И вряд ли выше будущего хана
Для твоего отца найдется зять.
Б а т и м а:
Куда ж теперь мне: в петлю или в воду?
Твои объятья жгли меня, джигит,
Но ты — торгаш, чье слово леденит.
Все отдала я, но тебе в угоду
Я все же не отдам свою свободу.
С у л т а н С а у р а н:
Бопай, кто о свободе говорит?
Едва родились мы, и в колыбели
На шею нам уже хомут надели.
За все мы платим дорогой ценой.
Когда-то племени земли родной
Случилось на три жуза разделиться,
А завтра мы разделимся на тридцать.
А стать нам надо силою одной.
Казахи, мы должны объединиться
И каждый должен чем-то поступиться
Во имя цели этой — не иной.
Б а т и м а:
И порешил ты поступиться мною!
Свободен ты, как хочешь поступай.
И если не твоей мне быть женою,
То все едино...
(Плачет.)
С у л т а н С а у р а н:
Замолчи, Бопай!
Я думал, что из ценного металла
Та создана, кого я так люблю.
А ты не отличаешься нимало
От тех, кому лишь слезы лить пристало.
Не плачь, молчи! Терпи, как я терплю.
Б а т и м а вытирает слезы, суровеет. Гаснет свет и сразу высветляется одна Б а т и м а. Она в траурных одеждах, как в первой картине.
Б а т и м а - х а н у м:
Терпи, и я, послушная, терпела,
Хоть знали и за тридевять земель,
Могла я быть такой, какой хотела.
Ужели это я всю жизнь терпела,
Я, до кого дотронуться не смела
И в холод зимний лютая метель?
Сказали мне «терпи», и я терпела,
Укладываясь — хоть и не хотела —
Как в муравейник, в брачную постель.
Того я не спасла, кого жалела,
Кого любила, с тем я быть не смела...
А время шло, вия свою кудель...
Снова затемнение. На этот раз высветляется с у л т а н С а у р а н. Он закован, как в первой картине.
С у л т а н С а у р а н:
«Терпи»,— сказал я женщине любимой,
Сказал, вонзил ей в сердце нож незримый.
Я думал: все оправдывает цель.
Той целью ослепленный и влекомый,
Кого любил, я отдал сам другому.
И все-таки от цели был далек.
Всем, что любил, пожертвовал. И что же?
На раненого волка стал похожим,
Что лапу перебитую отсек.
Как волк, в безлюдье я блуждал, бывало,
И рану, что болеть не преставала,
Зализывал, и зализать не мог!..
СМЕРТЬ ЖАНАРЫСА
Ханская ставка. Х а н А б у л х а и р и Б а т и м а - х а н у м.
Х а н А б у л х а и р:
Скажи мне слово, Батима-ханум!
Б а т и м а - х а н у м:
Я слушаю тебя, опора власти!
Х а н А б у л х а и р:
Нуждается сейчас мой слабый ум
В твоем совете и в твоем участье.
Б а т и м а - х а н у м:
Мой повелитель, с самых первых дней
Меня, делящую с тобою ложе,
Ты сделал тенью мудрости своей
И оттого я стала мудрой тоже.
Я не запомнила такого дня,
Когда б ты спрашивал о невозможном,
А при пустом ответе или ложном
Ты вразумлял и наставлял меня.
Х а н А б у л х а и р:
Да, если вьются ровно и согласно
От очага супругов два дымка, —
Лишь это из того, что здесь прекрасно,
Прекраснее всего наверняка.
Б а т и м а - х а н у м:
Сама я так же думала сначала,
Себя твоей советчицей считала,
И лишь совсем недавно поняла,
Что только слово мужа повторяла,
Не более чем эхом я была.
Все годы...
Х а н А б у л х а и р:
Мне казалось — ты смирилась.
Я думал, все, что было, позабылось.
Ужели до сих пор тебя гнетет
Твоя обида, боль былой печали?
Не спорю я — вначале был расчет.
Но разве мы с тобою прогадали?
Б а т и м а - х а н у м:
Я выросла на воле без забот,
Резвясь, как жеребенок годовалый,
Но все случилось к лучшему, пожалуй.
О чем жалеть, кто прошлое вернет?
Я стала не женою, богом данной,
И для того соединились мы,
Чтоб мой могучий род держал всем кланом
Один из четырех углов кошмы,
Где смертного провозглашают ханом.
Х а н А б у л х а и р:
Твой род — одной из четырех опор
Был мне всегда — и это каждый знает.
Но вот теперь — о том и разговор —
Твой род, что был опорой до сих пор,
Другие три опоры выбивает.
Б а т и м а - х а н у м:
Ах, сердце чуяло — грядет беда.
Ты говоришь о Жанарысе?
Х а н А б у л х а и р:
Да!
Б а т и м а - х а н у м:
Мой повелитель, братьями гордиться
Могу я всеми, у меня их тридцать,
Но Жанарыс — мой самый младший брат.
Он молод, всякое могло случиться.
Прости его, хоть он и виноват!
Х а н А б у л х а и р:
Молчи, ханум, не говори, не мучай.
Я сам легко простил бы, но навряд
Все байулинцы — этот род могучий,
Ответной крови не пролив, простят
Кровь воина, считавшегося лучшим.
Б а т и м а - х а н у м:
Мой повелитель, обыщи пути,
Уговори их, выкуп заплати.
Я знаю: ничего не пожалеет
За сына своего и наш отец.
Он кобылиц, верблюдов и овец
Отделит от того, чем сам владеет.
Х а н А б у л х а и р:
И я бы отдал все богатство мира,
Упрямым байулинцам за батыра,
Но не берут они, как ни молю.
Им нужен свойственник Абулхаира.
А распри я теперь не потерплю.
Б а т и м а - х а н у м:
Так что же делать?
Х а н А б у л х а и р:
Я им уступлю!
Б а т и м а - х а н у м:
Ужель властитель мой понять не может,
Какое он свершить замыслил зло?
Х а н А б у л х а и р:
Верь, Батима, и самому мне тоже
Принять решенье это тяжело.
Б а т и м а - х а н у м:
Ужели ты по воле чьей-то злобной
Ступить решился на кровавый путь?