— Вот именно! — сказала Елена Петровна и тоже поднялась. — Пошли в самом деле на кухню. Сейчас я тебе расскажу, что узнала. Вот слушай, — она села напротив Серегина, запахнула халат. — Я разузнала. Ты молодец, правильно подсказал. В поликлинике есть врач, который потихоньку вставляет зубы из старых золотых монет. Он их покупает за деньги, а потом как-то обрабатывает и делает коронки. Для пробы можно пойти к нему.

— Ты думаешь, не откажется?

— Не должен. Он же берет деньги за монеты, значит, золото ему нужно.

— В крайнем случае, Лена, ты тогда пойдешь к другому врачу.

— Но ведь золото у нас грязное, с графитом, я боюсь.

— А тебе какое дело? Лишь бы он купил. Зато у нас будут деньги вместо песка. Или ты не согласна?

— Нам, Вася, все время твердят, что это золото вроде как ядовитое.

— Врут, Лена, ты не верь, это специально, чтобы его не брали.

— Может быть. Но раствор — точно ядовитый, даже смертельный.

— Дуреха, как золото может быть ядовитым? Я тебе говорю, что ерунда все это. Но если тот врач спросит, откуда у тебя оно, ты ему скажи, что осталось от мужа, который работал на приисках в Магаданской области. Видишь, я все продумал до мелочей. А муж твой там на самом деле работал и на самом деле мог оставить своей любимой жене наследство. Ничего страшного, и очень похоже на правду. Пусть этот врач проверяет, если захочет, был у тебя там муж или нет. Ему каждый скажет, что был. Вот так-то, товарищ Кудрявцева.

— Молодец, ловко придумал.

— Между прочим, у меня эта мысль мелькнула еще в прошлом году, так что я о тебе, как видишь, не забывал. Пошли отсюда, у нас в запасе еще целых два часа.

— Вася, а ты сможешь меня понести на руках?

— Я-то? — Серегин усмехнулся. — Запросто! — Он взял ее на руки. — И еще вот что, Лена. Золото продавать будешь ты. Ведь ты его хозяйка, это во-первых. А во-вторых, меня, мужика, врач испугаться может. А ты женщина, к тому же симпатичная, тебе и карты в руки.

— Хорошо, я попробую, — она обняла его за шею. — Василий, дай мне твердое мужское слово, что сразу, как только Клава твоя умрет, ты женишься на мне. И мы поедем на юг, в свадебное путешествие. Да? Помнишь, ты мне обещал?

— Лена, — Серегин сделал обиженное лицо, — девочка моя, ну, когда и в чем я тебя обманывал? Ей и жить-то осталось всего ничего. Хорошо, если до весны дотянет, а ведь может и к Новому году помереть. У нее это, забыл, как называется…

— Саркома груди, — напомнила Кудрявцева.

— Точно, она самая. А по-простому — рак. Ее из больницы выпустили, ничего не сказали прямо. Ну а мне, как самому близкому человеку, так и заявили: не выживет. Так что надо ждать. И все об этом. А завтра пойдем продавать золото. Возьмем тот, самый первый кусочек.

— Вася, а я его в магазине на контрольных весах взвешивала.

— При народе? С ума сошла!

— Не волнуйся, я это сделала незаметно. В нем примерно граммов двадцать пять. Сколько за него можно получить? Ну, с учетом того, что немного грязный, с графитом?

— Понятия не имею. Двадцать пять граммов — это ж соринка, и на ладони не почувствуешь. Рублей бы триста для начала. У нас всего сейчас сколько?

— Я остальные не взвешивала. Но первый самый маленький. Всего, может быть, граммов триста или даже триста пятьдесят.

— Учти, Лена, оптом его продавать нельзя. Оптом всегда дешевле, чем поштучно, это закон рынка, на себе проверял сколько раз. Так что готовься, завтра поедем.

— Тебе не страшно, Вася?

— Мне? — искренне удивился Серегин и улыбнулся. — А при чем здесь я? Продавать-то будешь ты, хозяйка.

— А за меня?

— Ну, за тебя я, конечно, волнуюсь.

Утро следующего дня было пасмурным. Дождь — он к удаче, подумал Серегин, останавливая «Жигули» метров за сто от поликлиники возле деревьев с желтыми листьями.

— А почему ты меня к самому подъезду не подвезешь? — капризно надула губы Кудрявцева.

— Ты что, обалдела, милая? — хмыкнул Серегин. — Ни в коем случае нельзя, чтобы здесь нас видели вместе, ясно?

— Поняла-поняла, — кивнула она, — только я зонтик забыла.

— Ничего, не сахарная, — прошептал Серегин, кусая губы, — давай иди, первый раз нам ни с чем возвращаться нельзя, примета плохая. А дождик — к удаче.

— Ну, я попробую. — Кудрявцева открыла дверцу и, подняв воротник плаща, побежала к поликлинике, смешно семеня полными ногами на высоких каблуках.

«Ох и дура! Ох и дура! — подумал Серегин, напряженно глядя ей вслед. — А вдруг повезет? Чем черт не шутит!»

С гулко бьющимся сердцем Елена Петровна вошла в поликлинику. Кажется, на втором этаже. Она поднялась по красной ковровой дорожке. «Окулист» — было написано на табличке возле первой двойной двери. Нет, ей не сюда. Окулист — это по глазам. Ага, вот сюда — «Стоматолог». Она постучала и в ответ на женский голос, сказавший «пожалуйста!», вошла.

В кабинете за столом сидела худая темноволосая красивая женщина с серьгами в ушах, что-то писала. Она повернула голову и пристально посмотрела на Кудрявцеву серыми глазами:

— Что вам угодно?

— Извините, — Елена Петровна хотела улыбнуться, но из-за волнения это ей не удалось. — Мне порекомендовали обратиться к Евгению Александровичу.

— Простите, а кто вам порекомендовал? — спросила женщина, поднимаясь, и Кудрявцева увидела, что она высокая и очень стройная.

— Оля из консультации, — у Елены Петровны дрожал голос, она никак не могла унять вдруг охватившую ее дрожь.

— Ольга Николаевна? — переспросила женщина, кокетливо поднимая длинные тонкие брови.

— Да, Ольга Николаевна рекомендовала мне обратиться только к Евгению Александровичу. Я по личному вопросу, — вспомнила Кудрявцева и облегченно вздохнула.

— Ну, так бы сразу и сказали, что по личному. — Женщина поправила ослепительный халат и показала рукой на деревянную кушетку, застеленную простыней. — Вы присядьте на пару минут, я его сейчас приглашу. — Она скрылась в правую, боковую дверь, и через минуту из нее вышел невысокий темноволосый мужчина с большими залысинами и широкими бакенбардами. Руки его были в карманах халата. Елена Петровна обратила внимание на блестящие коричневые туфли на довольно высоком каблуке и идеально отглаженные брюки. Мужчина внимательно смотрел на нее добрыми карими глазами:

— Вам д-действительно нужен Евгений Александрович? — спросил он, чуть заикаясь, мягким, располагающим голосом.

— Да, — почему-то так же медленно ответила Кудрявцева, словно подчинилась его неторопливому ритму. — Я к вам, Евгений Александрович, по личному делу. Оно заключается в том, что у меня нет монет, но есть…

— Вы хотите сказать, что у вас есть металл? — перебил ее мужчина, подходя ближе. — Г-говорите, пожалуйста, не так громко, я прекрасно слышу. Вас как зовут?

— Елена Петровна.

— Очень приятно. — Мужчина повернул ключ в замке входной двери и повернулся к Кудрявцевой. — И сколько у вас его?

— Достаточно. — Елена Петровна мысленно похвалила себя за то, что захватила на всякий случай еще два кусочка. Они были вдвое больше, чем первый.

— М-можно полюбопытствовать?

— Пожалуйста, — она протянула ему белую тряпочку, в которую был завернут первый кусочек. — Но это еще не все.

— Интересно, — мужчина развернул тряпочку, подошел к окну, но не вплотную, а на метр от него, достал из нагрудного кармана халата что-то блестящее — Кудрявцева догадалась: скальпель — и несколько раз царапнул им по кусочку.

— Вы знаете, в самом деле похоже на металл. Остальное то же самое?

— Да, только кусочки больше.

— Л-любопытно. И сколько у вас всего рыжья?

— Чего-чего? — переспросила Кудрявцева.

— Я г-говорю, сколько у вас всего металла?

— А вы возьмите да взвесьте, — она вынула вторую тряпочку, где были сразу два слитка, протянула врачу. Тот взял, подержал в руке, распахнул дверцу стеклянного шкафа, достал маленькие медицинские весы:

— С-сейчас мы взвесим, — он положил все три кусочка на правую чашечку весов, пинцетом взял блестящие гирьки и положил на левую. — Т-та-ак, у нас п-получается сто двадцать два грамма. Так-так. — Он спрятал весы, закрыл шкаф, подошел к Кудрявцевой, и на нее пахнуло какими-то странными, очень приятными духами. «Неужели французские?» — удивленно подумала она. — В-вам, Елена Петровна, придется еще н-немного подождать. Я должен определить пробу, подойдет ли она мне для работы? Пока не з-знаю. На глаз, как специалист, м-могу сказать, что м-металл хороший, но грязный, с примесями чего-то. Поэтому больше двадцати рублей за грамм предложить не м-могу. Подождите меня здесь, — он скрылся в боковую дверь.