Оба глядели на Лену. В глазах их она прочитала свой приговор.
Лена зачем-то шагнула назад, хотя хорошо поняла, что пытаться бежать бессмысленно...
Экскурс в прошлое.
- Артёмина!
Лена повернула голову. Она смотрела в окно и не слушала то, что рассказывала учительница истории Надежда Петровна - полная скучная дама. Та открыто ненавидела свой предмет, своих учеников, школу и все, с этим связанное. Единственное, что еще как-то смягчало ее душу - это были подарки, которые ей подносили родители подопечных. Лена же, прочитала параграф еще вчера и монотонно-занудная речь учительницы наводила на нее тоску. Тоска, впрочем, не отпускала и саму Надежду Петровну. Та с отвращением смотрела на Лену сквозь свои толстые круглые очки. Надежда Петровна в них походила на жабу.
- Тебе неинтересно, что я рассказываю?- Произнесла она нараспев. - Тебе вообще неинтересно учиться?
Лена испуганно поглядела на учительницу.
- Я это вчера все прочитала...
Надежду Петровну такой ответ разозлил еще больше.
- Так значит, тебе не интересно... Тебе не интересно, что рассказывает педагог. Ты все уже и так знаешь... - Надежда Петровна покивала. - И что, она с интересом смотрела на Лену, - можешь ты сейчас все рассказать?
Этого Лена не ожидала.
- Могу, - произнесла она без уверенности.
- Мало того, что ты не желаешь попросить прощения у педогога, так ты еще и продолжаешь дерзить. - Голос у исторички уже задрожал от злости. Сегодня в автобусе она лишилась рубля при неудачной попытке сэкономить пять копеек, и настроение с утра было омерзительным. А сейчас она начинала всерьез заводиться. - Так значит, ты не уважаешь педагога, ты вообще никого не уважаешь...
- Она всех считает плебеями, а себя - аристократкой, - подала голос с задней парты прыщавая Таня Семенова. Ее отец раньше работал завскладом и теперь сидел уже второй год. Лену она ненавидела искренне и от всей души. За что - не знала сама.
- Вот видишь, - Надежда Петровна строго и осуждающе смотрела на Лену, какого о тебе мнения твои товарищи.
Потретный Ленин задумчиво глядел на учительницу истории. Казалось, он соглашался со всем, что она сейчас говорила. Чуть в стороне красовался портрет какого-то передовика. Еще в прошлом году ему от безделья и скуки пририсовали рога, синяк под глазом и большие острые зубы. На лице у него застыло выражение тупого самодовольства. Прямо под портретом висела книжная полка. С начала учебного года прошло уже несколько месяцев, и содержимое ее заметно поредело: половину книг разворовали.
Лена молчала, глядя на учительницу.
- И ты не хочешь извиниться перед педагогом, ты не хочешь извиниться перед своими товарищами?
У Лены дрожали губы.
- Мне не за что извиняться...
- Сегодня после уроков Ленку всем классом мочим. - Это был Женька Кошёлкин. В том году он вернулся из "малолетки", где провел три года. Они с дружками обокрали газетный ларек, после чего Женька этот ларек зачем-то еще и поджег. Он вообще не знал, зачем ходит в школу. Из всего, что рассказывалось на уроках, и что писалось в учебниках, Кошелкин не понимал ничего.
- Я думаю, - голос Надежды Петровны звенел от холодной ярости,- что таких подонков, которых не воспитали родители, должен воспитывать коллектив, должны воспитывать их товарищи.
- Они мне не товарищи, - вдруг произнесла Лена, исподлобья разглядывая учительницу.
Та аж опешила от такой дерзости. Она резко подошла к Лене.
- А ну, давай сюда дневник! - Надежда Петровна была вне себя. - Я напишу твоей матери, чтоб она немедленно явилась в школу! Я вижу, с тобой разговаривать бесполезно! Я буду с твоей матерью разговаривать!
Лена тупо рассматривала дешевую брошку на груди у Надежды Петровны подарок от бросившего любовника.
- Не дам, - произнесла она тихо, но внятно.
Учительница другого ничего и не ждала. Она знала, что у лениной мамы больное сердце, и каждый такой визит может стать для нее последним. Эта мысль Надежду Петровну ничуть не расстраивала. Она вплотную подошла к лениной парте.
- А ну, давай сюда дневник! Я кому говорю!?
Кое-то из одноклассников злорадно хихикал. Отличница Вера Романова с соседней парты глядела на Лену, строго осуждая. Вера старалась поддерживать хорошие отношения со всеми учителями и аккуратно докладывала Надежде Петровне обо всем, что делалось и говорилось в классе за спиною учительницы. Лена продолжала тупо разглядывать брошку. Она сунула портфель глубже в парту.
- Я не дам, - повторила Лена упрямо. С задней парты снова подал голос Кошёлкин:
- Не, после уроков Ленке точно - хана...
...Лена медленно приподняла пистолет, обёрнутый вельветовой сумкой и нащупала пальцем курок. Двое у "Жигулей" не успели ничего понять. Канонада выстрелов взорвала тишину вокруг, распугала голубей на крышах, всполошила котов, собравшихся у подъезда. Лена продолжала давить на спуск, когда у нее уже вышли патроны, продолжала, когда вместо очередного выстрела услышала только легкий щелчок...
Она опустила пистолет. Худощавый лежал на спине, раскинув в стороны руки. Рядом все было залито кровью. "Макар" валялся в стороне. Толстый оперативник неуклюже попытался подняться и устало присел. Он тяжело дышал. У него были простреленны правый бок и нога. Заднюю дверцу "Жигулей" украшало отверстие. Другая пуля разбила стекло передней двери.
Лена шагнула вперед, сжимая в руке разряженный ствол. Сквозь тряпку, порванную выстрелами, проглядывал кончик дула. Толстый понял, что у нее нет больше патронов и потянулся к брошенному в кровавой луже "Макарову". Лена подбежала к нему и ногой отшвырнула пистолет далеко в сторону.
...Смеркалось. Пустели улицы города. В окнах многоэтажек загорались по одному далекие огоньки. Редкие запоздалые прохожие спешили по домам - пить чай и смотреть вечерние новости.
Лена вспомнила, что ничего не ела сегодня. Пошарив в карманах, она пересчитала оставшиеся деньги. Все магазины и столовые, где можно было поесть за недорого, были в этот час уже на замке. Оставалось только перекусить в каком-нибудь кафе - из тех, что работают допоздна и отличаются более жесткими ценами. Побродив немного, Лена увидела вывеску "Кафе Магнолия", работает с 10 до 22 ч." Выбора не было, и она, недолго думая, направилась туда.
У входа сидело несколько парней. Они курили, разглядывая прохожих. Увидев Лену, с любопытством на нее уставились. Лена не обманывалась насчет своего внешнего вида: лицо ее, волосы, одежда - все было в грязи. Зайдя внутрь, она сразу же направилась к рукомойнику. Умылась и как могла привела в порядок волосы. Одежду решила не чистить - оглядев себя, Лена поняла, что это бессмысленно: к тому, что грязная, стала бы еще и мокрой.
В маленьком зальчике кафе, где разместилось не более, чем полтора десятка столиков, было относительно многолюдно. Из двух колонок исполняла жалобную песню Таня Буланова. Публика потягивала кофе, дымила американскими сигаретами и разговоривала тихонько - каждый о своем. Кругом царил полумрак, и очертания лиц скрадывались в неярком свете оранжевых фонариков. Все казалось ненастоящим и походило на декорацию, набросанную старым, давно уже не живущим сказочником.
Лена подошла к стойке и принялась изучать меню. Она видела, как буфетчица - полная дама с вылизанной прической брезгливо оглядела ее наряд.
- Апельсиновый напиток, три бутерброда с колбасой и два с сыром. - Лена выложила на стойку купюры. Песня, что звучала под потолком, была о любви (несчастливой, конечно). Дым сигарет, мелодия, оранжевая полутьма.
- И еще - кофе.
Буфетчица взяла деньги и вернула сдачу. Кофе приготовливался, и Лена, забрав тарелку с бутербродами, отнесла это на соседний столик, где одиноко сидел молодой человек. Он курил, и перед ним стояла нетронутая чашка. Парень кисло оглядел новую свою соседку и отвернулся. От Лены не ускользнуло то выражение, с каким он на нее посмотрел, но ей было сейчас все равно. Лена поглощала засохшие бутерброды и не заметила, как кончила все до последней крошки. Затем принялась за кофе. Но он был еще слишком горяч, и Лена отодвинула чашку в сторону.