Кстати — тропинку Андрюшка Альхимович перекрыл ловушкой, которую настора-живал только на ночь. На задевшего верёвку (а не задеть её было просто невозможно) неотвратимо, страшно и точно падал заточенный кол. Шуму при этом было полно.

Смешно, но всё происходящее сильно напоминало… разные там пионерско-комсомо-льские собрания. Честное слово — сильно. "Пункт первый — заслушали отчёт завхоза Е.Власенковой… Пункт второй — заслушали отчёт санинструктора О.Жаворонковой…" И далее — по пунктам. Описаться можно. Наконец — слово взял я.

— Тут Вадим предложил экспедицию за солью, — я позволил себе почесать грудь, икнул и

сделал вид, что вытер ладонь (я только что доел кусок жареной рыбы) о штаны. Кто-то зафыркал. Ещё кто-то несколько раз жизнеутверждающе ухнул и побарабанил ладо-нями по камню. — Ладно, ладно, мы цивилизованные славяне, а не питекантропы… Так вот, думаю — пусть идёт. Но заодно мне хотелось бы предложить вот что, — я расстелил на колене карту Йенса. — Тут обозначена одна крупная стоянка, живут чехи. Есть ли тут в округе ещё кто — мы не знаем, а желательно знать. Так вот.

— Я! — Андрюшка Альхимович вскинул обе руки. — Я пойду!

— Здесь читают мои мысли, — вздохнул я. — Я именно это и хотел предложить.

— Возьму пару человек и пойду, — воодушевлённо объявил он. — Это ты хорошо придумал,

Олег. Хорошо-то хорошо, а лагерь останется почти без защиты, — возразил Колька Са-модуров.

— Это, конечно, проблема, — согласился я. — Но соль нам нужна. И нужно знать, какие

тут соседи, сколько их и чем они заняты. Поэтому я своей княжеской волей назначаю выход отрядов на завтра. Вадим, возьмёшь с собой?..

— Как говорил, — он лениво поигрывал складным ножом. — Санёк, Олег Крыгин, Андрюш-

ка Соколов, Мордвинцев Игорёк. Если они согласны… Ещё девчонок попрошу в качестве рабсилы, надо же кому-то соль нести.

Возмущённый вой "слабого пола", к счастью, не вызвал обвала. Тем более, что Ва-дим пошутил. Санёк с серьёзным лицом развил его мысль:

— А что, у многих народов женщины играют роль носильщиков…

— А парни — козлов, — высказалась его собственная сестра. — И не роль играют, а правда

козлы.

Разговор грозил соскользнул в сторону трёпа. Кто-то уже начал выдвигать свою кандидатуру в помощь Вадиму, но я пресёк шум резким хлопком в ладоши и в установив-шейся тишине обратился к Андрею Альхимовичу:

— А ты кого возьмёшь?

— Арниса, — он кивнул литовцу. — Пойдёшь? — тот наклонил голову, а потом ободряюще

посмотрел на Ленку Рудь. — И Кольку.

— Пусть ружьё оставит, — заметила Ленка Власенкова, — нам охотиться надо. И одеял

пусть побольше возьмут. Мы бы спальники дали, но на всех пока не готовы.

— Сроку даю неделю, — возобновил я раздачу ценных указаний. — То есть, дальше трёх

дней пешего хода не забирайтесь. И очень постарайтесь, чтобы никто вас не видел. Очень постарайтесь.

* * *

Я провожал группу Вадима дольше девчонок, пройдя километра три, не меньше. С собой у меня, кроме своего оружия, была аркебуза Танюшки — я собирался сразу отправи-ться на охоту.

Мы шли молча, только время от времени низачем пинали осенние листья. Осталь-ные ребята шли сзади, переговаривались. Все несли кожаные мешки для соли (притащить должны были килограмм двадцать пять) и с припасами, скатки из одеял и оружие.

— Ладно, — сказал я, когда мы спустились к берегу озера, — я пойду. Счастливого пути! -

129.

я переждал разноголосые отклики, улыбаясь. А потом добавил — для Вадима, задержав-

шегося возле меня: — И всё-таки тут всё не просто так, Вадим. Будь поосторожнее.

— Пройдём, как тени, — улыбнулся он в ответ, пожимая мне руку. — Через неделю — жди!

И побежал, догоняя своих, идущих по галечному берегу.

Я не стал задерживаться. И оглядываться тоже не стал…

…Около полудня — после трёхчасовой засидки — мне удалось подстрелить самца ко-сули. Было это километрах в пятнадцати от "дома", и я уже мрачно предвкушал удово-льствие тащить тушу — даже обезглавленная, без копыт и выпотрошенная, она весила килограммов тридцать. Три месяца назад я бы не поднял такое на плечи, а если бы кто-то взвалил — переломился бы. Сейчас вполне мог унести, но мысль о пятнадцатикиломет-ровом походе таким грузом не воодушевляла. Тем более, что тушка продолжала вяло кро-воточить, и дело не в том, что я боялся испачкаться. Тут не лесопарк, и на кровавую тро-пинку может встать любая зараза. В окрестностях имелся по крайней мере один пещер-ный лев — мы его слышали, и этого было достаточно, ещё и видеть его никому не хоте-лось.

Во мне — странная штука жизнь! — наверное, сохранились отголоски жизней пред-ков. Кто-то из них стопроцентно был охотником. А может — и не один. Я замечал за со-бой, что даже с грузом хожу быстро и бесшумно — не как Андрюшка Альхимович, конеч-но, но всё равно. Правда, вспотел я сразу, и кровь подтекала на левое плечо, да ещё липла разная мошкара.

Я возвращался коротким путём, ориентируясь при подъёмах на похожую на трезу-бец седловину перевала — там, левее левого зубца, располагалась наша пещера. Но подъё-мы я старался проскакивать быстро, рысью — просто на всякий случай.

И всё-таки именно на одном из подъёмов — отмахав уже полпути — я остановился. Мне послышались справа внизу, из леса, звуки — стук и шум, отдалённые и плохо различи-мые.

Я присел, сбрасывая косулю. Положил на неё один из метательных ножей. И двину-лся на спуск. Мной двигало осторожное любопытство. Шум в лесу производят только люди — и аллес. Наши шумят? А с чего бы?

Такое ощущение — по слуху, конечно, — что там рубят дерево. Дровами мы уже на-чали запасаться, но рубить старались сухостой и при этом так не орали…

А ещё через минуту я понял, что орут негры. Так вопить, лаять, скрежетать мог-ли только они.

Я остановился, расстегнув кобуру, отступая за дерево. Прислушался снова и всмо-трелся. Сталь не лязгает. Но они явно развлекаются рубкой деревьев — ещё раз, с чего бы это? И кто им дал такое право — рубить деревья в черте моего княжества?

Я заскользил от дерева к дереву, осторожно раздвигая ладонью папоротник, поры-жевший к осени. И, сделав десяток шагов, обнаружил четверых человекообразных.

Они и правда были заняты порубкой. Двое работали своими топорами, срубая мо-лодой дуб — твердая древесина упруго звенела под чёрными лезвиями. Ещё двое отдыхали на траве, задрав головы, и каркали, что-то обсуждая.

Я проследил за их взглядами и мысленно сочно сплюнул. В развилке двух толстых ве-твей — метрах в шести над землёй — виднелся человек. Всё, что я мог понять — вроде бы в джинсах, ни возраст, ни пол понять было невозможно. Ещё я видел торчащие в ветвях три толы — метательных ножа. Кидали снизу вверх, попасть не могли.

Один из негров продолжал рубить. Второй несколько раз пнул дерево босой лапой и зашёлся мерзким смехом. Наверху послышался истошный вскрик, листья затряслись, ме-лькнула рука, вцепившаяся в ветку… Кажется, прячущийся там человек окончательно обалдел от страха и думал только об одном — не сорваться. Но было предельно ясно, что ещё через полчаса дуб завалят, и неграм этого древолаза даже не придётся убивать — ра-сшибётся о землю сам.

130.

— Да что ж вам всем дома-то не сидится? — вздохнул я, взводя наган. — Что ж вы жить-то мешаете?

Я ощущал что-то вроде тяжёлой, надоедливой усталости при виде этих негров — так, словно это былитараканы или клопы: жить мешают, надоели, под сковородками путаются, дело делать не дают… Наверное, подобное ощущение вызывали у моих пред-ков какие-нибудь печенеги или монголы. Даже не ненависть, а именно вот так…

…Не люблю топоров. Именно поэтому я влепил тем, что рубили дерево, по пуле в голову. Вообще-то, если по уму, надо было (и можно было) застрелить всех четверых. Но патрон у меня совсем почти не оставалось, поэтому я вымахнул вперёд. Успевший повер-нуться чернокожий товарищ что-то жизнеутверждающе хрюкнул, когда я раскроил ему голову, а потом завалился вбок, смешно дёргая ногами.