Мы можем предполагать, что их несет волна духовных поисков, захлестнувшая Европу после войны. Антропософия, теософия. Учение юного Антона Лавея.[39] Мексиканская «Сантерия».[40] Ложа Белого Орла.[41] Сайентология. Мартинус.[42] ОТО.[43] Тайный орден замковых рыцарей…
Их приглашают в качестве почетных гостей на семинар по «Фаусту». На конференции о ясновидении они сидят рядом с Германом Йозефом Метцгером, председателем Психофизического общества. Они принимают также участие в юбилее ордена Иллюминаторов,[44] затем проводят несколько недель в алхимической лаборатории в Уэльсе. Все эти сведения довольно отрывочны, но в июне 1956 года мы видим их с внезапной резкостью, словно в наведенном на фокус объективе — дело касается бесноватого мальчика Люцио в Салерно.
Нашумевший случай одержимости произошел на Пасху, и один из монахов близлежащего монастыря капуцинов, отец Амброзио, берет на себя труд по изгнанию демонов. В письме в Ватикан он описывает мучения мальчика — из язв на теле сочится уксус, температура превышает пятьдесят градусов Цельсия, он постоянно что-то бормочет на непонятных языках и разными голосами. Письмо это случайно попадает в руки прессы, начинается истерия. В измученной и голодной Италии послевоенных лет люди жаждут сенсаций. Журналисты осаждают монастырь, и, чтобы дать мальчику покой, его тайно увозят в глухую деревню в Умбрийских горах.
К середине июля никакого улучшения в состоянии мальчика не отмечается. В письме в Ватикан, отправленном монастырским советом, описывается некий загадочный странник, появившийся однажды утром в деревне. На нем пропыленный костюм, старомодные очки, под мышкой — портфель. Он выглядит очень усталым, утверждает, что его преследуют, хотя и не вдается в детали, кто именно.
Монахи разрешают ему переночевать. Наутро, перед тем как снова отправиться в путь, он просит позволения взглянуть на одержимого мальчика. Он падает на колени у его постели, причем Люцио извивается в страшных конвульсиях и изрыгает хриплые проклятия. Странник ударяется в горькие рыдания и, не говоря ни слова, покидает деревню, продолжая свой путь на юг.
Вскоре после этих событий, рассказывается далее в письме, в деревню приходят с гор пешие странники: «бродячий целитель в сопровождении молчаливой женщины». Они интересуются одержимым мальчиком, и знахарь просит разрешения поговорить с отцом Амброзио. Он также, если верить письму в Ватикан, настойчиво расспрашивает отца Амброзио о недавнем посетителе, нашедшем в деревне приют, но тот, ссылаясь на обет сохранения тайны, от ответа уклоняется.
В третьем письме снова речь идет о странной паре. Они задерживаются в деревне и помогают монахам в лечении больного. «Целитель» берется за дело с большой энергией, «словно речь идет о его собственном спасении», отмечает Амброзио. Он помогает монахам в экзорсистских ритуалах и самоотверженно ухаживает за больным.
Как-то вечером пара просит разрешения остаться с мальчиком наедине. Монахи, стоящие под дверью, слышат голоса, выкрики на неизвестном им языке, четыре распятия, одно за другим, падают на пол. Когда шум становится невыносимым, они врываются в комнату. Целитель и его подруга лежат на полу и молятся по-русски, а мальчик, впервые за много недель, спит покойным и мирным сном.
Согласно письму, после этого события мальчик начинает поправляться. Во время реконвалесценции[45] эти двое остаются в деревне. Вечерами целитель сидит в деревенском трактире, он несколько раз повторяет, что потерял надежду найти того, кого ищет. Замечено, что ему неслыханно везет в карты. В начале сентября пара снимается с места — папа Пий XII просит их приехать в Ватикан.
В заметках Пия XII, хранящихся в библиотеке Ватикана, можно найти запись о встрече с необычным целителем и его женщиной. Первая встреча происходит в Кастель Гондольфо.
Пий просит их назвать свои имена и род деятельности. Мужчина представляется Григорием Русловым, женщина — Марией Русловой. О своих занятиях они просят разрешения умолчать.
Слуга из швейцарской гвардии подает амонтильядо[46] и фрукты в роскошном зале с видом на Альбанские горы. Они говорят о демонологии, экзорсизме и душевных заболеваниях, причем русский выказывает недюжинные познания в этой области. Папа Римский спрашивает их о состоянии Люцио и получает ответ — мальчик совершенно здоров.
При второй встрече, состоявшейся несколько дней спустя, они беседуют с Пием XII в его личной библиотеке. Они пьют уже не амонтильядо, а чай, и загадочный целитель на этот раз несравненно более разговорчив. Он заявляет, что раскаивается в своей скрытности перед наместником Бога на земле. Он грешник, потерянный для Бога человек. «Я слишком много видел, — говорит он. — Меня гнетет память. Как я могу найти в себе силы верить после всего, что я видел?»
Пий цитирует одного из первосвященников: «Борьба между духом и плотью формирует человека. Победа духа называется добродетелью. Победа слепого зверя в человеке называется грехом. Но нет добродетели вне борьбы с грехом, ибо добродетель не что иное, как победа принципов добра над принципами зла; также и грех существует лишь тогда, когда он побеждает добродетель. Душа ваша, сын мой, если я сужу верно, сейчас в разгаре этой борьбы, но я знаю, что вы победите».
Женщина постоянно присутствует при этих беседах. Пий описывает ее на удивление подробно — статная, подчеркнуто спокойная, в платье глубокого красного цвета. Папа Римский особое внимание уделяет платью — пуговицы, пряжка на поясе, форма воротника, загадочные знаки на манжетах; описание настолько подробно, что наводит на мысль, что Пий придает платью символический смысл. Во время бесед женщина молча кивает, соглашаясь со всем, что говорит русский, а иногда смотрит на него взглядом, полным такой любви и такого сострадания, что Пий чувствует, как «краска заливает ему щеки».
Мы располагаем и фотографиями этого периода; все они, правда, сделаны на расстоянии, крупных планов нет. Вот они в траттории на Пьяцца Навона. А на этом снимке они идут по набережной Тибра… вот они обнимаются под уличным фонарем около Форума. Кажется, фотограф хочет подчеркнуть, что все их окружение напоминает о древности, постепенном распаде материи, словно ставит целью замутить зеркально-гладкую поверхность их любви… Вот они снова сжимают друг друга в объятиях, на этот раз на лестнице под Палатино. А вот пляж в Анцио — он заботливо укутывает ее махровым полотенцем. Они выглядят счастливыми, поглощенными своей любовью. Рубашов, по-видимому, не замечает, что их фотографируют; женщина же, это мы видим не на одном снимке, то и дело косится в объектив.
Последняя встреча состоится в начале октября в обсерватории, вечером. Целитель просит святого отца о причастии. Мы не знаем, что происходит на исповеди и о чем они говорят, но папа покидает исповедальню необычайно взволнованным. По сведениям секретаря папской канцелярии Д'Аннунцио, русский задавал вопросы о непонятном молчании Ватикана во время геноцида евреев десять лет назад. Осуждение Ватикана могло бы привести к закрытию газовых камер. Мы, кстати, знаем, что еще в 1942 году Курт Герштейн предоставил Совету все сведения о том, что происходит в Европе, но вплоть до капитуляции Германии официальных заявлений от Папы Римского не последовало. Быстрая реакция Ватикана могла бы повлечь за собой и бомбовые рейды, направленные на уничтожения фабрик смерти.
Впрочем, по другим данным, русский просил, главным образом, о духовной помощи. Мы знаем, что уже на следующий день папа Пий XII послал специального курьера к арестованному кардиналу Миндшени в Венгрию, в то время бывшему ведущим демонологом католической церкви и непримиримым критиком коммунизма. Может быть, тут есть связь. И, скорее всего, курьером этим был не кто иной, как Йозеф-Николай Рубашов, потому что загадочная пара вновь появится на нашем горизонте уже в Будапеште.
39
Антон Лавеи — автор библии сатанистов.
40
Сантерия — карибская секта, где католицизм причудливо сочетается с ритуалами вуду.
41
Ложа Белого Орла — христианская секта.
42
Мартинус — основатель космологии.
43
ОТО — Ordo Templi Orientis, магический орден.
44
Орден Иллюминаторов — отделившаяся в 1776 году масонская ложа.
45
Реконвалесценция (лат.) — выздоровление, часто употребляемый во врачебной среде термин.
46
Амонтильядо — сорт хереса.