Кон победительно улыбается. На заднем плане, возле стола, где юристы посольства разложили подозрительные в смысле коммунистической направленности книги, стоит маленький горбун, почти карлик. Он фехтует заржавленным мечом, словно сражаясь с невидимым противником…

В «Правде» от 11 апреля 1952 года — репортаж с фотографиями о семинаре в Академии Наук в Минске. Председательствует знаменитый физиолог Демиков. Участники докладывают о последних достижениях советской науки — успешная гибридизация овец и коз. Демиков произвел успешное сшивание двух собак, причем у животных после операции некоторые жизненно важные органы стали общими, как, например, сердце и легкие. В кулуарах говорили также о возможной гибридизации человека и шимпанзе с целью получения дешевой и эффективной рабочей силы, необходимой для строительства коммунизма. Те, кто внимательно изучил бы снимки или имел бы доступ к негативам, чтобы отпечатать их с большим увеличением, наверняка заметил бы в публике, поодаль от сцены, два знакомых персонажа: один из них, похоже, спит, а у другого на лице гримаса ужаса, он уставился на президиум, где идет горячее обсуждение научных проблем… А вон там… давайте-ка понаблюдаем еще за одной фигурой… кто же это? Он в белом врачебном халате, внимательно слушает, как Демиков описывает внешность и несомненные достоинства предполагаемого к созданию получеловека, кивает и записывает, то снимает очки, то надевает, лоб наморщен, лицо то и дело искажает страдальческая гримаса, словно дискуссия пробуждает в нем мучительные воспоминания. Конечно же, это он. Несомненно, он. Рубашовский гость, тот самый ночной гость начала века.

Под фотографиями — подписи с именами участников семинара. Человека в белом халате зовут, оказывается, Детлеф Федервиш Моргенштерн, он биолог из берлинского Гумбольдского университета в ГДР, почетный гость Демикова, специально приглашенный, чтобы председательствовать на семинаре «Этика и генетика в социалистическом государстве».

В статье рассказывается также об странном эпизоде с участием Моргенштерна. Некий старик из публики вдруг встал и начал протискиваться к президиуму, но был задержан охраной. Когда его выводили из зала, он на «непечатном русском» всячески ругал гостя из ГДР. Оскорбленный немец покинул зал заседаний и исчез в автомобиле, за рулем которого сидел «необычного вида» водитель.

Вскоре объявили перерыв на обед. Через час заседание продолжилось, но Моргенштерн не появился. За ним поехали в гостиницу, но и там его не было.

На следующей неделе в белорусских газетах появились две коротеньких заметки. Немецкий профессор «бесследно исчез». Начали дело о розыске, подозревали научный шпионаж, утверждали, что в дело замешаны секретные службы империалистического лагеря. Более того, выяснилось, что ученого по имени Федервиш Моргенштерн в Гумбольдском университете никогда не числилось, а в старом потрескавшемся телячьей кожи портфеле, оставленном немцем в номере, нашли четыре фальшивых паспорта разных стран. Западногерманскому консулу вручена нота протеста.

Весной 1955 года Би-Би-Си затеяла серию радиорепортажей о жизни цыган. Молодая журналистка Ребекка Хайсмит несколько месяцев путешествовала с табором по восточному побережью. Репортажи были поистине исчерпывающими, отмечено впоследствии в годовом отчете — яркие портреты, вдумчивое и подробное описание быта. Слушая эти репортажи, можно было словно ощутить вкус куриного супа и буколи — черного хлеба с перцем, испеченного на костре, представить, как трудно выделывать лошадиные шкуры; понять, как функционирует крис, цыганский суд, где приговоры выносятся согласно древнему обычаю. В таборе были и выжившие после немецких лагерей уничтожения.

В репортаже, записанном у потрескивающего костра, они рассказывали о Бухенвальде, а когда Ребекка Хайсмит начала задавать вопросы, то одна старуха с трубкой, жертва экспериментов доктора Менделе, упала в обморок. Мы узнали эту женщину — это она бессменно дежурила около Николая Рубашова, когда он валялся в беспамятстве в гетто.

Последний репортаж посвящен ее похоронам. Звучит печальная музыка, песни, плач, муж трое суток сидит без сна у ее смертного ложа. На поминках выступает «цыганский комедиант», седой старик с заметным русским акцентом. Его называют «Николай Бессмертный». Хайсмит подробно его описывает.

Мы не знаем, что делал Николай Руба-шов в цыганском таборе, в каких отношениях с цыганами находился — возможно, его невероятные и, по правде говоря, жутковатые способности способствовали тому, что он стал предметом культа? Мы не знаем также, куда делся доктор; по-видимому, они разлучились. Но почему? Ясно только, что Рубашов недолго задержался на Британских островах.

В тот же год у него начинается новый оккультный период. Рядом с ним женщина. Они находятся на острове Мэн, где располагается ковен[38] под предводительством духовного наследника Кроули, Джеральда Бруссо Гарднера. В письме к Мэри Гуннингхэм, лидеру секты в Лондоне, Гарднер сообщает в прибытии двух новеньких: «Один из них — русский, когда-то был связан с лордом Болескином; женщина, по-видимому, его жена». Они снимают комнату поблизости от монастыря, молча участвуют в спиритических сеансах, держась за руки, но, как пишет Гарднер, в сексуальных ритуалах не участвуют. «Они окружены мощным полем, — пишет он далее, — и даже в мире духов производят определенное беспокойство!»

Мы не знаем, кто эта женщина и откуда она. В единственном доступном нам источнике, письме Гарднера, она описывается, как цветущая дама среднего возраста, скорее всего центрально-европейского происхождения.

В марте 1956 года он посылает Мэри еще одно письмо, где жалуется, что русский и его женщина влияют на его «ауру». Он заметно раздражен по поводу того, что некоторые из членов секты порвали с ним и образовали новую секту, где они молятся загадочному русскому, называя его «черный папа». «Они совершенно одурели, — пишет далее Гарднер, — у них нет даже тени сомнения, что русский состоит в прямой связи с Люцифером». Идут слухи, что русский подписал с Дьяволом контракт, а в постскриптуме Гарднер рассказывает, как он поспорил с русским, утверждавшим, что ему не удастся уничтожить кусок бумаги. «Я проиграл пари, — признается Гарднер, — пять фунтов и пинту пива». Вскоре пара исчезает с острова.