Изменить стиль страницы

Неизвестный

Шатер серебристого света,
Мерцающий тонким кровом,
Одел меня… зренье меркнет
От неудержимых слез…

Даймон

То — приближенье духа,
Плерома Вселенской Церкви,
    Дыхание роз.

Хор в Небесном Кремле

Плещут в эфире
Дивные ткани,
Блещет трикирий
В поднятой длани, —
То из Синклита
Шаданакара
Брат наш крылатый
Близится скоро.

Приближающийся голос старейшего из святителей

Мир тебе, город тоскующий!
Вам, изнемогшие в скорби!
Вам, издалека слышащие
Голос мой на земле!

Старичок-священник, рыдая, почти без слов

О, чудотворче, свете…
Отче… предстатель русский…

Мгновенная вспышка дает различить, как отовсюду стекаются лучезарные сонмы святителей и праведников прошедшего.

Голос Яросвета

Вы озаряли тем, кто погас,
   Тропы в загробном горе;
Вы облегчали в их судный час
   Противовесы и гири;
Чем искалечил их души колосс,
   Правивший в русском мире?

Голоса святителей и праведников

Первый

Безрадостны были посланничества,
Бесплодны были паломничества
   К Голгофе нашей страны:
Сходили мы узкими лестницами,
Стояли под темными виселицами
   Виновных
           и без вины;

Второй

Встречали новопреставленных
Дарами сил уготовленных,
   Лобзанием братских уст,
Но, властью тирана ослабленный,
Лишь мукою смерти повапленный,
   Каждый был наг и пуст.

Третий

Народ в ознобе и в оторопи;
На матерь доносят отроки,
   На друга — старинный друг;
В годины преобразования
Доходят жертвы растления
   До людоедских мук.

Четвертый

Других, ослепленных сызмальства,
Влечет воронка предательства,
   В посмертную злую глушь;
Их крылья совести — сломаны,
Чтоб после впивали демоны
   Страданья и боль их душ.

Еще один

Тираном растленная заживо,
Впитавшая злобу и ложь его,
   Бесчисленна их толпа;
Весами бесстрастными взвешивается,
В страдалища, в пламя низбрасывается
   Их утлая скорлупа.

Голос Яросвета приобретает опять мощь зова, слышимого внизу и вверху — везде

К вам призывы мои
                 безрадостнейшие —
                                  к вам,
Ратоборцы отгрохотавших уже времен,
В поле брани,
             по черностепью
                           и диким рвам
Жизнь за други своя отдавшим без похорон.
Кто оружьем Противобога не умертвим,
Кто лишь крепнет
                в безумном пении
                                гроз и пург,
Кто боролся
           перед Друккаргом
                           как серафим,
А в грядущем эоне станет
                        как демиург!

Мрак, заслоняющий Вышние и Нижние слои, озаряется: множество фигур в блистающих, как латы, одеждах, с факелами в высоко поднятых руках, движутся по невидимым стезям к Небесному Кремлю.

Голоса героев прошедшего

Первый

Вот — то, что веками подкрадывалось
По тропам столетий изрытым,
Отмаливалось,
             откладывалось,
Отсрочивалось
             Синклитом!

Другой

Заслышав твой клич ли, трубы ли,
Спеша от подземных отрогов,
Мы кольца воли ослабили
Вкруг города игв и раруггов.

Третий

Мы здесь, Яросвете, но некоторых
Гнетут чугунные грузы:
Судьба их из битвы повергла
В кромешные вражьи узы.

Четвертый

Они в плену преисподней:
Их давит мертвая арка
Глубиннейшей, самой задней
Из тайных темниц Друккарга.

Еще один

Но от решающей битвы
Неуловимо сторонятся
Лукаво-умные игвы
И бешеная их конница.

Гул голосов стихает, как бы расступаясь перед кем-то более могущественным, приближающимся издалека.

Тихий говор

— Спешит в ристании
Рушитель ига…
— Грядет — в блистании
Архистратига!
— Его присутствие
Нам мощь умножит!
— Его напутствие
Броней послужит.

Мерный скач-полет воздушного всадника явственно определяется для слуха.

Голоса

— Горяч, как полдень,
Под ним носитель:
— Он мчится в молниях,
Как в ярой свите,
— Он сам — оружие,
Поборник сирым,
— Конь нашей дружбы
С животным миром!

Неизвестный, вслушиваясь

Топот Белого Всадника…
Кем был он? где коронован?
Даймон! Ты — наш посредник;
Дай угадать мне, кто он!