— Сколько времени продлится игра, если нас не исключат из нее в самом начале?

— По моим подсчетам, если мы будем соблюдать осторожность, размещая фальшивые векселя на разных рынках, потребуется не менее пяти лет, чтобы раскрыть нас. Да и в любом случае, именно столько времени нам нужно, чтобы обеспечить себе старость. По сто тысяч флоринов на брата. Хорошо звучит, господа?

Повисает абсолютная тишина, кажется, даже плеск волн о корму корабля прекращается.

Я смотрю на Элои:

— Твоя роль?

Глаза друга сияют, но отвечает Гоц:

— В этом предприятии он будет твоим компаньоном, или соучастником. — Взрыв кашля. — Последнее предупреждение: в таком деле нельзя пренебрегать даже мелочами — вам придется привыкать пользоваться фальшивыми именами.

Пока Элои лопается от смеха, я отвечаю:

— Никаких проблем.

Я вслушиваюсь в эхо наших шагов, когда мы идем от корабля вдоль пристани. Гоц фон Полниц, маг числа, попрощался с нами, назначив нам свидание на послезавтра.

Мы шагаем, погруженные в одни и те же мысли; скорее всего, Элои ждет от меня возражений.

— Есть одно обстоятельство, которое не дает мне покоя.

Он кивает:

— Я знаю, о чем ты думаешь. Зачем мы нужны ему? Почему бы ему не проделать все это в одиночестве или не обратиться к людям, занимающимся торговлей?

— В самую точку.

Он понимает, что уже бесполезно играть в молчанку — с этого момента мы стали соучастниками.

— По тем же причинам, по которым он не может показаться в Антверпене. Полниц — вымышленное имя. Ты только что познакомился с человеком, который вот уже три года как мертв.

— Что же это за бестия?

Элои улыбается:

— Тот, кому Фуггер обязан своим господством в Антверпене. Его лучший агент — Лазарь Тухер.

Мои глаза вылезают из орбит. Элои усмехается, приставив ко рту указательный палец:

— Шшш. После того как он покончил со стариком Хохштеттером и вымостил дорогу для торжественного вступления Антона Фуггера в Антверпен, его заслуги принесли ему пост главы филиала агентства в Кельне. Но в тридцать пятом, когда Фуггер решил снарядить экспедицию за золотом из шахт Нового Света, руководство столь важной операцией было доверено усердному Лазарю. Буря у португальского побережья отправила на дно весь флот, только что отошедший от берега. Это подтвердит любой моряк в порту — самая большая неудача Антона с тех пор, как он стал главой семейного предприятия. Но никому не известно, что один корабль спасся — флагман, на котором находились все деньги, предназначенные для финансирования добычи полезных ископаемых в Перу.

— А Тухер был на этом корабле…

Финал представить нетрудно, но Элои не из тех, кто бросает рассказывать историю посередине:

— Он направился в Ирландию, а оттуда — в Англию, где скрывался в течение трех лет, проворачивая дела с друзьями Генриха VIII.

— А теперь решил запустить руку в кассу своих бывших хозяев.

— В самую точку.

Мы шагаем по узкой улочке, протянувшейся вдоль эстуария. Колокольни Антверпена возвышаются в дымке на горизонте. Чайки с высоты высматривают что-то в воде, аист неподвижно изучает нас из гнезда на флюгере выброшенной на мель прогнившей развалюхи.

Элои потупил взгляд, обдумывая, что стоит рассказать мне.

Неожиданно он останавливается:

— Это не только ловкое мошенничество.

Еще несколько шагов, я жду, что он намерен мне выложить.

— Дело не только в деньгах.

— А в чем же еще?

— В доверии. Как, по-твоему, отреагируют торговцы, когда обнаружат, что фальшивые векселя Фуггера ходят по всей Европе?

— Мне кажется, они больше не захотят принимать ни единой бумажонки с подписью Антона Фуггера.

— Вот именно. Что такое банкир без доверия и без кредита? Он похож на капитана без корабля. Если люди прекратят считать его подпись достаточной гарантией, так как она может оказаться поддельной, с ним покончено, он мертвец. Помнишь историю старого Хохштеттера? Именно так его и уничтожили! Лишили доверия. Из банков начнут изымать сбережения. Недоверие — эпидемия, распространяющаяся практически мгновенно: кто захочет иметь дело с банкиром, который теряет клиентов вместо того, чтобы приобретать их?

— Так ты утверждаешь, что Тухер хочет сделать Фуггера из Аугсбурга облапошенным мошенником?

Он качает головой:

— Его интересуют деньги. И меня тоже. Но, если действительно удастся подорвать доверие к Фуггеру, тот рухнет лет через пять.

Сердце бьется отчаянно, нервы натянуты.

— А вместе с ним и Фердинанд, Карл V, папа, немецкие князья. Все, привязанные к мошне Антона Хитрого.

Я тихонько бормочу, словно меня посетило видение:

— И вместе с ним половина дворов Европы.

Элои тоже понижает голос, хотя поблизости никого не видно:

— «И увидел я новое небо и новую землю, ибо прежнее небо и прежняя земля миновали».

ГЛАВА 43

Антверпен, 2 июня 1538 года

— Он видел груз?

— Да.

— Корабли?

— Да.

— Он не выдвинул каких-либо возражений?

— Задал несколько вопросов по поводу маршрута, по которому мы собираемся следовать.

Лазарь Тухер, воскресший, Гоц фон Полниц, маг числа, с самым разочарованным видом качает головой:

— Должно быть, они считают себя всемогущими. Настолько уверены в собственной силе, что и представить себе не могут, что кто-то попытается надуть их. Ну и мудаки!

— Ладно, но это, без сомнения, играет нам на руку, так ведь?

Гоц игнорирует вопрос, следуя нити собственных рассуждений:

— Он согласился на пятьдесят тысяч флоринов?

— Глазом не моргнув. Он потребовал от нас положить к ним в банк три тысячи в качестве гарантии, которую вернут нам после первой экспедиции. Я все сделал, как ты сказал, — вручил ему эту сумму, не делая из этого истории, а он решил, что в нашем распоряжении достаточно денег.

— Хорошо. Но, если бы я был на его месте, все прошло бы далеко не так гладко.

— Значит, нам повезло, что ты на нашей стороне.

Бывший агент Фуггера протягивает мне рюмашку:

— Это дело надо обмыть. Ты оказался на высоте. Первый шаг сделан.

Баржа, на которой Лазарь Тухер прячет тайну своего воскрешения, скрывается в луке реки. Внутри она выглядит, как нормальный дом, если не считать очень необычных предметов, развешанных повсюду по стенам и в каждом углу: шпаги, пистолеты, музыкальные инструменты, карты, отполированный черепаший панцирь.

Я знаю, что лучше молчать, но не часто доводится встречать столь любопытных персонажей.

— Элои рассказал мне твою историю.

— Зря он это сделал. Если нас схватят, чем меньше мы будем знать друг о друге, тем лучше будет для всех нас.

Я устраиваюсь поудобнее на кожаном диване.

— Ты хочешь сказать, что Элои ничего тебе про меня не рассказывал?

Гоц пожимает плечами:

— Я знаю только, что ты был в Мюнстере с теми безумцами, и скажу тебе совершенно откровенно, что, если бы это было твоей единственной верительной грамотой, я никогда бы не взял тебя в дело. Но Элои сказал, что ты подойдешь, а я верю его чутью. Тот, кто умудрился остаться на плаву среди акул этого города, не дав себя сожрать, должен прекрасно разбираться в людях!

Я чокаюсь с ним и цежу ликер.

— Ты прав, они были безумцами. Но они овладели городом. Тебе когда-нибудь приходилось делать это?

Глаза Года — две узкие черточки, погруженные в воспоминания. Ему не надо ни о чем меня расспрашивать, кажется, анабаптист и торговец прекрасно поняли друг друга.

— Надо быть фанатиком, чтобы попытаться провернуть подобное предприятие.

— Надо верить в это.

— А ты действительно верил в это?

Хороший вопрос, стоящий.

— Скажем, что не деньги привлекали меня… тогда.

Он улыбается и наливает себе вторую рюмку.

— Хочешь услышать действительно интересную историю о Мюнстере?