Потом Ричардса привели обратно к кровати. При этом поток оскорблений от «иракца» не утихал ни на секунду. Коэн привязал лежащего полковника все теми ремнями, проверил, все ли в порядке.

— Извините, сэр! — козырнул он старику. — Ничего личного, только бизнес!

— Не сдохни раньше времени, старый ублюдок! — прорычал темнокожий.

Дверь темницы за ними захлопнулась. А Ричардс попробовал собраться с мыслями. С силами собираться глупо, их просто нет. Голова раскалывалась, даже думать было больно. Но Ричардс умел перебарывать себя. За это его и не любили молодые офицеры, — что, дескать, ни себе поблажек не делает, ни другим.

«Майор»… Какой майор? Хунн, больше некому! Только Хунн способен на такой поступок, только он обладает реальной властью, второй по силе, после Ричардса. И ведь Ричардс сам подписал приказ о наделении Хунна широкими полномочии. Зря он Мэри не слушал, она чувствовала душой, кто такой Хунн! А что теперь будет с Мэри? С Михаэлем?!

Его оставили в живых, значит, он для чего-то нужен Хунну. Интересно, зачем? Что такого не знает, или не может сделать Хунн без его участия? Но, одно понятно. Если Хунну что-то понадобится от него, он может просто привести сюда Мэри и мальчика, приставить им дуло к виску, и он, Марио Ричардс, сделает все, что ему прикажут. А потом его просто ликвидируют. Недаром, Коэн намекнул, что для всех других Ричардс — покойник. Потом ликвидируют и его семью. Хунн не маньяк, конечно, но ради дела он и мать родную не пожалел бы!

А тут еще и комары, в такой-то сырости… Один из кровососов, противно жужжащий, опустился прямо на нос старика. Наверное, этот покмар как-то по-особому ненавидел челочеческий род, впился так, что у несчастного полковника слезы потекли. Ричардс заерзал, заохал, попытался сдуть маленького вампира, но комар, не обращая внимания на его жалкие потуги, занялся своим делом.

«Пусть подавится, в конце концов!» — подумал Ричардс. — «Говорят, комариные укусы даже полезны. К тому же мне кто-то рассказывал из старых офицеров, что чем меньше сопротивляешься комарам, тем скорее они теряют к тебе интерес».

Комар отобедал, взлетел, и направился дальше по своим комариным делам. «В конце концов, он такой же узник, как и я!» — мысленно усмехнулся Ричардс. Нет! Сейчас он бессилен. Надо хоть немного прийти в себя, отдохнуть. Дать организму поднакопить хоть немного сил. А там, глядишь, и получится еще потрепыхаться!

Надо успокоиться… Как? Мысли о жене и сыне сами собой лезли в голову. Нет! Надо временно изгнать их, отказаться от тяжелых дум, от отчаяния. Он офицер! Надо лишь немного расслабиться, пусть мысли текут не рекой, но ручейком, и совсем в другом направлении!

Впервые Ричардса посетила пораженческая мысль. Что он делает здесь, на другом конце света, в этой Богом забытой стране? Что делают здесь его бойцы? Что делают здеь американские парни? Кому это было надо?! Нации?! Президенту?!

Раньше Ричардс гнал от себя поганой метлой подобные мысли. Он служил государству и Президенту, защищал свободу и демократию, и был доволен своей судьбой. С возрастом он понял, что и государству, и президенту глубоко плевать и на счастье всего мира, и на свободу, и на демократию. Так и что с того? Есть только интересы своей страны, и их надо защищать. В Атлантике, в Европе, в Африке, да где угодно! Задавать лишние вопросы, — а кому это надо?! Заработаешь неприятности, да и себя самого загонишь, деморализуешь пораженческими мыслями. Да и угрызения совести Ричардса не мучали. В конце концов, он не первый и не последний полковник армии США со своими полковничьими правами и обязанностями. И его хлеб тоже не даром достается. А о своих гражданах пусть думают их правительства! Ричардс, как и сотни других американских офицеров, верил, что Соединенные Штаты — это непоколебимая твердыня, которой нет равных. Особенно, после крушения СССР.

Но гибель Америки случилась не тем летним днем, когда над ее городами взорвались ядерные заряды. Ричардс своим стариковским умом начал понимать, что упадок Соединенных Штатов начался задолго до этого.

Ядерная война не была случайностью, трагической нелепостью. Ведь любая случайность, — это цепочка неучтенных закономерностей. Нет, человечество уверенно шло к ядерной катастрофе, шло семимильными шагами. И Америка шла во главе. Мало того, она тащила к ней все мировое сообщество. Именно, Америка!

Гибель Америки началась еще в 1949 году, когда красные обзавелись своей атомной бомбой. Потом была Корейская война, где американские и русские летчики впервые столкнулись, как противники. Мир раскололся на две системы, и Америка не собиралась уступать своих позиций. Именно тогда и СССР, и США начали путь к своей гибели.

Потом была война во Вьетнаме. Ричардс, конечно, не застал ее, но на той войне остался его дядя, Эдд Ричардс. Он был пилотом бомбардировщика во Вьетнаме, и он был сбит там. Вьенамская война стала первым крупным поражением Америки. Эта бесконечная война вытягивала из страны все новые деньги, все новые ресурсы, все новые жизни. Сотни, тысячи американских парней сложили свои головы во вьетнамских джунглях. Сотни и тысячи отказались идти туда, заслужив статус «неблагонадежных». Американское общество раскололось на два лагеря.

Тысячи Джонов, Сэмов, Ников погибли во Вьетнаме. Тысячи остались в плену у комми. Не все из них вернулись. Ради чего? Америка ведь оставила Вьетнам! А те, кто не погиб, кто избежал плена, возвращались домой. Тысячи американских парней с клеймом войны на сердце, храбрые, честные, прямые, как рельс, истинная элита нации, возвращались домой и чувствовали себя чужими в собственной стране. Надо было молчать о неудачах страны, а им хотелось кричать на каждом углу о своих друзьях, оставшихся во вьетнамских джунглях. Надо было врать, а они врать не умели. Надо было улыбаться, а они разучились улыбаться на всю жизнь. Надо было вылизывать задницу жирному шефу на фирме, а им хотелось сломать ему позвоночник. Страна боялась своих солдат, видела в них только опасных идиотов. Убийц. И до многих их них, бывших рядовых, сержантов, матросов, молодых офицеров, стало доходить, что они — не оплот нации, не защитники демократии, а просто винтики в государственной машине, которые меняют по мере износа. Кто-то мирился, пытался найти себя в мирной жизни, кто-то спивался, садился на иглу, попадал в тюрьму. Кто-то выходил на улицу с ружьем и в припадке безумия расстреливал невиновных прохожих. Все это Ричардс знал по рассказам очевидцев той войны, старых вояк. И очень боялся повторить их судьбу.

Потом заклятый враг Америки — Советский Союз, — наступит на те же грабли в Афганистане. И вот там уже Ричардс показал себя. Участвуя в специальных операциях против советских войск, обучая искусству войны диких, воинственных моджахедов, Ричардс мстил русским за кровь американских парней во Вьетнаме, за их ракеты, за гибель дяди Эдда. Он считал, что поступает правильно. Он и его парни в советской форме устраивали взрывы в кишлаках, травили водопои и колодцы, чтобы озлобленные афганцы ненавидели русских. Совесть Ричардса не мучила. Он действовал во имя нации, он стремился на Олимп.

Весть о крушении СССР Ричардс воспринял с воодушевлением. А потом, уже зрелым мужчиной, он вперые начал задумываться о целесообразности политики своей страны, своего руководства после 91 года. О том, к чему это может привести.

Вместо того чтобы перевести дух и спокойно пользоваться плодами своей победы в холодной войне, Америка продолжала нестись на всех парах, вмешиваясь во все конфликты, во все локальные войны. Вкладывая деньги в поддержку новых нестабильных режимов в Европе и Азии, в бездумное расширение НАТО, в устройство новых военных баз, в поддержку организаций и фондов в разных странах, дествующих во вред своим же народам. Деньги уходили из страны, а взамен приходили самолеты с телами молодых солдат. Их родственникам затыкали рты подачками, пособиями, пенсиями, взамен требуя молчания, лояльности. Теперь его родине нужен был контроль над природныи ресурсами по всему миру.