Дед Зимарь при этих словах натужно закашлялся, закатив глаза, захлюпал, затрубил носом, словно стадо слонов, и задышал полной грудью со свистом и хрипом, как дырявая гармошка.
- Ладно, уж. И тебя, старик, заодно полечу, — правильно поняла намек и холодно взглянула на него убыр, но дед довольно прикрыл хитрые глаза: за февральским холодом он угадал мартовскую оттепель, апрельское таяние и майское цветение.
- Спасибо… До смертушки не забуду доброту твою да заботу, барышня… — просипел он и зашелся в кашле.
- Раньше времени не благодарят, — сухо ответила Макмыр, не глядя на пациента, и стала подниматься из–за стола. — Сейчас посуду уберу, да за баньку примусь.
- А куда ее убирать надо, бабушка убыр? Мы вам поможем, — вызвался лукоморец.
- Да–да, — закашлялся старик, — эт мы мигом, моргнуть не успеешь, барышня, как твоя посудина по кухне летать будет да блестеть!
- А на двор ее убирать надоть, там стол есть, — кивнула в сторону расположения вышеупомянутого стола убыр. — А рядом с ним чан с водой, лыка пук и туес с золой. Да только ты, герой с одной рукой, сидел бы уж. И ты, чихотошный, не суетись. У вас, вон, и здоровых с двумя руками хватает, которые помочь хочут.
Последняя фраза подразумевала явно не Иванушку и не деда Зимаря.
Само подозрение в том, что он когда–либо хотел помочь кому–либо мыть холодной водой в октябре на улице посуду при помощи золы и пучка лыка было настолько смехотворным, что Агафон чуть не прыснул, сочтя его если не за издевку, то за шутку. Но сдавать назад было поздно, и он рассеянно повел плечами, будто мыть посуду ему приходилось на протяжении всей его жизни по пять раз в день, и ни о чем более увлекательном и приятном он и помыслить не мог:
- Это я–то? Посуду? Да легче легкого!
Он вылез боком из–за стола, подошел к открытому окну и окликнул одного из умрунов, деловито обтесывающего новый столб:
- Эй, ты, как тебя!..
- Терентий, — бесстрастно взглянул на него гвардеец.
- Да, Терентий. Я говорю, я сейчас посуду буду подавать, а ты принимай, и где–то тут стол с чаном есть — так на него ставь.
- Я принимаю приказы только от Ивана, — умрун равнодушно отвернулся и снова склонился над своей работой.
- Э–эй!.. — оскорблено воскликнул маг. — Да как ты смеешь!.. Ты, солдафон!.. Иван, скажи ему!
- Терентий? — присоединился царевич к волшебнику.
- Да, Иван, — с готовностью выпрямился он и стал пожирать глазами командира как на царском параде.
- Помоги, пожалуйста, Агафону с посудой, хорошо?
- Будет исполнено, Иван, — умрун воткнул в бревно топор, вытер о штаны руки и встал у окна. — Пусть подает.
Специалист по волшебным наукам хотел было взять со стола первую партию уже составленных друг на друга дедом Зимарем тарелок, но перехватил насмешливо–снисходительный взгляд убыр и взвился.
Ах, так!..
Ах, так!..
Иван, значит, у нас герой, хоть и однорукий, старик — больной, а Агафон — просто убогий, которого можно и шилом на расстоянии?!..
Ну, я ей покажу, что умеет почти выпускник ВыШиМыШи!
Шепталка!
Деревенщина!
Невежда!
Смотри на настоящего мага и учись!..
Ни слова больше не говоря, чародей принял стойку номер два, с презрением отвергнув мысль заглянуть хоть одним глазком в шпаргалку, словно горевшую огнем в потайном месте в рукаве, и гордо, отрывисто, будто отшвыривая от себя, выкрикнул слова заклинания и повел руками, собирая своей волшебной силой все миски, кружки, ложки, ножи, бутыли, чугунки и блюда со стола и отправляя их в окно, прямо в руки терпеливо поджидавшему Терентию.
В кои–то веки, заклинание удалось блестяще.
И даже слишком.
Блестяще — потому что вся утварь снялась со столешницы, как стая вспугнутых уток, и дружно ринулась в окно.
Слишком — потому что, сбив умруна с ног, со скоростью курьерского поезда промчалась к забору, проломила в нем передним чугунком дыру и понеслась дальше, в лес, не иначе, как с серьезным намерением сделать в нем сегодня новую просеку имени себя.
Вслед за нею, жалобно треща и скрипя, в окно пытался и не мог пролезть стол.
За его спиной, обнимая на верящего своему счастью деда Зимаря, согнулась пополам и задыхалась от хохота Макмыр.
Иванушка отвернулся к стене и внимательнейшим образом принялся изучать какую–то трещину в бревне. Плечи его неровно дрожали.
От сдерживаемых рыданий, не иначе.
- Стой!.. — выкрикнула бабка резким, срывающимся от смеха голосом и чиркнула перед собой непослушной дрожащей рукой. — Стойте все!..
С первыми звуками ее голоса стол мгновенно опомнился, поспешно встал на пол всеми четырьмя ногами, устыдился своего легкомысленного поведения и покаянно застыл, словно удивляясь, какая нелегкая в него вселилась.
Издалека, почти из леса, донеся звон падающего железа и стекла [114].
- Ох, насмешил!.. Ох, уморил!.. Ох, распотешил!.. — кряхтя, охая и утирая слезы, убыр оттолкнулась от деда, словно лодка от причала, и подошла к магу, отчаянно в этот момент жалевшему, что он сам не поддался действию своего заклинания, не вылетел в окно и не врезался головой в самое толстое дерево вокруг этой поляны…
- Ну, помог, ну, пособил, мил человек волшебник, нечего сказать!..
…или хотя бы не провалился сквозь пол, желательно к центру Земли…
- Ох, так в моем воздрасте хохотать — и концы отдать недолго!.. Ну, чудо–чаровник!..
…просто отдать концы на месте — тоже неплохой вариант, по крайней мере, гораздо лучше этого, когда приходится стоять перед радующейся непонятно чему старой перечницей и выслушивать то, что и сам давно подозревал… чтобы не сказать, думал… а если еще точнее, знал… причем, совершенно точно…
- Ну, чудодейник… Ну, лиходей… И где вас только такому учат… Ступай теперь, принеси хоть то, чё осталось — мыть–то всё равно надо… И осколки все собрать не забудь: лес загаживать — последнее дело.
- Он не виноват, — выступил на его защиту лукоморец, среагировав на «лиходея» и, на всякий случай, испугавшись за друга. — Он старался, он хотел, как лучше… Только у него иногда… время от времени… почти всегда… так получается… Но он не со зла, бабушка убыр, вы не подумайте!..
- Да уж, со зла такое и не сотворить, — хмыкнула старуха, вспомнив что–то, коротко хохотнула, мотнула снова головой, будто отгоняя назойливую мысленную картину, и, помимо воли не переставая ухмыляться, окинула смешливым взглядом мага. — Силушка–то у тебя прет, как квашня из–под крышки, вьюноша, да только …
- С–сила есть — ума не надо, вы это хотели сказать?.. — выдавил убитый результатами демонстрации оной специалист по волшебным наукам.
- Понимаешь, — одобрительно усмехнулась убыр. — Сила — это еще не все. Даже с такой, как у тебя, без умения ей управлять далеко не уйдешь, хоть все заклинания в мире наизусть выучи. Магия — это тебе не книжки читать, чаровник. Это то, кто ты есть на самом деле.
- Д–да я знаю…
Агафон взглянул на Макмыр как побитая собака, ссутулился, и сделал шаг к двери.
- Извините, бабушка… дурака… Пошел я собирать… что еще можно…
- Я тебе помогу! — присоединился к нему царевич.
- Да ладно, не стоит…
Убыр снова прищурилась, поджала губы, склонила голову набок, оглядела и так, и сяк, и эдак подавленного, расстроенного мага и вздохнула:
- Ох, мужики… Ох, никому не говорите — не поверят… Такая я сегодня добрая, что самой противно. Уговорили. С банькой и с больными вашими управлюсь, и тебе, чаровник, несколько слов найдется. Это тебе не школа твоя с книжками да бумажками, я за тебя возьмусь, как следует.
- Воля ваша, — буркнул Агафон, пожал опущенными ниже некуда плечами и пошел, волоча ноги, к двери. — Учите, коль уж так хочется … Да только не вы первая, не вы последняя.
Через два дня отдохнувшие, откормленные и излеченные от всех реальных и воображенных убыр [115] болячек путешественники стали собираться в путь.