ГЛАВА 18

Венеция, 8 октября 1546

Ведущий к Риальто мост заполнен лотками, торговцами и прохожими. Кажется, он вот-вот рухнет в канал — такая на нем давка. Работаю локтями, прокладывая себе дорогу и совершенно не обращая внимания на брань, которой меня поливают. Подхожу к Мерчерии — в переулках еще слышны крики торговцев тканями и ювелиров, но, по крайней мере, уже можно дышать.

Старый немец, бесцельно шатающийся, как и все здесь. Вначале была мысль отправиться в монастырь театинцев, но сейчас я больше не хочу этого — нет смысла.

Монастырь. Никто не знает, что происходит в монастыре, никто не знает, кто ты есть: в монастыре твое имя ничем не отличается от других имен, имен всех и каждого, как сказал Бартоломео.

Немцы, по крайней мере дюжина немцев. Люди, считавшие, сколько раз сходил отлить Лютер, отправленные в нужное место в те времена, когда никому не известный августинский монах обнародовал в Виттенберге свои тезисы.

Пересекаю реку Сан-Сальвадор и направляюсь к кампо Сан-Лука.[80] Вопли продавцов и покупателей чуть стихают.

Виттенберг. Переломный момент, ошибка, стоившая одной жизни. Моей. Лютер мертв. Протестанты создали свою реформированную церковь, все игры кончились. Шпионы призваны в Италию для нового предприятия. Ставка — власть Рима, возможно, Святой престол. Новые указания, несложно представить какие: внедриться во враждебную партию внутри самой Римско-католической церкви, к спиритуалистам, тем, кто хочет заключить соглашение с протестантами, шпионить за каждым их шагом и сообщать хозяину. Пожалуй, даже заискивать перед ними, по достоинству оценивая их блестящие умы, ожидая ошибки, а потом — нанести им смертельный удар. Точно так же, как и в Германии.

Как и Мюнцеру.

Как и анабаптистам.

«Время насаждать, и время вырывать посаженное».

Коэле 3,2.

Я сажусь на уступ пилястра на берегу реки Фузери.

Бумага крошится между пальцев, но слова по-прежнему читаются там, где следы, оставленные временем, не разрушили четкой линии чернил. Письма, рассказывающие историю двадцатилетней давности, когда Германия воспламенялась от слов Магистра Томаса — их тщательно сберегли. Теперь мне понятно, почему я носил их с собой все эти годы. Чтобы они напоминали мне о тебе.

Коэле.

Я подбрасываю в воздух монетку и ловлю ее, когда она падает. Надпись все еще прекрасно видна: ОДИН ГОСПОДЬ, ОДНА ВЕРА, ОДНО КРЕЩЕНИЕ. Реликвия, оставшаяся после очередного поражения. Редкая вещь, почти уникальная, выкованная на монетном дворе в Мюнстере.

Лодочник издает предупреждающий крик перед тем, как обогнуть излучину реки и скрыться из вида. Чайки мирно плавают на поверхности, внимательно изучая что-то в глубине воды.

Ты шпионил за Лютером. Ты шпионил за Мюнцером. Ты шпионил за анабаптистами, более того, был одним из них. Одним из нас. Возможно, я знал тебя.

Коэле.

Крестьяне на равнине.

Жители Мюнстера, забаррикадировавшиеся за крепостной стеной.

Женщины и дети.

Трупы, сложенные в штабеля.

Ты здесь. Караффа не может обойтись без такой важной пешки, как ты. Ты достойно служил ему, но теперь есть инквизиция, время героев-одиночек прошло: они собирают слухи, информацию, шпионят за спиритуалистами, выжидая самый подходящий момент.

Ты здесь. Там, где разыгрывается решающая партия, как всегда, как было и двадцать лет назад. Двадцать лет из моей жизни.

Трупы, сложенные в штабеля.

Магистр Томас, Генрих Пфайффер, Оттилия, Элиас, Йоханнес Денк. Якоб и Матиас Зиглер, совсем еще мальчишки.

Мельхиор Гофман, умерший несколько лет назад в страсбургской тюрьме. Верный Гресбек и братья Брундт, захваченные и казненные под стенами Мюнстера. И Майеры, и одолживший мне свое имя Бартоломе Букбиндер, которые погибли во время героической обороны города.

А еще Элои Пруйстинк и все братья из общины Антверпена.

Процессия призраков на берегу канала.

Остались только ты и я.

Последние свидетели эры, катящейся к закату. Две старые усталые тени.

Во мне больше нет прежней ненависти, и в этом — мое преимущество: я стану внимательнее, хитрее и изощреннее.

Теперь я смогу выгнать тебя из логова.

За площадью Сан-Марко мол вытягивается в направлении Арсенала, где непревзойденные венецианские корабли ожидают спуска на воду.

Напротив остров Сан-Джорджио-Маджоре с бенедиктинским монастырем. Док Арсенала находится слева — плотники не покладая рук работают над каркасами двух внушительных галер.

Я сажусь, чтобы посмотреть за работой этих прославленных на весь мир мастеров, но не так-то просто привести в порядок собственные мысли.

Элементы картины всегда одни и те же. С одной стороны — английский кардинал, любимец всех тех, кто хочет воссоединения с протестантами, лошадка, на которую сделал ставку император, рассчитывающий на религиозный мир между христианами, потому что империя уплывает у него из рук. Враг, которого яростно ненавидят кардиналы инквизиции, развязавшие интеллектуальную войну.

С другой стороны — черный князь «Святой службы», кардинал Караффа, готовящийся к бою и строящий боевую машину одноразового действия. Он созвал всех своих шпионов в Италию, чтобы надежно приклеить их к спиритуалистам. Целая свора наблюдателей, армия глаз и, без сомнения, доносчиков.

Один из них — самый важный, тот, кому доверяют больше всего. Самый храбрый, если он был и в Виттенберге, и в Мюнстере.

Мюнстер.

Анабаптисты — старые знакомые.

Идея. Всего лишь на интуитивном уровне.

Никто здесь никогда и не слышал об анабаптизме. В отличие от него — он был в Мюнстере и сумел нанести предательский удар в нужный момент.

Что есть в нашем распоряжении: книга «Благодеяние Христа», учебник по кальвинизму, адаптированный для католиков, — необходимо пойти дальше, вытянув из нее все, что можно. Как анабаптисты поступали с рукописями Лютера. Разжечь конфликт. Сделать содержание книги еще более радикальным: из кальвинистского — анабаптистским.

Поднимаюсь и, не останавливаясь, чтобы подумать, быстро шагаю к площади.

Инквизиторы — это гончие, делающие стойку, выслеживающие добычу и после этого никогда не упускающие жертву. Так сказала донна Беатрис.

Нужен заяц.

Мишень, которая выгонит их наружу. И в этой охоте примет участие самая храбрая, самая опытная гончая. Коэле.

Если добыча будет анабаптистом, а еще лучше немцем, пошлют именно его. Того, кто уже предал их всех в Мюнстере, того, кто прекрасно их знает.

Неистово шагая, я пересекаю площадь Святого Марка, пока не достигаю Мерчерии.

Анабаптист в Италии, тот, кто знает, что нужно делать.

Останавливаюсь напротив Немецкого товарного склада, потому что задыхаюсь, а сердце, подскочив в груди, бьется уже где-то в горле.

Делаю несколько глубоких вдохов.

Партия для двух игроков. Тех двоих, которые участвовали в одних и тех же битвах.

Старые счеты, которые нужно свести.

Я смогу выгнать тебя из логова.

А что, если «Благодеяние Христа» станет еще более опасной книгой, чем теперь? Что произойдет, если некто бросится расхаживать повсюду и совершать новые крещения с «Благодеянием» в руках?

Караффа и его гончие бросятся на охоту. Но помимо всего прочего, кардинал Реджинальд Пол и все спиритуалисты будут вынуждены выйти в поле и дать бой, чтобы защитить себя от атак ревностных. И пусть уж лучше это случится до того, как непримиримый, фанатик, друг Караффы, или — что еще хуже — сам Караффа станет новым папой. Лучше начать сводить счеты прямо сейчас, до того, как шпионы и соглядатаи князя тьмы смогут загнать наивного Пола и его простодушных последователей.

Разжечь конфликт. Вынудить Пола отвечать ударом на удар вместо того, чтобы молча продолжать сносить их. Заставить этот блестящий английский ум взяться за оружие. Именно он должен стать следующим папой. Ему придется избавиться от старого театинца.