Карион
Но банщик в двери вышвырнет, схватив его
За задницу. По виду разгадает ведь,
Что человек совсем плохой чеканки он.
А мы пойдем и богу вознесем хвалу.
Уходят в дом. Хор пляшет.
Эписодий шестой
Входит старуха, накрашенная и разряженная; в руках у нее блюдо с пирожными и лакомствами.
Старуха
(хору)
Туда ли я попала, старцы милые?
Не здесь ли этот новый бог находится,
Иль совершенно я с дороги сбилася?
Карион
Ты у его дверей, красотка юная,
Чей голос полон робости девической.
Старуха
Ну так из дома кликну я кого-нибудь.
Хремил
(выходит ей навстречу)
Не надо. Выхожу и сам я из дому.
А ты зачем являешься? Выкладывай!
Старуха
Ах, милый мой, дела свершились страшные,
Безбожные: с тех пор как этот бог прозрел,
Мне жизнь не в жизнь он сделал окончательно.
Хремил
Да дело в чем? Неужто ты доносчица
Средь женщин?
Старуха
Нет, клянусь тебе, конечно нет!
Хремил
Так обнесли тебя, наверно, чаркою?
Старуха
Смеешься ты, а я терзаюсь, бедная!
Хремил
Да что ж тебя терзает так? Рассказывай!
Старуха
Ну, слушай. Я имела друга – юношу,
Хоть бедного, да милого, красивого
И честного. Чуть выскажу желание, –
Исполнит все так чинно, так прекрасно он!
Зато и я, что ни попросит, делала.
Хремил
Что ж у тебя просил он главным образом?
Старуха
Немного: был со мной стыдлив до крайности.
Попросит он драхм двадцать, чтоб купить себе
Гиматий,[47] восемь – чтоб купить сандалии;
Да для сестер попросит на хитончики,
Да для старухи-матери – накидочку,
Зерна четыре меры – на питание.
Хремил
Немного же, клянуся Аполлоном я,
Ты назвала! И впрямь стыдлив был юноша!
Старуха
И это все не из корыстолюбия, –
Так говорил, – он просит, из одной любви:
Чтоб вспоминать меня, нося гиматий мой…
Хремил
Да это не любовь, а страсть безмерная!
Старуха
Да, но теперь совсем переменился он
И думает, противный, не по-прежнему.
Когда вот это самое пирожное
И все другие, что на блюде, лакомства
Заботливо послала я, сказав ему,
Что вечерком приду…
Хремил
Скажи, что сделал он?
Старуха
Все это он обратно отослал ко мне,
Чтоб больше у него не появлялась я,
И, отсылая, мне он передать велел:
«Что было, то уж больше не воротится».
Хремил
Как видно из всего – способный юноша:
Богатым став, не хочет чечевицы он,
А раньше все готов был есть от бедности.
Старуха
Да, раньше что ни день, клянусь богинями,
К дверям моим сам направлял стопы свои…
Хремил
На вынос твой?
Старуха
Ах нет, клянусь: лишь голос мой
Любил он слышать.
Хремил
Ну, не бескорыстно же…
Старуха
И если он печальной заставал меня –
«Голубкою» звал ласково и «уточкой»…
Хремил
И тут же он просил купить сандалии.
Старуха
Взглянул раз кто-то на меня, – в повозке я
Спешила на Великие мистерии,[48] –
Так он потом день целый колотил меня!
Вот как ревнив был мальчик ненаглядный мой!
Хремил
Все съесть хотел, как видно, в одиночку он!
Старуха
Он говорил, что руки хороши мои…
Хремил
Когда они ему давали двадцать драхм.
Старуха
Он говорил, что пахнет кожа сладко так…
Хремил
Когда вином фасосским угощала ты.
Старуха
Что взор мой неги полон, обаяния…
Хремил
Не глуп был парень – видно, разбирался он,
Как обобрать старуху похотливую!
Старуха
Так праведно ль, мой милый, поступает бог?
А хвастал – помогать всегда обиженным.
Хремил
Что ж должен делать он? Скажи, и сбудется!
Старуха
Клянусь – заставить справедливо было бы,
Чтоб мне добром воздал, кто получал добро,
А коль не так – он недостоин благ земных!