Незваная Гостья, ликуешь ты зря!

Доколе к устам приникают уста —

Над жизнью тебе не видать торжества!

И только краем уха уловил — поют все.

* * *

— Олег, проснись!

— Гос-по-ди-и!!! — заорал я, вскакивая. — Да как же вы мне надоели!!!

Вокруг поднялись несколько голов. Физиономии были недовольными.

— Ты чего орёшь? — спросила голова Андрюшки Соколова, прежде чем рухнуть обратно.

Снаружи, кажется, было ещё почти темно. Меня будил Ясо. Волосы у него мокро блестели. Он что-то начал говорить, но от волнения по-гречески, и я уловил только "море", "доска", "человек"…

— Да погоди, погоди! — я дёрнул его за рукав. — Что случилось?!

— Я же говорю! — он изумлённо заморгал, потом хлопнул себя по лбу: — А, да… Доску, доску прибило к берегу, а к ней парень привязан, мы с Арнисом за ним в воду лазали… Он что-то важное сказать хочет. И, кажется, он русский.

— Да хоть немецкий, — я начал влезать в штаны. — Вы почему его сюда-то не принесли, умники?!

— Он умирает, князь, — серьёзно и печально сказал Ясо…

…Удивительно было не то, что парень умирал. Удивительно было, что он до сих пор жил. Не знаю, сколько его носило в, мягко сказать, прохладной мартовской воде, но она обкатала его, словно камень-гальку. Я никогда не видел у человека такого гладкого и синего тела, словно разбухшего изнутри, в которое врезались витки верёвок, надёжно притянувшие его к доске. Он сам себя привязал к этому широкому и длинному куску, или кто-то постарался, но сделали это умело. Рослый, широкоплечий мальчишка был, кажется, моим ровесником. Длинные русые волосы смёрзлись в сосульки.

А слева в боку торчала рукоять глубоко вошедшей толлы. Арнис как раз резал верёвки, когда мы подбежали.

Я помог перевернуть парня. Холодно ему, кажется, уже не было, но глаза в стрелках слипшихся ресниц смотрели неожиданно ясно и были похожи на кристаллы чистого льда.

— Потерпи, — сказал я, — мы сейчас тебя перетащим…

— Не надо, — он правда говорил по-русски. — Мне уже не помочь… я себя не чувствую… два дня на доске… Мне нужен князь Олег.

— Олег — это я, — я наклонился к нему. — Кто послал тебя?

— Ты не знаешь его… это князь острова Змеиный Ярослав… — мальчишка смотрел, не отрываясь, мне в лицо. — Я плыл на нашей второй ладье, но в устье Дуная негры напали с лодок… Нам рассказал о тебе Тиль…

— Тиль ван дер Бок? — спросил я. Мальчишка с трудом наклонил голову.

— Да… он просил, чтобы вы пришли на помощь… ради того случая, когда он помог в Карпатах… он будет ждать на Змеином… Ниггеры рвутся на Кавказ… остановить… помоги остановить… я выполнил свой долг… я… умираю… Олег, пожалуйста… встань… встань с нами…

Он выдохнул и вытянулся на доске.

Положив ему на лицо ладонь, я закрыл мёртвому глаза. Потом поднялся и, посмотрев на Ясо и Арниса, сказал:

— Похоже, плавание на запад откладывается. У нас появились срочные дела в другой стороне.

Игорь Басаргин

Ходит Времечко, чешет темечко:

"О-хо-хонюшки — во дела!"

А за Времечком, сплюнув семечко,

Вышел Смертушка, сукин сын.

А за Смертушкой — враз три ветрушка.

Старший — страшненький, морда зла.

Средний — лихонький, да нелёгонький.

Младший — тихонький, вьюн-пустынь.

Юбка чёрная колыхнётся —

Старший-страшненький улыбнётся.

Юбка красная пролетит —

Средний-лихонький просвистит.

Юбка белая — что крыло…

Знать, и младшего понесло…

Как за пазуху старший сунется —

Мужик к вечеру окочурится.

Средний дых зажмёт —

К утру сын помрёт.

Младший вьюнется по грудям —

Дочка скурвится ко блядям.

Никуда-то от них ты не денешься,

Не заслонишься, не развстренешься…

Хоть бы Смертушка поспешал!

Ждать — не прятаться, звать — не свататься,

Нараспах душа — ни гроша!..

…Ходит Смертушка, ищет хлебушка,

Сеет ветрушки про запас.

На приступочке у простеночка

Встало Времечко — чёрный глаз!