В утопии стоял самый разгар весны. Густой лес, наполненный пением сотен птиц, подступал к самому океану. Соленый ветер трепал палатки на берегу и оседал на губах йодистым привкусом.
— Зря ты расположилась на пляже, — заметил Чарли. — Здесь могут быть сильные шторма. Как только разведаем местность, нужно будет перебраться в лес.
— Море здесь мелкое, — возразила я. — Высоких волн не будет. А сейчас прилив, и его граница далеко, значит, нас может залить только при урагане. А при урагане и в лесу опасно. Давай останемся здесь?
Уокер поморщился.
— Я не привык к океану. Всегда жил далеко от берега. Мне кажется, подальше от волн будет спокойнее.
Видимо, держать нос по ветру уокеровского настроения скоро войдет у меня в привычку. Вот и сейчас, я вся подобралась, чтобы не спугнуть случайный всплеск воспоминаний. Когда бы я еще узнала о нем хоть что-то?
— А я родилась и выросла в доме на побережье, — забросила я пробный шар. — В детстве играла на пляже, засыпала под шум прибоя… Я не боюсь океана.
Чарли молчал. Похоже, спровоцировать его на откровенность сегодня не удастся. Жаль. Ну и ладно.
— Я подолгу смотрела на горизонт, и представляла себе, как однажды сяду на корабль и поплыву на нем далеко-далеко, к неведомым берегам… — я грустно усмехнулась. — Правда, очень скоро я узнала, что неизвестных земель давно уже не осталось.
Я повернула голову. Уокер смотрел не на море, а на меня, и в его глазах плескались зеленоватые волны.
— Мечты сбываются, Джелайна, — тихо сказал он. — Тебе повезло родиться на самом берегу, и теперь все неизведанные земли в твоем распоряжении. Только поворачивай штурвал.
У меня вдруг защипало в носу и все поплыло в поле зрения. Наверное, от ветра.
— У тебя глаза цвета зимнего моря, — невпопад прошептала я. Чарли вдруг отвернулся.
— Все может быть, — невыразительно бросил он, уходя.
По сравнению с нынешними тренировками наша злополучная трехчасовая разминка на окраине итальянского городка теперь казалась мне безмятежной прогулкой. Я выматывалась так, что падала и отключалась еще до наступления темноты, а утром с воем еле-еле распрямляла трясущиеся конечности. Тогда-то и пригодилось массажное мастерство Уокера — без его помощи я бы и подняться не смогла. Он приходил по утрам и разминал мне одеревеневшие мускулы, а я ревела белугой, кусая спальный мешок.
Чарли ни капли не щадил меня, но я не жаловалась. Он ведь угадал — подсознательно я уже согласилась на его предложение. Теперь, как положено, следовало взвесить все «за» и «против», но на это у меня попросту не оставалось сил. Я едва выдерживала сумасшедшую нагрузку. А вот мой наставник, мало того, что без труда шел наравне со мной, да еще и взял на себя охоту и все хлопоты по лагерю, включая стряпню. Железный человек, я все больше им восхищалась.
Он все же настоял, чтобы мы перенесли лагерь в лес, поближе к пресноводной речушке. Постоянный мерный рокот океана не давал ему покоя, а вот в шумящем и завывающем лесу Уокер сразу же обосновался, как дома, выделил нашу охотничью территорию и охранял ее, как заправский вожак стаи.
Чарли учил меня защищаться от здешних многочисленных хищников, будучи вооруженной только заостренным колом или суковатой дубинкой. В тот день, когда я в одиночку, без его помощи, справилась с тремя голодными волками, он вскользь заметил, что, похоже, не зря тратит на меня время. Я была счастлива!
Когда однажды вечером, вместо того, чтобы замертво упасть в палатке, я наконец-то нашла в себе силы присоединиться к ужину у костра, Уокер сказал, что теперь возьмется за меня всерьез.
— Здесь нет крупных сосудов, так что кровью не истечешь, — предупредил он, аккуратно нанеся мне несколько порезов. Я заскулила.
— Потерпи, — мягко сказал Чарли. — Проекции регенерируют на порядок быстрее реального тела. К утру все затянется. А сейчас делай, как я.
В этот вечер я начала учиться у него особой дыхательной гимнастике. С ее помощью можно было повысить свертываемость крови, уменьшить боль в натруженных мышцах или поднять порог чувствительности для всего тела, очень быстро восстановить сердцебиение после долгого бега и еще много всего, что для проекций, в принципе, уже и не требовалось.
— Почему ты взялся за это только сейчас? — спросила я. — Я бы уже давно применяла ее, и не так уставала.
— Чтобы ты по достоинству оценила разницу, — ухмыльнулся Уокер.
Раны и в самом деле поджили уже через несколько часов, и дезинфицировать их тоже не требовалось. Все-таки TS-проекция — удивительное состояние. В реале от таких физических нагрузок я попросту загнулась бы меньше чем за неделю, а в утопии, какой бы невозможной ни казалась вчерашняя усталость, наутро я через силу вставала и двигалась дальше. Естественно, никто из рейдеров даже не пытается проделывать то же самое со своим драгоценным реальным телом. С ним нужно обращаться бережно и аккуратно. А с проекцией можно не церемониться.
Правда, если рейдер в утопии полностью прекращает занятия, проекция опять возвращается к первоначальной форме — той, что была в момент заброса. И происходит это тоже на порядок быстрее, чем в реальном мире. В нашей группе, на фоне спортивных ребят, я изначально была самой слабой физически — сказывалась прежняя малоподвижная работа, поэтому не было ничего удивительного в том, что теперь мне приходилось несладко.
Изо дня в день Чарли занимался со мной разными видами рукопашного боя, фехтованием с применением всевозможного холодного оружия — от ножей до тяжелых мечей и топоров, от коротких копий до массивных алебард — захваченный нами арсенал охватывал сразу несколько «рабочих» эпох. Мы принципиально не использовали здесь огнестрельное оружие, это было бы слишком просто. А вот лук и арбалет — это самое то.
Разумеется, я прекрасно понимала: для того, чтобы достигнуть хотя бы более-менее сносного уровня, азов недостаточно, и мне понадобится тренироваться в утопиях несколько лет подряд. Достигнуть же мастерства Уокера, занимаясь только в реальном мире, не светило вообще — там я бы состарилась и умерла гораздо раньше.
Кончалось лето. Зори уже были прохладными. Я старалась использовать каждый вечер, чтобы поплескаться в постепенно остывающей морской воде. Чарли почти не ходил к океану — ему хватало и речки. Обычно я отправлялась на пляж уже в темноте и даже не брала оружия. За эти месяцы все животные в округе смирились с присутствием неуязвимых людей и больше не смели нас беспокоить.
Лунный диск безмятежно царил на темном небе, отбрасывая на океан сверкающую серебристую дорожку. Я сбросила одежду и улеглась в полосу прибоя. Волны мягко ласкали меня и с шипением уползали.
После травмы позвоночника я совсем забросила активные занятия спортом, так что только в TSR взялась сколько-нибудь заметно укреплять мускулатуру. За последние месяцы моя проекция сильно изменилась, и неудивительно — при такой нагрузке… Правда, объем, увы, так и не нарос — я стала сухощавой и жилистой, руки и ноги под кожей будто обвивали тугие веревки. Но такой я даже начала себе нравиться. Пусть мне никогда не быть привлекательной в общепринятом понимании, но в этом тоже что-то было. И вспомнив о том, что вернувшись в реальность, я опять стану прежней, оставив только новые навыки, я расстроилась и пообещала себе, что теперь и дома продолжу усиленно заниматься, чтобы это олимпийское совершенство оставалось со мной всегда. Вот как у Уокера, например. Он приходил в утопии и уходил их них практически одинаковым — его великолепному телу, наверное, уже некуда было совершенствоваться.
Мысли о Чарли в подобном направлении плюс ласкающие волны — это было уже слишком приятно. Сладко потянувшись, я перекатилась на живот… и заметила на прибрежной скале у леса темный человеческий силуэт. Я торопливо вскочила и отползла в воду. На скале уже никого не было.
Я поверить не могла — неужели Уокер способен позволить себе опуститься до ребяческого подглядывания? Он бы, скорее уж, заявился прямо сюда. Да и вообще, он предпочитал не появляться на пляже. Все еще сердясь, я зашла в глубину и поплыла навстречу луне. Заплыв в океан примерно на четверть мили, до уже разведанного подводного течения, я повернула обратно. Чарли уже стоял возле моих вещей. Когда я подплыла к берегу, он тактично отвернулся и подождал, пока я выйду и завернусь в полотенце.