Все это Эньшин произнес слабым голосом, с передышками.

— Какую роль вы играли при сборе враждебной нашему строю информации?

— Если вы имеете в виду какие-либо беседы с художниками, которые вел Райнер, то я могу признать себя виновным лишь в том, что один раз проводил его в мастерскую к Сентюриным, у которых Райнер хотел посмотреть иконы. Но я при беседе не присутствовал, знать, о чем они говорили, не мог... Вот я вам честно во всем признался. Я очень устал и прошу, гражданин следователь, распорядитесь, чтобы меня отвели в камеру. Я плохо чувствую себя.

— Хорошо, вас скоро отведут. Ответьте еще на один вопрос: у нас есть факты, доказывающие, что вы познакомили Райнера с Лисовским и таким образом помогли незаконно вывозить наши национальные ценности за пределы страны. Это, как вы сами понимаете, усугубляет степень вашей виновности. Вы действовали не один, а создали целую группу: вы, Райнер, Лисовский, Пожидаев.

— Это неправда, неправда... Я не знакомил Грюбеля с Лисовским. Наоборот, Райнер познакомил меня с Лисовским. Я вам все расскажу, я просто коммерсант, ни в какой группе не был... Ни о какой группе не знаю. Действовал один. Так и запишите.

— Расскажите все по порядку.

— Да, да, я все расскажу. Никакой группы не было. Мне хотелось немного подработать...

 

Бурмин вышел на улицу. За ночь ветер намел кучи листьев, они шевелились каким-то сухим, жестяным шорохом. Среди этого бледно-желтого и оранжевого мельтешения, словно мазки на холсте импрессиониста, выделялись крупные листья кленов.

Бурмин шел мимо Чистых прудов — и здесь, на воде, грустными, одинокими корабликами плавали опавшие листья. На асфальте оглушительно чирикали воробьи, пригретые неярким осенним солнцем. На берегу чистили перья дикие утки. Бурмин любил это место. Сейчас здесь было малолюдно. Он присел на пустую скамейку и с удовольствием вытянул ноги. Да, ему нужно хорошо подготовиться к сегодняшнему дню. Так, наверно, прыгун готовится к решающему прыжку. Бурмин чувствовал, как напряжен его мозг и даже, казалось, мышцы. Он прикрыл веки и еще и еще раз продумывал ход предстоящего допроса.

 

Как обычно, Лисовский вошел, сел, исподлобья окинул взглядом комнату, равнодушно, как на неодушевленный предмет, взглянул на Бурмина.

— Итак, гражданин Лисовский, — сразу же начал Бурмин, — как показали Эньшин и Райнер, вы были знакомы с Райнером давно, а точнее — познакомились в годы войны. Я даю вам возможность рассказать все самому.

— Как Эньшин? Что вы выдумываете? Его же нет... Провоцируете?..

Бурмин позвонил. Отдал распоряжение привести Эньшина. Куда делся отсутствующий взгляд Лисовского!

— Если Эньшин жив, почему меня здесь держите? И не путайте меня с каким-то Райнером. Раз Эньшин жив, значит, все...

Эньшин, увидев Лисовского, замер и оцепенел. Кровь сошла с лица, и он стоял с остановившимся взглядом. Через несколько мгновений, однако, ожил, обратился к Бурмину:

— Гражданин следователь, я не хочу видеть этого человека. Он мой враг. Он меня ненавидит. Не верьте ни единому его слову... Это он втянул меня в свои грязные дела...

— Прекратите истерику, гражданин Эньшин. И отвечайте на вопросы. И вы и Лисовский.

Вошел полковник Шульгин, кивнул Бурмину:

— Продолжайте.

— Гражданин Эньшин, расскажите, как началось ваше знакомство с Райнером Карлом Иоганном, подданным Федеративной Республики Германии, и с Лисовским Станиславом Яковлевичем, присутствующим здесь.

— Моя жена, Вера Кондратьевна Эньшина, работала дежурным администратором в гостинице «Украина». Два года назад она познакомилась с Райнером, который приезжал в СССР как турист и останавливался в гостинице.

Выслушав Эньшина, Бурмин обратился к Лисовскому:

— Гражданин Лисовский, подтверждаете ли вы правдивость рассказанного?

— Я не мог быть знаком с Райнером. Никогда его не видел. Этот человек, — Лисовский кивком головы указал на Эньшина, — все врет. Хитро придумал. Он украл у меня все сокровища...

Произнося слово «сокровища», Лисовский, до которого только сейчас дошел смысл сказанного Эньшиным, вдруг мелко задрожал — его бил озноб, словно в малярийном приступе. В голове была только одна мысль: «Цель всей жизни... погубитель, убийца...» Голос его сделался хриплым, он выкрикивал:

— Он старается меня утопить, этот вор, и ему вы поверили! Я докажу, что ценности принадлежат мне! Докажу, как он украл их из часовни, из сундука!.. Он сам мне признался. Теперь я знаю: нарочно сделал там завалы, чтобы избавиться от меня и всем завладеть. Он убийца, он пытался меня убить...

Глаза Лисовского налились кровью, он рванулся с места и попытался броситься на Эньшина.

— Уберите его! — закричал Эньшин.

Лисовский тяжело дышал. Полный ненависти взгляд его метался по лицам присутствующих.

— Итак, гражданин Лисовский, вы утверждаете, — продолжал Бурмин, — что не встречались с Райнером?

— Нет, нет, не знаю никакого Райнера. Вы можете проверить... Я из Больших Камней в этом году никуда не выезжал. И никакой Райнер тоже не приезжал туда...

— Откуда вы знаете, что Райнер не приезжал?

— Я не знаю, но уверен в этом.

— Да. Райнер действительно в эти годы в Больших Камнях не был, — подтвердил Бурмин.

— Я же говорю, ни слову этого негодяя не верьте! Это вор и убийца...

— Прекратите, Лисовский. Отвечайте только на вопросы. Вы были знакомы с Райнером до 1941 года?

— Я же сказал, что не был. Я вообще никогда не был знаком ни с каким Райнером.

Бурмин отдал распоряжение, и в комнату вошел пожилой человек — рослый, крупный, с явно военной выправкой. На груди у него — колодка с орденами и медалями.

Бурмин предложил вошедшему стул:

— Ваша фамилия, имя, отчество, род занятий? Расскажите о себе.

— Моя фамилия Попков Василий Григорьевич, год рождения — тысяча девятьсот шестнадцатый. Происхождение — из семьи рабочего-железнодорожника. Родился в Рязани. После окончания средней школы поступил слесарем в депо... В 1941 году меня приняли в партию. В том же году ушел воевать с фашистами... Был дважды ранен. После излечения снова попал на фронт. Дошел до Берлина... После войны остался в армии, был направлен в военную академию, закончил ее в 1950 году. В настоящее время преподаю в военном училище.

— Скажите, товарищ Попков, вы с кем-либо из присутствующих здесь были знакомы раньше? Посмотрите повнимательнее.

Попков пристально всматривался в сидевших.

— Этого человека, — он указал на Эньшина, — я никогда не видел. Второго же, не смею утверждать, поскольку очень смутно припоминаю, как будто видел — или его, или человека, схожего с ним. Но это, повторяю, очень смутное и неопределенное воспоминание. И утверждать, что знаю этого человека, не могу.

— Посмотрите, пожалуйста, вот эти фотографии. — Бурмин подал Попкову фотографии. Попков внимательно их рассматривал.

Лисовский напрягся. Он не знал, какая опасность ему грозит, но он ее чувствовал. Он-то знал, когда и кем были сделаны фотографии. Знал также, что это он, Лисовский, был изображен на них, Но вот Попков этого не знал, это точно.

Попков взглянул на Бурмина:

— Я узнал этого человека. Запомнил на всю жизнь. У меня нет никакого сомнения: это о нем я вам рассказывал, товарищ Бурмин. Ведь я видел его совсем близко. Это он убил разведчика Захара Зайцева и ушел к немцам.

Лисовский вскочил:

— Ложь! Ложь! Все подстроено! Не было этого!..

— Сядьте, Лисовский, — негромко, раздельно произнес Бурмин. — Вам предъявляется обвинение, как военному преступнику, убившему советского разведчика Зайцева Захара Игнатьевича, как изменнику Родины. Также в том, что, поддерживая связь с подданным ФРГ Грюбелем Густавом, он же Райнер Карл, начавшуюся с декабря 1943 года, вы незаконно завладели принадлежавшими нашему государству музейными ценностями: коллекцией, собранной русским помещиком Мурениным Исидором Львовичем, украденной у него Грюбелем Густавом Генрихом в 1916 году и спрятанной в пещерах Старицкого монастыря. Предметы этой коллекции вы передавали Грюбелю через гражданина Эньшина Семена Михайловича для незаконной отправки за пределы нашей страны. Кроме того, вы занимались незаконным приобретением предметов искусства — икон, крестов и других изделий — и спекулировали ими. Вы обвиняетесь в противозаконном приобретении иностранной валюты, а именно: долларов, обнаруженных у вас при обыске.