Я удивляюсь силе характера Андрея — он не оставил желания поступить в театральный институт, несмотря на то что в первый раз провалился и отец сказал, что артист из него не получится. Но может, это как раз и послужило стимулом.

Он играл очень разные роли, и в каждой был убедителен. Думаю, Андрей был бы идеален в роли Сирано де Бержерака или Свидригайлова. Кто-то говорит, что Андрей больше всего похож на самого себя в «Сестрах» и сериале «Стервы, или Странности любви». Но мне кажется, ему было бы неинтересно играть самого себя, особенно если учесть то, что на протяжении нескольких лет он занимался вещами, не связанными с актерской профессией. Ему нужно было кого-то играть — без этого он не мог… Но в некоторых ролях, безусловно, у Андрея есть параллели с героем: он такой же начитанный, философичный, с чувством юмора.

С женщинами у Андрея не всегда все складывалось гладко. Думаю, с ним было сложно постоянно находиться рядом. Он творческий человек, и работа для него превыше всего. Однако в последние годы он, как мне кажется, был счастлив. После спектакля в Питере я увидела Светлану Кузнецову. Андрей представил ее как свою жену. Причем он сделал это так, как могли бы сделать лишь некоторые мужчины. Андрей с какой-то возвышенностью, с некоей гордостью произнес: «А это моя жена!» Светлану он при всех называл своей женой, и было видно, что он ее любит. Она ездила с ним на гастроли, везде сопровождала его. Светлана помогала нашему сайту, рассказывала новости об Андрее и делилась фотографиями.

Это горько осознавать, но только после смерти Андрея, все поняли, какого масштаба актером он был. Теперь о нем говорят и пишут все, на наш сайт приходит очень много отзывов о его творчестве — их присылают люди со всех уголков России и даже из-за границы: Америка, Израиль, Польша, Болгария, страны ближнего зарубежья. Андрей уже не был обычным актером, он переместился на более высокий уровень.

Людмила Арсенъева, заместитель директора по работе с актерами театра «Приют комедианта»

Наша семья очень любила Андрюшу. Его смерть для нас — безумно глубокая рана. Но если человек уходит, значит, так угодно Богу…

Я разговаривала с ним незадолго до его съемок в Одессе, хотела предложить ему роль в новом спектакле — «Вирджиния Вулф». Андрей хорошо отнесся к предложению, очень заинтересовался, но сказал, что сейчас будет занят на съемках. Я знаю, что он всегда очень хотел играть в театре. Вообще, для меня Андрей был прежде всего актером — я не делила его творчество на кинематографическое и театральное. Один из самых лучших фильмов с участием Андрея — «72 метра». Как-то я была на гастролях в Клайпеде и там встретилась с Андреем — он приехал туда либо после съемок, либо между съемками, уже не помню. Андрей рассказывал о роли Янычара очень много, с большим вдохновением, говорил, что давно мечтал сыграть именно такого человека. Вообще, даже небольшими эпизодическими ролями Андрея, какую ни посмотри, хочется восторгаться. Как только выходил новый фильм с его участием, я тут же звонила Андрею и благодарила его за талантливую игру.

В нашем театре Андрей играл в спектаклях «Собачий вальс» и «Москва — Петушки». Когда запускался спектакль «Москва — Петушки», я посмотрела его из зала и была не особо воодушевлена, то есть не в восторге. То ли у меня настроение в тот момент было не очень, то ли материал не совсем театральный… А потом получилось так, что я вела этот спектакль и посмотрела его уже из-за кулис. Андрюша был совсем рядом, как на ладони. Я наблюдала за ним в каком-то шоке. Как он играл! Это было счастье — видеть его на сцене. Я сказала позже, что Андрей — артист без кожи…

Дмитрий Светозаров, режиссер

(«Скорость», «Прорыв», «Танцор», «Арифметика убийства», «Гаджо», «Псы», «14 цветов радуги», «Агент национальной безопасности», «По имени Барон», «Без мундира», «Синдикат», «Три цвета любви», «Вепрь», «Фаворский», «Опера. Хроники убойного отдела», «Улицы разбитых фонарей» и др.)

С Андреем мы познакомились в самом начале восьмидесятых — он снимался тогда в одной из главных ролей в дипломной работе моего однокурсника Алексея Лебедева («Личное свидание». — А. В.). Он сразу обратил на себя внимание «необщим выражением лица», очень индивидуальной, личной актерской интонацией. Неудивительно, что вскоре я предложил ему одну из главных ролей в своем фильме «Прорыв» (вернее, сразу две роли: Андрей играл братьев-близнецов). С той поры Андрюша принимал участие практически в каждом моем фильме или сериале — от главных ролей до эпизодических (в таких случаях я звонил ему и честно говорил: «Андрюша, для тебя ничего интересного нет, но приходи отметься (так мы называли его почти ритуальное появление на экране с тем, чтобы не прерывались наши дружба и творческое содружество).

Без лишней скромности утверждаю, что всероссийская слава и любовь к нему пришли после сериала «Агент национальной безопасности». Помню, мне позвонил Володя Вардунас (он вместе с Игорем Агеевым писал сценарий сериала). «Андрюшке Краско есть нечего. Давай поможем ему, сочиним какой-нибудь эпизодик», — предложил он. Так родился капитан Краснов — принципиально новый герой новой эпохи, без котурн и пафоса, глуповатый и открытый, чем-то напоминающий бравого солдата Швейка, однако обладающий несомненными национальными чертами.

Помню, мы все несколько опасались ревнивого окрика из высоких кабинетов столичных спецслужб — мол, где вы видели в наших рядах подобных пьяниц и придурков. Поэтому мне запомнилась история, рассказанная Андрюшей: в каком-то ресторане к нему подошел человек в штатском, оказавшийся генералом ФСБ, и поблагодарил Андрея за созданный им образ (надо отметить, что к тому времени благодаря «Агенту…» Краско-младшего стали узнавать на улицах). «Неужели подобные работники есть в ваших рядах?» — подколол генерала Андрей. «Девяносто процентов», — сухо ответил тот.

Судьба Андрея Краско во многом могла бы стать знаковой для целого поколения творческой интеллигенции нашей страны, поколения, к глубокому сожалению, «потерянного», уничтоженного (не физически — нет, но нравственно и профессионально) прежним строем, последующим катаклизмом, первой декадой новой российской реальности. Андрей годами сидел без работы, пил, перебивался случайными заработками (работал могильщиком на кладбище, шил самопальные джинсы на старенькой швейной машинке, ремонтировал автомобили), и поэтому, когда к нему пришли запоздалые слава и успех, он бросился догонять упущенное. Он сжигал себя работой, порой без разбору, но разве обвинишь в этом изголодавшегося по работе и признанию актера, который, по его собственным словам, ничего, кроме лицедейства, делать не умел, да и не хотел.

Андрюша был истинное дитя питерской творческой богемы (тот, кто знает, что это такое, — поймет меня). Ему были свойственны все ее высокие и низкие черты: пренебрежение к комфорту и прочим жизненным благам, нескрываемая тяга и даже бравада алкоголем, внутренняя свобода, ставшая своеобразным фетишем. Он много любил, его любили, он много пил, много работал… Еще больше он не успел сделать — как очень многие его коллеги и однолетки.

Андрей был, как это ни удивительно звучит для людей, плохо знавших его лично, необычайно литературно эрудированным человеком, много, запоем читавшим. Почти всегда, когда мы встречались, с ним была книга. Он очень тонко чувствовал язык, особенно устную речь, — работать над ролью с ним было сплошным удовольствием. Помню, мы останавливали съемку, садились где-нибудь в уголке и на обратной стороне литературного сценария наново переписывали целые сцены, диалоги.

Незадолго до смерти он зашел ко мне и подарил роскошно изданную «Божественную комедию» Данте Алигьери. Вот такой он был, Андрей Иванович…

Лиза Башарова, агент Андрея Краско, жена актера Марата Башарова