—  Наверное. Как и от каждого из нас. Женщина зябко передернула плечами. Облака на мгновение скрыли солнце, над пляжем пронесся ветер, зашуршал золотистым песком.

—   Странное время кончится, и что потом? — спросил Шинкарев.

— Потом? Что-нибудь еще более странное. Comme toujours ( Как всегда (фр.)).  Впрочем, не знаю... Ладно, пошли в дом, выпьем кофе.

«И то верно».

***

В середине дня Чен снова объявился в том городке, где накануне перекусывал с Андреем. Утром его захватил «Хаммер», как и вчера, не остановившийся, лишь притормозивший у обочины шоссе. Проехав городок, машина еще некоторое время шла вдоль реки, затем свернула на грунтовую дорогу, уводившую в лесистое ущелье. Высоко на склоне, среди густых зарослей показался большой белый дом, построенный в китайском стиле — с массивной черепичной крышей, выгнувшейся над высокими глухими стенами. Настоящая крепость.

— Жди здесь, — приказал Чен водителю и скрылся за тяжелыми деревянными воротами, крестообразно окованными полосами темного металла. Миновав внутренний дворик, окруженный стенами из темно-зеленого глазурованного кирпича, он открыл дверь, сделанную в виде деревянной решетки; дверь качалась между колоннами из ноздреватого серого камня. За ней стилизованная китайщина сменилась стандартным функционализмом — белые стены, длинные столы с компьютерами. Из-за одного из компьютеров поднялся полный, лысоватый азиат в очках. Поздоровался за руку с Ченом, принял от него диск, привезенный Андреем, и расчеты, сделанные Патрицией.

Несколько специалистов собрались вокруг стола. Очкарик запустил программу и ввел данные с диска и распечаток. Все уставились на экран: там появилась топографическая схема местности — судя по всему, гористого, сильно изрезанного морского побережья. Среди изгибов горизонталей появился сложный контур, образованный толстой красной линией.

Перестал пульсировать сигнал выполнения программы, обрабатывающей информацию, и на линии возникла цепь матово-красных кругов. Очкарик ввел новую команду, и на экране появилась наклонная трехмерная модель рельефа. Мерцающие склоны ущелий, горные пики, морские фьорды были накрыты полупрозрачными красными полушариями, в центрах которых горели алые точки. В глубине горного массива матовыми серыми кубами были отмечены какие-то пещерные залы, подземные трубопроводы, тоннели.

Собравшиеся покачали головами, судя по всему, мало удовлетворенные увиденным. Очкарик еще раз ввел команду, и новые точки вспыхнули на самых крутых, почти отвесных плоскостях утесов и гор. Призрачное красное мерцание куполом накрыло почти всю выделенную местность. Люди у компьютеров говорили между собой по-китайски, они указывали на экран, уточняя размещение точек и связей между ними.

Закончив разговор с компьютерщиками, Чен попрощался и вышел с другой стороны дома во второй квадратный дворик, во всем подобный первому. Во дворике располагались тренажеры для кун-фу, а сбоку была традиционная китайская баня: деревянный навес под черепичной крышей, легкие двери из бамбуковых жердей, внутри — большой глиняный чан.

Из бани доносился плеск, мыльная вода стекала по каменному полу. Подойдя ближе, Чен сообщил что-то через дверь, затем, выслушав указания и четко ответив: «Сэ, Ши-фу!» ( Спасибо, Мастер! (кит.)), покинул дом-крепость. Высадив водителя на бензоколонке, он сам сел за руль «Хаммера».

***

Включив кофеварку и расставив чашки, Патриция предложила Андрею:

—  Поднимемся наверх, покажу тебе кое-что.

Стены в ее комнате были облицованы старым кирпичом со следами извести; над широкой кушеткой, застеленной черно-красным шерстяным ковром, висела испанская афиша с тореадорами и быками. «Вот это ее вкус. Точно».

—   Откуда такие? — спросил Андрей, показав на кирпичи.

—   С развалин старой португальской церкви. Семнадцатый век, кажется.

—   Не ты ее развалила?

—   Как ты можешь, я же католичка!

Шинкарев подошел к окну, под которым было рабочее место Крысы. На длинном темном столе, поверх бумаг, обнаружилась и вовсе странная вещь — автомат АКС-74 с укороченным стволом и складным прикладом. Вороненая сталь грозно поблескивала рядом с черным пластиком ноутбука. Руки Андрея непроизвольно потянулись к оружию — автомат оказался смазанным, магазин полон, прицел установлен на ближний бой. Шинкарев вскинул автомат и повернулся к двери, чтобы определить сектор обстрела, доступный из комнаты: коридорчик, гостиная, часть сада перед окном. Вполне прилично. И отход есть — точно такое же окно под потолком, как то, через которое он ночью выходил подышать «морским газом».

—  Русский калькулятор, — пошутил Андрей, положив оружие обратно.

—  Китайский.

Андрей пригляделся — точно, 56-1, китайский аналог «Калашникова».

—  А почему калькулятор? — не поняла Патриция.

—  Для окончательных расчетов. Откуда у тебя такой?

—  Ши-фу подарил. В подвале есть тир, иногда я там стреляю.

«Из пушки ты там, случайно, не стреляешь?»

—  Так ты мне это хотела показать?

—  А что? Я думала, тебе будет приятно, — ответила Крыса.

—  Так и будем считать.

Иногда он напрочь отказывался понимать логику этой женщины.

—  Извини, я пошутила, — засмеялась Патриция. — Обернись!

Андрей обернулся. У кирпичной стены стояла черно-золотая карусельная лошадка — та самая, из ресторана.

—  Что скажешь? — спросила Крыса. Шинкарев пожал плечами. А что тут скажешь?

—  Купила-таки? — Он провел пальцами по старому лаку. Поверхность была шершавая, потрескавшаяся.

—  Мне купили. Но какая разница?

«Вообще-то есть разница».

Но этого Андрей не сказал. Вышло бы грубо, а грубо разговаривать с этой женщиной он не хотел. По разным причинам. Например, потому, что эта встреча могла оказаться последней.

— Ты дала ей какое-нибудь имя?

Игрушкам часто дают имена — включая тех, которые стреляют.

—  Нет, ничего в голову не пришло. Смотри, — она забралась в седло, — вот так я тогда сидела. Точно?

—  У тебя упали туфли, а платье задралось вот так.

Андрей провел рукой по ее бедру, слегка приподняв легкую юбку. Женщина соскользнула с деревянной лошадки, уходя из-под мужской руки.

— Пошли вниз, кофе готов!

На кухне она поставила перед ним глубокий бокал с взбитыми сливками, политыми вишневым вареньем.

— Смотри, что у нас есть! Любишь такие? Я —

очень! Бери еще!

В глазах блеснули слезы. Или ему показалось?

«Женщина кормит мужчину, а тот уходит на войну. Бери, бери еще! Может, тебе того, этого?.. Мать так же кормила, когда уезжал: у самой на глазах слезы, отец отвернулся, а она — ну, съешь еще кусочек... Черт, сволочизм какой-то!»

—  Конечно, Пэт, с удовольствием, — кивнул Шинкарев. — А когда пойдем смотреть на камни?

—  Сейчас и пойдем.

День за окном внезапно потускнел; померкла и вновь загорелась зелень листвы, по которой промелькнули быстрые пятна света и тени. По саду прошел ветер, первые крупные капли упали на горячую черную дорожку.

—  Муссон пришел?

—  Нет, просто дождь. — Она вскочила из-за стола, схватив Андрея за руку. — Пошли скорее!

Все потемнело, замерло. Ливень обрушился на сад, когда они, уже мокрые, заскочили в легкий павильон, стоящий среди невысоких раскидистых сосен. Над ними поднималась восьмиугольная крыша из зеленой глазурованной черепицы; внутри было темно, сухо; застоялся запах пыли и старого дерева. С загнутых карнизов лились струи воды, летели брызги, а дальше стояла плотная стена, сотканная из отвесных серых нитей. Патриция, обняв тонкую красную колонну, молча смотрела на дождь, Андрей же, встав сзади, провел пальцем ей по спине, словно пересчитывая позвонки, а затем, пропустив ладони у нее под мышками, положил руки на грудь. Упругая ткань купальника поднималась и опускалась, под ней, в такт дождю, билось сердце, а из темного переплетения стропил внимательно смотрел глазок телекамеры...