Видно было, что эти слова произвели на нее сильное впечатление. Сначала я отбросил в сторону принципы, теперь бросаю свою собаку. И что? Я катился с горы, я падал; а падая, не думаешь о том, насколько красиво ты летишь, не так ли? Тебе просто ничего другого не остается, только падать.

– Ну… конечно, – ответила она, оправившись от потрясения. – Ты же знаешь, я на все для тебя готова.

Я поспешно отвернулся, сжигаемый изнутри поднявшейся во мне волной тепла, чувствуя себя так, как будто мне разом купили тысячу пирожных.

У меня зазвонил телефон. Это была Линдси. Я ответил.

– Привет, герой! – прокричала она. – На сегодня есть задачи!

Последовал долгий перечень, в котором значилась, помимо прочего, какая-то эхинацея. Рыбу следовало покупать вечером, когда на нее появится скидка.

– Я от тебя без ума! – сказала Линдси напоследок.

Я автоматически повторил формулировку:

– И я от тебя, – и отключился.

– А о чем ты хотела поговорить? – обратился я к Люси.

– Не знаю, – пожала она плечами. – Теперь это не имеет значения.

25

РАЗЛУКА

Как я ни старался пусть хотя бы мысленно уйти от этого, время неотвратимого и неизбежного расставания с Пучком приближалось.

Шли дни, была уже присмотрена кухня, выбраны диваны, обои, линолеум и ковролин. Наступал момент, когда пса предстояло посвятить в происходящее, а стало быть, открыть ему глаза на будущее, которое ожидает его впереди.

Нелегко сообщать столь душераздирающие известия кому бы то ни было, а уж тем более любимой собаке, но я решил наконец, что время пришло. За неделю до переезда я набрался духу для откровенного разговора. Надо было только выбрать подходящее место, где бы пес чувствовал себя наиболее комфортно и мог легче перенести ожидавший его удар.

Я пытался дать Люси денег на съем квартиры попросторнее, но она об этом и слышать не хотела. Она поступила в университет Суссекса, это всего четыре часа лекций в неделю, так что псу не придется долго оставаться в одиночестве.

Она будет с ним почти постоянно. Кроме того, Люси сказала, что привыкла к своей квартирке и места им вполне хватит обоим.

И еще я опасался, что она скажет ему что-нибудь вроде: «Ну вот, кареглазый дурачок, теперь будешь жить со мной!», что неизбежно вызовет шквал нежелательных вопросов в голове Пучка. Вопросов, которые задать будет некому.

Но главное… Впрочем, что говорить о главном. Люси для меня все равно оставалась путеводной звездой в темном лабиринте, куда я забрался благодаря своей слабохарактерности, несмотря на то, что я продолжал по инерции двигаться в противоположном направлении.

– Куда пойдем сегодня? – обратился я к Пучку в субботу. Это был день, который я назначил для разговора с ним. – Выбирай, что тебе больше нравится: Даунс, лес, что угодно.

– Что угодно? – переспросил пес.

– Что угодно, – ответил я.

– Что угодно?

– Да, что угодно.

– Значит, что угодно? Совсем что угодно?

– Сколько можно переспрашивать!

– Я хотел проверить, сколько раз я могу заставить тебя повторить.

– Что повторить – «что угодно»?

– Четыре раза! – торжествующе объявил он. – Целых четыре раза подряд. Это рекорд. Столько раз ты еще никогда не повторялся.

Дело в том, что собаки считают только до четырех, поскольку пятый палец у них отсутствует. Однажды я спросил Пучка, что бы делали собаки, будь у них пятый палец, как у людей.

– Сами открывали бы консервы! – сказал он, истекая слюной при одной мысли об этом.

– Так что тебе больше по душе? Где будем гулять? – Я изо всех сил пытался не выдать своего волнения, хотя он и так уже неоднократно замечал и ставил меня в известность, что со мной что-то странное творится последнюю неделю.

– Есть одно местечко, – таинственно произнес пес.

– Где?

– Такой большой выгон, который мы проезжали по дороге к Уотерфилдским прудам.

Я не сразу взял в толк, что за место он имеет в виду. К прудам вело широкое двухполосное шоссе, и никаких «выгонов» там не было.

– Ну, там, где машины все время поворачивают и поворачивают.

– Крутятся? – уточнил я. – Или все-таки поворачивают?

Требовалось уточнить, что он имеет в виду – поворот или круговое движение.

– Да прямо перед прудами! – воскликнул он, удивляясь моей бестолковости.

– Уж не о Уиндем-Айленд ли ты ведешь речь? Такая круглая штуковина, – продолжал я объясняться на собачьем языке, – с цветами в середине.

– Она самая, – откликнулся Пучок. – Обалденная красота, со всех сторон окружена жужжащим железом. Я видел там несколько голубей, они там неплохо проводят время.

– Туда не так просто добраться, – почесал я в затылке.

– Но ты же сказал, «выбирай что угодно»! – Пучок лихорадочно застучал об пол задней лапой – верный признак возбуждения, овладевшего им при мысли, что поездка срывается.

– Ну, хорошо, но только до первой провинности, – жестко предупредил я.

– Да я…

– Знаю, как ты любишь выбегать на дорогу.

– Но я же не сбил ни одной машины.

Вот к какому результату я пришел, обучая его самым примитивным правилам дорожного движения. Собаки, в отличие от тех же уток (которых Пучок причислял к безнадежно примитивным животным, недостойным даже облаивания), совершенно не умеют переходить дорогу. Они ее перебегают, штурмуют, берут приступом – не в последнюю очередь благодаря своему преимущественно холерическому темпераменту.

– Представь, что ты стоишь на обочине дороги и тебе приспичило срочно перейти на другую сторону, – тестировал я его еще в первый день нашего знакомства. – Твои действия?

– Вперед! – И он живо изобразил прыжком свое предполагаемое поведение.

В конце концов, я сдался и признал, что потерпел поражение на этом фронте.

Наше появление на острове вызвало легкий шок у остальных водителей.

– Совсем спятил? – проорал какой-то краснорожий водила из окна своего новенького автомобиля, когда мы, вместо того чтобы свернуть влево, куда вела дорога и куда двигался весь транспортный поток, лихо помчались по прямой.

– Просто завидует, потому что у него нет времени, чтобы поехать туда, куда едем мы, – прокомментировал его поведение пес.

Выскочив из машины, он замер, осматриваясь, – ни дать ни взять Колумб, высадившийся на земли Нового Света.

– О-го-го! – воскликнул он.

Должно быть, такими же были первые слова Колумба, когда он ступил на берега обетованные.

Сначала Пучок припустил вдоль окружной дороги, опоясывающей остров, состязаясь в скорости с машинами. Временами мне начинало казаться, что я прогуливаюсь с расплывчатым пятном собачьей шерсти, все время стремительно уносящимся вдаль на такой скорости, что у него уже нельзя было различить ни ног, ни головы, ни чего-либо другого.

– Заехал на остров, выехал с острова, снова заехал, снова выехал, – комментировал пес перемещение автомобилей.

Итак, мне предстоял непростой разговор. Но как к нему приступить, с какого бока зайти. Как донести до пса, что его ожидает в будущем? В кармане у меня на этот случай была припасена книжка, которую я штудировал накануне предстоящей разлуки: «Ты будешь жить у тети: дети, развод и тяжесть утраты». Книжка содержала советы: как убеждать свое чадо, что все происходящее позитивно, что от этого всем станет только лучше, что родители, покидая своего отпрыска, все равно любят его и что порой, когда кажется, что в жизни все идет как нельзя хуже, на самом деле все идет к лучшему.

Моя ситуация напоминала скорее не развод или уход из семьи, а лишение родительских прав, когда твоего ребенка забирает социальная служба, подозревая, что ты его пичкаешь наркотиками.

Я воображал себе сцену разлуки где-нибудь на пустынном пляже, при заходе солнца, под вечный ритм холодного океана, смеющегося над нашими преходящими несчастьями, песьими и человеческими. Или на пустыре, на заброшенной автостоянке, где обычно гангстеры расправляются со своими жертвами.