот, относились к нему крайне презрительно. Что касается «реформ», например ликвидации колхозов, то немцы не пошли дальше туманных обещаний.
Примерно то же самое происходило и на Кубани, если не считать, что здесь некоторые германские офицеры создали экспериментальный «казачий округ» с населением около 160 тыс. человек. Немцы давали населению всякие обещания. Хотя вначале министерство Розенберга и эсэсовцы возражали против этого эксперимента, армия продолжала его вплоть до января 1943 г., когда немцам пришлось убраться с Кубани.
«Была набрана местная полиция. В январе 1943 г. было намечено расширить границы (казачьего) округа и назначить командующего казачьей армией… Намечались коренные реформы в области сельского хозяйства, хотя на практике сделано было очень мало. Были также планы набора 25 тыс. казаков-добровольцев для участия в войне на стороне немецкой армии, но для реализации этих планов также не хватало времени»[160].
Эта «реалистичная» политика армии имела целью, как говорит Александр Даллин, обеспечить как можно больше пушечного мяса для немецкой армии. Он также утверждает, что эксперимент должен был доказать, что, если «дать советскому населению возможность самостоятельно разрешать свои проблемы… оно в общем склонно будет более охотно сотрудничать с немцами».
Но при всем этом из рассказа Даллина достаточно ясно вытекает, что подавляющее большинство казаков Дона, Кубани и Терека не сотрудничало с немцами и что многие казаки оказывали им пассивное, а иногда и активное сопротивление. Казачьи партизанские отряды действовали во многих районах, и некоторые из них в феврале приняли активное участие в освобождении Краснодара. Даже если немцам и удалось набрать 20 тыс. казаков - или псевдоказаков - в большом районе с населением численностью несколько миллионов человек, то это «достижение» можно расценивать скорее как неудачу. Уже сам факт, что многие из этих «казаков» только «выдавали себя за казаков», говорит о том, что число настоящих казаков Дона, Кубани и Терека, примкнувших к немцам, было невелико.
С начала войны в рядах Красной Армии сражалось свыше 100 тыс. казаков, и некоторые их части, такие, как знаменитый корпус Доватора, в течение нескольких недель изматывавший немцев в боях под Москвой, завоевали себе почти легендарную славу. Тысячи и тысячи казаков, включая большинство бойцов корпуса Доватора, погибли, сражаясь с немцами.