— Моя мать писала, что Смоленски — это дьявол во плоти, — перебил его Бродка.

— Что вам известно о Смоленски?

— К сожалению, недостаточно. А что известно вам?

Их беседа напоминала осторожное прощупывание. Эти двое мужчин мало знали друг друга, чтобы слепо доверить свои тайны. Но оба понимали, что занимаются одним и тем же делом.

Зюдов осторожно произнес:

— Я давно уже наблюдаю за этим Смоленски, но доказать ничего не могу. То есть я не могу доказать того, о чем скажу вам сейчас, и не буду упрекать вас, если вы сочтете меня параноиком. Я уверен, что Смоленски является главой организации, которая под прикрытием Ватикана занимается настолько грязными делишками, о которых даже помыслить нельзя.

На лице Бродки появилась многозначительная улыбка, и Зюдов почувствовал себя неуверенно.

— Признаюсь, Америку вы мне не открыли, — сказал Бродка.

— Как… Вы об этом знали?

— Я на собственной шкуре испытал дьявольские махинации Смоленски. В Мюнхене в меня стреляли. В Вене мне попытались пришить убийство, а потом заперли в психушку. Они даже позаботились о том, чтобы выставить мою спутницу жизни причастной к подделке произведений искусства. Не могу пожаловаться на то, что эти люди обделили меня своим вниманием.

— Вы когда-либо встречались с кардиналом Смоленски?

— Нет, никогда. У его преосвященства достаточно людей, которые работают на него. Ведь не станет же государственный секретарь Ватикана пачкать ручки! Вы боитесь Смоленски?

— Боюсь? — Зюдов самоуверенно ухмыльнулся. — Будь это так, я бы вряд ли выбрал профессию репортера. Но не мне вам это объяснять.

— Я спрашиваю потому, что Дорн утверждал, будто вы исчезли после того, как в «Ньюс» появилась статья о махинациях агентства недвижимости «Pro Curia».

— Чепуха, — отмахнулся Зюдов. — У меня были другие причины исчезнуть. Женщины, понимаете ли. Кстати, вам известно, кто стоит за «Pro Curia»?

— Догадываюсь… Смоленски.

— Верно. Его люди выманивали имущество у одиноких женщин. За это они обещали им полное отпущение грехов и надежду на вечное блаженство. Само название агентства уже чистейшей воды цинизм: «Pro Curia» — для курии. Если ваша мать действительно завещала Церкви миллионное состояние, это, возможно, объяснит тот факт, что ее похоронили на Кампо Санто Тевтонико.

— Но она ничего не завещала курии. Наоборот, «Pro Curia» продала ей в Мюнхене удобно расположенный дом за символическую цену в одну марку. Я видел все документы. Я — полноправный наследник.

— Вот этого я не понимаю. — Андреас фон Зюдов обвел взглядом ресторанчик. Было видно, что ему трудно все это принять. — Люди из «Pro Curia» вовсе не благодетели, они скорее вымогатели. — Помолчав немного, он добавил: — Не хочу показаться слишком назойливым, поэтому простите мое любопытство: считаете ли вы возможным, что ваша мать работала на людей Смоленски?

— Честно говоря, я уже задавался этим вопросом. Вероятно, у моей матери были со Смоленски какие-то дела, иначе бы она не высказывалась о нем столь негативно в том письме. Но что и как — мне неизвестно. Как я уже сказал, у меня не было с матерью доверительных отношений. Собственно говоря, я познакомился с ней по-настоящему только после ее смерти, как бы странно это ни звучало. При жизни я полагал ее добродушной эстетствующей женщиной, которая ведет отшельнический образ жизни и живет только воспоминаниями. После ее смерти мне пришлось изменить свое мнение. Она была настолько богата, что теперь я могу позволить себе повесить на крючок свой фотоаппарат. Ей принадлежал не только сдающийся в аренду дом, в котором она жила, но и акции, ценные бумаги, которые я нашел. Возможно, именно поэтому она хранила дома оружие. Еще недавно я бы просто посмеялся, представив себе мать с пистолетом в руке. Но теперь, признаться, мне не смешно.

Зюдов отпил немного капучино.

— Ваша история действительно кажется невероятной и совершенно нелогичной. Но в то же время именно поэтому она интересна. Если позволите, я охотно займусь этим делом. Нужно добраться до Смоленски. Вопрос только в том, каким образом…

Постепенно ресторанчик заполнялся посетителями. Среди гостей были и «белые воротнички». Бродка едва сдерживался, чтобы не рассказать фон Зюдову, что у него есть средство, которое наверняка поможет разоблачить кардинала Смоленски: кассеты. Но он не был уверен в том, что может безоговорочно доверять Зюдову, хотя тот и производил на него хорошее впечатление.

Вздохнув, Александр сказал:

— Смоленски и его люди не любят, когда ими интересуются.

— Откуда вы это знаете? Вы говорите, исходя из собственного опыта?

Бродка кивнул.

— Что бы вы подумали, если бы однажды получили два оплаченных билета на самолет на свое имя с доставкой на дом? Билеты на самолет, которые вы никогда не заказывали?

— И это действительно было?

— Я же вам говорю.

— Но вы не согласились на это предложение. Точнее сказать, на угрозу.

— Ну почему же?

— Тогда зачем вы здесь?

— Мы с моей спутницей жизни для вида исчезли из Рима. Мы выехали из отеля и отправились в аэропорт, прошли регистрацию и покинули зал через боковой выход. Теперь мы снимаем дом в Албанских горах и можем незаметно, как нам кажется, продолжать свое расследование.

— Очень умно.

Внимание Бродки привлек посетитель, который вошел в ресторанчик и стал кого-то искать глазами. Затем он сел у окна и со скучающим видом уставился на прогуливающихся по улице людей. Мужчина сразу же показался Бродке знакомым. Это был Титус. Зюдов продолжал говорить, а Бродка с безопасного расстояния наблюдал за тем, как к Титусу присоединился пожилой мужчина, с которым у того завязалась оживленная дискуссия.

Зюдов замолчал, проследил за взглядом Бродки и тоже стал смотреть на мужчин, сидевших у окна. Внезапно он ухмыльнулся и кивнул в их сторону.

— Вы знаете, кто это? Я имею в виду старика.

— Нет, но надеюсь, что вы мне скажете.

— Пару дней назад его портрет был во всех газетах. Очень трогательная история. Его зовут Бруно Мейнарди. Он сорок лет был смотрителем в зале Рафаэля Ватиканских музеев. Сорок лет смотрел на одни и те же картины. Мейнарди утверждает, что может заметить на своих картинах любое, даже мушиное пятнышко. Пару дней назад ему показалось, что с Мадонной Рафаэля произошли какие-то изменения. Мейнарди заявил, что у Мадонны внезапно испачкались ногти. Вы только представьте себе! Бедняга. Иметь дело с одними и теми же картинами на протяжении сорока лет — очевидно, он сошел с ума.

— Интересно.

Зюдов внимательно посмотрел на Бродку, не смеется ли тот над ним.

Но лицо Бродки оставалось серьезным.

— Вы знаете второго мужчину? — спросил он.

— Нет. Никогда не видел. А вы знакомы с ним?

— Да. Его зовут Титус. Это не настоящее имя, однако этот факт никакого отношения к делу не имеет. Намного интереснее то, что когда-то он был секретарем Смоленски. Очевидно, они поссорились. Либо Смоленски его вышвырнул, либо Титус тайком исчез. В любом случае люди Смоленски преследовали его до Вены, где он залег на дно, поскольку боялся… — Бродка замолчал. — Вы только посмотрите!

Мужчина, которого Бродка назвал Титусом, протянул второму, в котором Зюдов узнал Бруно Мейнарди, конверт. Мейнарди открыл конверт и осторожно пересчитал купюры, что, судя по всему, не очень-то понравилось Титусу. Он постоянно оглядывался, проверяя, не следит ли кто за ними. Пересчитав купюры, Мейнарди удовлетворенно кивнул, спрятал деньги в карман своей куртки, поднялся и пожал Титусу руку. После этого они вышли из ресторана.

— Идемте! — Зюдов бросил на стол купюру. — Не спускайте глаз с этого Титуса. Я беру на себя Мейнарди. Через час мы встречаемся здесь, в ресторане. Вот мой номер телефона. — Он протянул Бродке свою карточку.

— Согласен.

Бродке понравилась решительность фон Зюдова, выдававшая в нем хорошего репортера. Из рассказанных обоими историй выходила интересная комбинация, ключ от которой мог быть только один. В тот миг Зюдов и Бродка думали об одном и том же. Оба понимали, что по каким-то причинам Титус покупал молчание Мейнарди.