Дед Зимарь при этих словах натужно закашлялся, закатив глаза, захлюпал, затрубил носом, словно стадо слонов, и задышал полной грудью со свистом и хрипом, как дырявая гармошка.

 - Ладно, уж. И тебя, старик, заодно полечу, — правильно поняла намек и холодно взглянула на него убыр, но дед довольно прикрыл хитрые глаза: за февральским холодом он угадал мартовскую оттепель, апрельское таяние и майское цветение.

 - Спасибо… До смертушки не забуду доброту твою да заботу, барышня… — просипел он и зашелся в кашле.

 - Раньше времени не благодарят, — сухо ответила Макмыр, не глядя на пациента, и стала подниматься из–за стола. — Сейчас посуду уберу, да за баньку примусь.

 - А куда ее убирать надо, бабушка убыр? Мы вам поможем, — вызвался лукоморец.

 - Да–да, — закашлялся старик, — эт мы мигом, моргнуть не успеешь, барышня, как твоя посудина по кухне летать будет да блестеть!

 - А на двор ее убирать надоть, там стол есть, — кивнула в сторону расположения вышеупомянутого стола убыр. — А рядом с ним чан с водой, лыка пук и туес с золой. Да только ты, герой с одной рукой, сидел бы уж. И ты, чихотошный, не суетись. У вас, вон, и здоровых с двумя руками хватает, которые помочь хочут.

 Последняя фраза подразумевала явно не Иванушку и не деда Зимаря.

 Само подозрение в том, что он когда–либо хотел помочь кому–либо мыть холодной водой в октябре на улице посуду при помощи золы и пучка лыка было настолько смехотворным, что Агафон чуть не прыснул, сочтя его если не за издевку, то за шутку. Но сдавать назад было поздно, и он рассеянно повел плечами, будто мыть посуду ему приходилось на протяжении всей его жизни по пять раз в день, и ни о чем более увлекательном и приятном он и помыслить не мог:

 - Это я–то? Посуду? Да легче легкого!

 Он вылез боком из–за стола, подошел к открытому окну и окликнул одного из умрунов, деловито обтесывающего новый столб:

 - Эй, ты, как тебя!..

 - Терентий, — бесстрастно взглянул на него гвардеец.

 - Да, Терентий. Я говорю, я сейчас посуду буду подавать, а ты принимай, и где–то тут стол с чаном есть — так на него ставь.

 - Я принимаю приказы только от Ивана, — умрун равнодушно отвернулся и снова склонился над своей работой.

 - Э–эй!.. — оскорблено воскликнул маг. — Да как ты смеешь!.. Ты, солдафон!.. Иван, скажи ему!

 - Терентий? — присоединился царевич к волшебнику.

 - Да, Иван, — с готовностью выпрямился он и стал пожирать глазами командира как на царском параде.

 - Помоги, пожалуйста, Агафону с посудой, хорошо?

 - Будет исполнено, Иван, — умрун воткнул в бревно топор, вытер о штаны руки и встал у окна. — Пусть подает.

 Специалист по волшебным наукам хотел было взять со стола первую партию уже составленных друг на друга дедом Зимарем тарелок, но перехватил насмешливо–снисходительный взгляд убыр и взвился.

 Ах, так!..

 Ах, так!..

 Иван, значит, у нас герой, хоть и однорукий, старик — больной, а Агафон — просто убогий, которого можно и шилом на расстоянии?!..

 Ну, я ей покажу, что умеет почти выпускник ВыШиМыШи!

 Шепталка!

 Деревенщина!

 Невежда!

 Смотри на настоящего мага и учись!..

 Ни слова больше не говоря, чародей принял стойку номер два, с презрением отвергнув мысль заглянуть хоть одним глазком в шпаргалку, словно горевшую огнем в потайном месте в рукаве, и гордо, отрывисто, будто отшвыривая от себя, выкрикнул слова заклинания и повел руками, собирая своей волшебной силой все миски, кружки, ложки, ножи, бутыли, чугунки и блюда со стола и отправляя их в окно, прямо в руки терпеливо поджидавшему Терентию.

 В кои–то веки, заклинание удалось блестяще.

 И даже слишком.

 Блестяще — потому что вся утварь снялась со столешницы, как стая вспугнутых уток, и дружно ринулась в окно.

 Слишком — потому что, сбив умруна с ног, со скоростью курьерского поезда промчалась к забору, проломила в нем передним чугунком дыру и понеслась дальше, в лес, не иначе, как с серьезным намерением сделать в нем сегодня новую просеку имени себя.

 Вслед за нею, жалобно треща и скрипя, в окно пытался и не мог пролезть стол.

 За его спиной, обнимая на верящего своему счастью деда Зимаря, согнулась пополам и задыхалась от хохота Макмыр.

 Иванушка отвернулся к стене и внимательнейшим образом принялся изучать какую–то трещину в бревне. Плечи его неровно дрожали.

 От сдерживаемых рыданий, не иначе.

 - Стой!.. — выкрикнула бабка резким, срывающимся от смеха голосом и чиркнула перед собой непослушной дрожащей рукой. — Стойте все!..

 С первыми звуками ее голоса стол мгновенно опомнился, поспешно встал на пол всеми четырьмя ногами, устыдился своего легкомысленного поведения и покаянно застыл, словно удивляясь, какая нелегкая в него вселилась.

 Издалека, почти из леса, донеся звон падающего железа и стекла [114].

 - Ох, насмешил!.. Ох, уморил!.. Ох, распотешил!.. — кряхтя, охая и утирая слезы, убыр оттолкнулась от деда, словно лодка от причала, и подошла к магу, отчаянно в этот момент жалевшему, что он сам не поддался действию своего заклинания, не вылетел в окно и не врезался головой в самое толстое дерево вокруг этой поляны…

 - Ну, помог, ну, пособил, мил человек волшебник, нечего сказать!..

 …или хотя бы не провалился сквозь пол, желательно к центру Земли…

 - Ох, так в моем воздрасте хохотать — и концы отдать недолго!.. Ну, чудо–чаровник!..

 …просто отдать концы на месте — тоже неплохой вариант, по крайней мере, гораздо лучше этого, когда приходится стоять перед радующейся непонятно чему старой перечницей и выслушивать то, что и сам давно подозревал… чтобы не сказать, думал… а если еще точнее, знал… причем, совершенно точно…

 - Ну, чудодейник… Ну, лиходей… И где вас только такому учат… Ступай теперь, принеси хоть то, чё осталось — мыть–то всё равно надо… И осколки все собрать не забудь: лес загаживать — последнее дело.

 - Он не виноват, — выступил на его защиту лукоморец, среагировав на «лиходея» и, на всякий случай, испугавшись за друга. — Он старался, он хотел, как лучше… Только у него иногда… время от времени… почти всегда… так получается… Но он не со зла, бабушка убыр, вы не подумайте!..

 - Да уж, со зла такое и не сотворить, — хмыкнула старуха, вспомнив что–то, коротко хохотнула, мотнула снова головой, будто отгоняя назойливую мысленную картину, и, помимо воли не переставая ухмыляться, окинула смешливым взглядом мага. — Силушка–то у тебя прет, как квашня из–под крышки, вьюноша, да только …

 - С–сила есть — ума не надо, вы это хотели сказать?.. — выдавил убитый результатами демонстрации оной специалист по волшебным наукам.

 - Понимаешь, — одобрительно усмехнулась убыр. — Сила — это еще не все. Даже с такой, как у тебя, без умения ей управлять далеко не уйдешь, хоть все заклинания в мире наизусть выучи. Магия — это тебе не книжки читать, чаровник. Это то, кто ты есть на самом деле.

 - Д–да я знаю…

 Агафон взглянул на Макмыр как побитая собака, ссутулился, и сделал шаг к двери.

 - Извините, бабушка… дурака… Пошел я собирать… что еще можно…

 - Я тебе помогу! — присоединился к нему царевич.

 - Да ладно, не стоит…

 Убыр снова прищурилась, поджала губы, склонила голову набок, оглядела и так, и сяк, и эдак подавленного, расстроенного мага и вздохнула:

 - Ох, мужики… Ох, никому не говорите — не поверят… Такая я сегодня добрая, что самой противно. Уговорили. С банькой и с больными вашими управлюсь, и тебе, чаровник, несколько слов найдется. Это тебе не школа твоя с книжками да бумажками, я за тебя возьмусь, как следует.

 - Воля ваша, — буркнул Агафон, пожал опущенными ниже некуда плечами и пошел, волоча ноги, к двери. — Учите, коль уж так хочется … Да только не вы первая, не вы последняя.

 

 

 

 Через два дня отдохнувшие, откормленные и излеченные от всех реальных и воображенных убыр [115] болячек путешественники стали собираться в путь.