Наверное, к инопланетянину тоже можно привыкнуть, и жить с ним пятнадцать лет, и рожать от него детей, и просыпаться каждое утро, видя на подушке эту физиономию, и не шарахаясь с воплем, и даже любить его можно. Наверное. Только пусть лучше молчит.

В пересказе Максима все жукоглазые теории оказались простыми, нестрашными и скучноватыми, как детское лото, где нужно рассортировать карточки по трем группам. Фрукты, машины и люди. Люди, мифы и общественные институты, и все должно быть уравновешено. Очень просто - астрология и то сложнее, в ней тринадцать вариантов. А чем модель уже, тем она ошибочнее... как учат нас в "террариуме". Правильно учат.

Еще бы объяснили, как у синьора да Монтефельтро все получилось. Каким чудом. А чем еще, кроме чуда, можно добиться результата с этой кривой теорией наперевес? Или его и правда слушать не надо, потому что говорит он не то, что делает?..

- Ты пирог не доел, - напоминает Паула. - Пойдем обратно.

- Пойдем, - вздохнул Алваро. - Пирог замечательный.

Пирог с требухой и зеленым яблоком было жалко тоже. Дома, то есть в школе, то есть в корпорации, кормили вкусно, но все-таки не так. А тут даже оплетку из теста хотелось сначала осмотреть, потом сфотографировать, а уж потом как захрустеть ею за оба уха...

- Спасибо, - смеется Паула, - гостей кормить - это святое.

Как это происходит, Алваро видел накануне. Обслуга изгоняется с кухни, потом возвращается, дабы быть расстрелянной чередой вопросов "где?". Компоненты раскладываются по столу. Младший спит в специальном рюкзаке на спине, остальные три белобрысых пирата заглядывают через стеклянную дверь. Потом в масштабах кухни начинает работать бешеный миксер с восемью руками, в которых ложки и венчики, взбивалки и солонки. Что-то сыплется, что-то падает, что-то бьется. Когда вихрь стихает, оказывается, что уже готовы сразу три блюда, пахнет все безумно вкусно, выглядит еще лучше, чумазая, мокрая и засыпанная мукой хозяйка отирает пот со лба и удовлетворенно плюхается на табурет. И объясняет:

- Так я отдыхаю.

Как Паула работает, смотреть не очень интересно, потому что совсем невозможно понять. Разве что, все равно приятно наблюдать за ней самой, за жестами, за тем, как меняется выражение лица. Тут мысли не выныривают из ниоткуда объемом, заполняя все на свете и вминая тебя в стенку... тут они строятся цепочками, по несколько штук сразу, сощелкиваются звенья, строятся мосты - похоже на большую и сложную молекулу, каждый раз разную.

А потом все эти архитектурные мысленные конструкции кто-то делает материальными, как строят дома по чертежам, и получается полное черти-что. Трансгенные помидоры, например. Которых пока что просто всякие вредители не едят, но если дальше так пойдет, то они будут сами из теплиц строем маршировать на фабрики, сами себя в банки складывать и маринадом заливать - а потом в рот заходить. Это даже не бактерии Франческо, это еще веселее получается. Листья дуба упали с ясеня. Значит, был трансгенный ясень. И хорошо, если падают листья, а не, скажем, чешуя.

Утаскивая у Франческо из-под носа последний кусок пирога - а нечего щелкать клювом, - Алваро с удивлением понимает, что этот мир окончательно перестал его раздражать. Зависть не прошла, но изменила направление. Дело не в результатах, дело в возможностях. В том, что работодатель учился в Хэрроу, и это совершенно обычное дело, и представление о турбулентности в него вложили так, что он считает само собой разумеющимся знать подобные вещи. Но в Максима тоже вложили, а он с полной окраины мира, где полгода лед на воде лежит. Следовательно, нужно завидовать - и строить. Чтобы и у нас такое было, и чтобы работать можно было, сколько захочется, сколько получается, потому что это интересно. Строить - тоже интересно. Особенно, если ничего еще нет, ни коня, ни повозки, как говорит все тот же Максим. Замечательно у него получается переводить эти свои выражения...

А еще выходило, что даже совсем сволочи, даже те, о ком и пожалеть-то трудно, не хотели, чтобы у нас этого не было, а хотели, чтобы было - но по-другому. По-дурацки, в основном. Но все-таки. И мы не так уж от них отличаемся. Вон, ВЦ в Лондинуме тоже от чистой злости "пролоббировали", прямо как у нас. Значит, и наоборот можно. Вот о чем, вот о чем они мне пытались тогда с цербером рассказать. Когда ты видишь возможность, ты от нее уже не откажешься, даже если к ней жукоглазый инопланетянин руку приложил.

Черт с ним, с инопланетянином. То, что он сделал - хорошо и хорошо весьма, а если сам он на человека не похож, ну, это мы тоже в школе читали. Сила та, что хочет - нет, эта сила зла не хочет, хочет добра, но поскольку это инопланетянин, то наше, нормальное добро у него получается случайно... ну и на том спасибо. Как, опять же, выражается Максим, хоть черт, хоть демон, а если несут яйца, годные в пищу, то будем считать их страусами.

Хорошее животное страус - перья, мясо, яичница. А что клюв большой и характер скверный, так не в друзья же берем.

- Ты о чем думаешь? - спрашивает Паула. Наверное, он хихикал не только про себя. Представил да Монтефельтро в виде крупного такого нанду - и понял, что картинка прилипла.

- Мне реферат нужно в школу переписывать, про объединение Полуострова, - дальше Васкес не объясняет.

- Да, - фыркает Паула... - Это и вправду смешно. А какие-то несчастные будут потом про вчерашнее писать. И про твое ухо. А если кто-то дотошный до этого твоего реферата доберется, то кончится дело научной работой "Эволюция политических взглядов Алваро Васкеса..."

- ...в зависимости от состояния ушей, ага. А я буду такой солидный политик, примерно как господин Матьё, и буду их всех игнорировать.

- Господин Матьё не политик, а координатор бедлама, - говорит Франческо. - Так что место выбрано правильно, опыт у вас уже есть.

- Вы меня не уговаривайте. И не думайте даже. Вы уже одного пристроили.

- Мне можно. У меня детская травма, меня из ССО выгнали в университет. С тех пор я всех пристраиваю куда-нибудь.

- Еще бы тебя не выгнали, - хохочет инопланетянин. - И не говори, что из-за меня. Это не я соорудил одеколон "Каннабис" с тонким естественным ароматом воскуряемой конопли.

- Зато ты подарил мне ключи от лаборатории и навел на меня людей, которые хотели производить нечто покрепче одеколона. А дальше, - саркастически улыбается Франческо, - все вышло само.

- И его хотели бить ногами за чужую коноплю, перегнанную на опыты, но простили, потому что ультрамодная парфюмерия приводила сержантов в такое бешенство, что никакой травы не надо. И так отдохновение сердца, - рассказывает инопланетянин уже Джастине. - Они по казарме носятся и спрашивают, откуда пахнет, кто курил, то-се. И тут кто-нибудь извлекает из тумбочки флакон и душится...

- Неделю не верили, - мечтательно добавил Франческо. - Крови у всех выпили, буквально, больше чем флорестийские москиты у меня потом за всю жизнь. Думали, это мы для маскировки.

- Это же в продажу выпустить нужно, - удивляется Алваро. - Это же сколько денег можно заработать! Вы рецепт помните?

- Знаете, а это мысль, - говорит с другого конца стола Максим. - Откройте уже дом моды, право слово, назначьте Алваро директором. А это будет первый хит перспективного кутюрье.

- Я не кутюрье. Я сын гробовщика-нувориша при исполнении. - А вот не нужно было обзываться.

- Во Флоресте ваши представления о стиле будут пользоваться огромным успехом. Вы же все тайные желания ровесников угадаете.

- В этом сезоне молодежь Флориды носит бритвенные лезвия за щекой...

- Ну вот, у вас уже и интервью для журнала готово. Нет, зачем, колонка главного редактора. Господин Сфорца, я просто настаиваю на том, чтобы Алваро получил эту должность.

- Это вы себе фронт работ создать хотите. Обиженная клиентура пойдет нас штурмовать и у службы внешней безопасности появится занятие.

- По-моему, из синьора Васкеса выйдет отличный пресс-секретарь, - негромко говорит инопланетянин. - Язык подвешен, соображает быстро, выглядит замечательно.