Но, пока мы живы, мы их не забудем. Это тоже — памятник.

Никто и не думал жаловаться, когда я объявил, что надо идти дальше. Мне почему-токазалось, что все видели мою слабость, но то ли никто внимания не обратил, то ли не хотели вспоминать.

Кристина была тяжело ранена — не считая мелких "царапин" (которые там уложили бы любого в койку). Ассегай пробил её насквозь в районе солнечного. Ольги с нами больше не было, но и так все понимали — доставать его нельзя. Мне почему-то лезли в голову строчки из "Книги будущих командиров" — как фиванский полководец Эпаминонт был ранен при Мантинее: дротик попал ему в грудь, и он приказал обрезать древко, чтобы оно не качалось и не причиняло лишней боли. Потом, после боя, отдав последние распоряжения, велел вынуть дротик — и после этого умер.

Кристина была без сознания. Иззубренную ландскетту с искорёженной гардой из её пальцев вытащить просто не удалось, так её и нескли на импровизированных носилках. Носильщики менялись, но я не мог — плечо… Мы шли через глумливо перекликающуюся барабанами ночь, словно раздвигая её собой. Шли в тишине, чутко вслушиваясь и сжимая в руках оружие. Шли, стараясь не думать, что где-то лежат, наверное, тела других наших друзей — и их даже похоронить некому…

Что же — может быть, и мы будем скоро лежать так же. Это не причина для скулёжа.

У меня снова начала промокать повязка на бедре. Кровь текла в сапог, и он захлюпал. Вот мерзость…

269.

— Люди впереди, — неслышно подошёл Арнис.

— Люди или негры? — быстро спросил я.

— Я же сказал — люди… Вроде бы наши.

…Вадим шёл первым. Он нёс меч на плече и покачивался, припадая на левую ногу. Следом шёл Джек; потом — Ленка, Сергей, Вильма, Олег…

Мы обнялись — я, Вадим, Сергей… Надолго обнялись. Потом, отстранившись, я хрипло сказал:

— Всех вывел. Молодчина…

— Не всех, — он посмотрел на Саню, который подошёл к нам и остановился чуть в стороне. — Саш, Наташку убили… Игорь, — окликнул он Сморча, — слышишь?

— Слышу, — деревянно откликнулся вместо него Саня.

— Мы на тропинке столкнулись… — Вадим прикрыл глаза, перевёл дух. — Её — ассегаем в горло, она сразу упала… Мы её вытащили, но… — он махнул рукой.

— А где Богуш?! — отчаянно крикнула Наташка Мигачёва.

— Богуш… — Вадим снова прикрыл глаза. — Если бы не он, мы бы все там остались… Они навалились, Джек упал… — я заметил, что у англичанина рассечён висок, волосы слиплись в кровавую сосульку. — А он встал там… с кистенём, и не подпускал… Ему… — Вадим скрежетнул зубами, качнулся, — ему голову смаху… Но он пять или шесть штук успел свалить, и нас прикрыл…

Наташка зарыдала. Ленка Власенкова, подойдя, обняла её. Вот так, а я и не замечал, что она неравнодушна к поляку…

— Где Олька? — спросил Вадим. — Пусть перевяжет, не могу больше…

— Она больше никого не перевяжет, — сказал Сергей. — Её убили… И Кольку, и Игоря, и вообще… — он шмыгнул носом и скривился.

— Я перевяжу, — Ингрид, державшаяся, как всегда, рядом с Басом, подошла к нам. — Я хорошо умею…

— Тогда держи, — Сергей отдал ей Олькин мешок. — Работай.

* * *

Жоэ был честен. Он ждал нас, пока мог.

Сожжённая наполовину каравелла лежала боком на мели. Песок был истоптан и почернел от крови, валялся разный мусор. Вяло чадил большой костёр — остаток ниггеровсокго пиршества. Тут же, у чёрного борта корабля, лежали несколько голов.

Жоэ был третьим слева.

Мы одновременно подняли головы. Там, где стояла крепость, тянулись в утреннее свежее небо столбы дыма.

— Север… — я осекся. — Джек, посмотри — нет ли там живых.

— Да, — кивнул он.

— Корабль сожжён, — Саня попинал борт, тронул его пальцем, с гримаской вытер испачканную руку о песок. — А нас двадцать два человека…

— Двадцать один, — подошла Ингрид. — Кристина умерла.

— Достаньте ассегай, — приказал я. — И похороните её.

Но потом — не выдержал, пошёл сам посмотреть.

Пальцы Кристины после смерти разжались, и ландскетта выпала. Я поднял шпагу, помедлил… положил её на грудь девчонке. Мышцы её красивого лица расслабились, нижняя губа чуть отвисла — и от этого Кристина казалась обиженной…

…Джек со своими прикатил из крепости четыре больших глиняных сосуда и принёс моток верёвки.

— Плот, — сказал он. — Надо строить плот, иначе погибнем. Не спрячемся. Остров-то небольшой вобщем… У нас есть время — немного, но есть, они пока сюда не додумаются вернуться.

— Через пролив на плоту? — Фирс покачал головой.

270.

— Тогда можешь вернуться в горы и ещё несколько дней по ним побегать, — отрезал я. — Ладно. Похороните Кристину — и за работу!

* * *

— Еды мало, — Ленка Власенкова тоже получила своё, она была ранена в левое плечо и в левое запястье. — Воды в эти кувшины войдёт литров по пятьдесят, всего, значит, двести, если по литру в день — это всем на десять дней. Думаю, хватит за глаза, а еды мало.

— Поголодаем, — отрезал я, тревожно оглядывая холмы и лес на них. — Я вообще не жрать готов, лишь бы отсюда подальше…

— Логично, — вздохнула она. — Ладно. Пойду укладывать, а то побросают, как попало…

"Вот и всё, — подумал я. — Два часа — и всё. Мы уже ни про кого не помним. Дела и надо укладывать груз…"

— Есть одна опасность, — раздался голос за мной, и я повернулся. Джек стоял около меня, машинально оттирая руки от чёрных пятен смешанной с грязью и гарью смолы. — Нас может подхватить течение. Плот не выгребет, не корабль.

Джек говорил тихо и спокойно. Поэтому и я ответил так же:

— Тогда что?

— Тогда — Мальта. Пантеллерия. А дальше — Балеарские острова. Только до них есть риск уже не доплыть. Или, может, нас кто-нибудь подберёт.

— Шансы?

— На благоприятный исход? Три из десяти… Надо ещё все фляжки наполнить… Знаешь, князь, а умирать-то не хочется.

— И тебе? — хмыкнул я.

— И мне… А всё-таки, — он сощурил глаза, — на юге что-то есть. Недаром они так бросаются на всех, кто идёт туда!

— Недаром, — согласился я. Потом задумчиво сказал: — И всё-таки ещё — странно они появились. Ведь не было их. И вдруг — на тебе! Как с неба…

С плотом наши спешили, но делали его прочно. Море — это море… Плавника, обкатанного ветром, песком и водой, на берегу хватало, и все вкалывали — кроме девчонок, которые несли стражу и пытались напоследок поохотиться (аркебузу Вальки Северцевой взяла Наташка Мигачёва) да подсобрать травок и кореньев. Таскали воду в кувшины, набирали фляжки…

Плот нарастал на мелководье.

— А всё-таки я вернусь, — тихо, но упрямо сказал я.

* * *

Ленка долго скребла котелком по дну кувшина. Ёжилась, словно на холодном ветру, что-то бормотала…

Мы смотрели. Девятнадцать пар глаз. Танюшка, сидя на "условном носу" со скрещенными ногами, глядела в другую сторону — в море.

— Ничего нет, — сказала ленка. Я знал, что она сейчас ответит, но внезапно на миг возненавидел её за этот ответ.

Мы плыли двадцать второй день. Нам выпал тот самый один шанс из семи на десять. По расчётам Танюшки мы сейчас находились где-то южнее Сардинии.

В первые два дня мы, не особо ограничивая себя, выдули кувшин воды — по всем приметам нас вроде бы несло в нужном направлении. И потом поздновато опомнились… Короче, к исходу десятого дня у нас оставался один кувшин, который в то утро кокнул Сморч. Случайно, конечно — рукоятью гизармы.

Случись такое сейчас — его бы убили. Но тогда жажда ещё не добралась до нас по-настоящему. Сморч, конечно, скис почти до слёз, да и мы ругались, но — так… Сутки мы продержались на фляжках и надежде, что нас прибьёт к Сицилии (шутили про тамошнюю бессмертную мафию, вспоминали "La piovra" и Каттани…) Сицилию мы не

271.

увидели, но прошёл дождь, и мы набрали кувшин и фляжки. Рыбалка была плохая…