Вика забилась в угол, сжала на груди разорванную кофту…

— Оставьте меня! Оставьте меня! — срывающимся голосом кричала она, в ужасе глядя на Магомета, второпях завязывавшего очкур.

Наконец, одернув черкеску, он резко повернулся к всадникам и на ингушском языке заорал:

— Кто вас звал? Какое вы имеете право входить, когда здесь я? Убирайтесь вон!

В отблеске света головни, наполнившей комнату смрадным дымом, он стоял багровый, с гневными глазами. На губе его видна была кровь.

Денщик Бийсархо, вымуштрованный на причудах офицеров, услыхав повелительный окрик, испугался. Но Калой сразу забыл о воинской дисциплине и встал перед помощником командира полка не как солдат перед офицером, а как ингуш перед ингушом.

Он шагнул к нему, заглянул в лицо и негромко спросил:

— Кто ты такой? Что-то я не знаю тебя?..

— Я покажу тебе!.. Вон отсюда! — закричал офицер, топнув ногой.

Калой с радостью почувствовал, как он снова стал свободным горцем, которому предстоит мужской разговор, где все будет решать только личная храбрость, а не служебное положение.

— Ты что потопываешь ногой, словно норовистая кобыла?.. Ты что покрикиваешь, как коробейник на базаре? — Голос Калоя из мягко-шутливого становился все более угрожающим. — Ты что гонишь нас из нашей башни? Как ты посмел тронуть женщину товарища, гостью нашей сотни, мою гостью? — закричал он уже прямо в физиономию офицера. — Ты думаешь, погоны тебя спасут?

— Замолчать! Серая сволочь! Негодяй! — истерически взвыл офицер и бросился в другую комнату.

Выскочил он с поясом, на котором болтались шашка, кинжал и парабеллум. Но не успел он выхватить пистолет, как Калой обезоружил его, схватив за шиворот и, словно куль мякины, выбросил во двор.

— Смотри за ней! — крикнул он денщику Бийсархо и выскочил за Магометом. Тот неуклюже поднимался с земли.

Спрятав его пистолет в карман, Калой швырнул ему пояс с остальным оружием.

— Убирайся! Убирайся, пока я не превратил тебя в холодный труп!

Офицер подхватил свои доспехи и, застегиваясь на ходу, крикнул:

— Завтра ты узнаешь, как поднимать руку на офицера! Раскаешься, да будет поздно!

— Кто тебе сказал, что ты офицер? — снова овладев собою, издевательски спросил Калой. — Ты же сам знаешь, что ты всего лишь проститутка!.. — Он двинулся на Магомета. Но тот, стараясь сохранить достоинство, сделал вид, что не расслышал оскорблений, и решительно зашагал прочь.

Калой вернулся в дом. Денщик зажег лампу. Вика сидела все в той же позе и дрожала.

— Посмотри за чаем! — сказал Калой денщику. Тот кинулся, словно к нему обратился сам командир полка.

— Теперь издес свина болыше нету. Ми не знал, — говорил Калой Вике. — Теперь лоджис спайт. Все будит хороший. Ти тут спайт, ми там садис. Ты наш сестра! Не боится! Пьян свина домой бежал. Не обижайся нас… Офицер не офицер — пьяни все свина! Ингуш так нелиза. Никогда! Ты наш дженшин…

Денщик принес чаю. Вика сделала несколько глотков. Слушая Калоя, она успокаивалась.

Убедившись, что Вика пришла в себя, Калой улыбнулся, таинственно показал ей из одного кармана наган, из другого парабеллум, из нагрудного браунинг, похлопал себя по кинжалу и спросил:

— Ти типер не боюсь? Я издес.

Прикрутив на столе лампу, он укрыл Вику буркой и потихоньку, словно она уже спала, вышел из комнаты. Несмотря на неприятность, Вика вскоре заснула.

Калой сел к огню, подкинул дров в костер и, поразмыслив, принял решение. Он послал денщика позвать трех всадников из рода Байсагурова и столько же однофамильцев Бийсархо. Встревоженные вызовом в ночное время, все они, вооруженные до зубов, тотчас же прибежали к Калою. И тогда он рассказал им все, что случилось.

— Я между вами посторонний, — сказал он в заключение. — Если б я не выбросил эту свинью, дом, где сегодня хозяином Бийсархо, а значит, и вы, стал бы домом, в котором опозорили б жену Байсагурова, женщину их рода. — Он указал на байсагуровцев. — Между вами возникла бы вражда. Да и в полку вам нельзя было бы показаться.

Представителей обоих родов охватила настоящая лихорадка.

— Если оставить это до утра, офицеры перекрутят все по-своему. Скажут: солдат напал на офицера. Меня отдадут под суд. Я буду вынужден рассказать все, как было, и вам все равно придется расхлебывать между собой эту грязь. Да еще и за мою гибель ответить… Но если вы хотите избежать этих неприятностей, идемте к Бийсархо! Поднимем командира полка и выложим ему все. Потребуем, чтоб Магомета еще до наступления утра не было в полку! Станет отпираться — поднимем сотню!

Оставив денщика дежурить около дома, Калой с родичами нового и старого командиров направился в штаб.

Командира полка, Магомета и Бийсархо они застали в штабе. Видно, Магомет уже успел изложить им происшествие по-своему.

— Что вы наделали?! — шепотом спросил Калоя часовой, когда всадники подошли к штабу. — Они сговариваются кого-то арестовать, судить!..

— Я говорил вам? — бросил своим Калой и смело вошел в помещение.

— В чем дело? Кто разрешил? — вскочил Бийсархо, кладя руку на саблю.

— По-русски будим или по-своем? — спросил Калой у командира полка, не обращая внимания на Бийсархо.

— Говорите по-русски! — приказал тот.

— Мы, когда служба, садники. Когда дурной дело — ингуши! Ничего не боится! Каждый ден здес сто человек без делом умираю. А такой делом — мы рад умирать! Надо — с кинжалом добавлять будем!

— Говори толком! — прикрикнул на него командир. — За что умирать собираетесь?

— Ево дома, — Калой указал на Бийсархо, — Байсагурова жана спал… Это тоже там, другой комнате, тихонько сидел, — он показал на побледневшего помощника командира полка. — Когда се ушел, он это дженшин держал! Дженшин кричал. Ми пришел. Вижу: его на морда кровь, штана — в руках… открытый. Вот такой дела!.. Типер чаво скажу дургом сотни, дургом полка? Свой мертвый командир жана ему… отдали? Где лицо? Эта дженшин твой гость, наш гость…

— Командир Мерчули! Ты его не гоняешь — твой полк парпал. Ми его стреляю! Все! Большой скандал буду!.. — поддержал Калоя один из однофамильцев Байсагурова.

Калой бросил парабеллум Магомета на стол перед Бийсархо.

— Это ливор ево. Твои дом он хотел бардак делат… Смотри типер сам… — С этими словами он и его товарищи вышли так же решительно, как и вошли.

Но его глаза, полные гнева, так и остались стоять перед задумавшимся Мерчуле. Видно было, что он верил каждому слову этого горца.

— Ваше сиятельство! — попробовал было заговорить помощник командира полка, угодливо производя Мерчуле в князья. Но тот резко оборвал его.

— Мне стыдно было смотреть им в глаза! — с возмущением сказал он. — Позор! В моем полку вы больше не служите! И чтоб из-за вас никакой заварухи здесь не было! Иначе — суд чести! — Бросив на своего помощника гневный взгляд, он круто повернулся и ушел.

Утром верст пять за село Вику провожали всей сотней. Сотня шла в конном строю. А Вика ехала в кабриолете, который всадники специально раздобыли для нее.

Бийсархо, улучив момент, извинился перед ней за вчерашнее и сказал, что Магомет выгнан из полка еще ночью.

На развилке дорог всадники тепло попрощались с Викой и посоветовали ей перевестись в их полк.

Вика обещала.

Ночной эпизод говорил лишь о том, что она должна свыкнуться с нелегкой участью свободной женщины, которую даже самое доброе имя мертвого мужа уже никак не может защитить.

То, что произошло в эту ночь, стало известно всему полку. Только офицеры не говорили об этом с солдатами. Они осуждали поведение Магомета. Но их приводило в ярость то, что солдат осмелился поднять руку на помощника командира полка и что они вынуждены были оставить это безнаказанным.

А среди всадников Калой был признан героем. Они радовались. Сообща им здорово удалось проучить пьяницу и распутника.

Поезд с телами офицеров приближался к дому.

По дороге Орци снова увидел Россию. Только это была уже не та Россия, которую он проезжал два года назад.