Изменить стиль страницы

От всего увиденного и услышанного следовательница почувствовала, что пол под ней закачался, а колени начали подрагивать от страха.

На ее приход внимания никто не обратил. Все продолжали заниматься своими непонятными делами. Только один из присутствующих, сидевший на полу возле двери, а потому уткнувшийся носом в Александрины колени, когда она вошла, спросил в пространство:

— Откуда это люди приходят? Но "я рад — в этом городе есть еще кто-то живой!"

В ответ из-за сигаретного марева послышался смех, больше всего напоминающий ржание ленивой кобылы, подгоняемой нетерпеливым ямщиком.

Александра сглотнула и обратилась неведомо к кому:

— Мне нужен Алексей Карбачев.

— Батюшки, — раздалось откуда-то из-за стола, — какую рептилию на свет вытащили!

— Алексей умер, да здравствует Алексис! — откликнулся другой голос.

Александра почувствовала, что пол под ней уже не просто качается, а странным образом уходит из-под ног.

— Ну, Алексис, — проблеяла она, дрожа от страха и неловкости и чувствуя, что во рту вместо языка ворочается уставшая от трудовой деятельности половая тряпка.

— Что за герла? — осведомился сидящий около двери, обозревая ее колени.

— "Она безымянна, ведь имя есть лишь у ее берегов", — произнес знакомый голос.

Александра подняла глаза и увидела того самого любителя Гребенщикова, «Крематория», Ильфа и Петрова, первоначально — Сергея Тоцкого, а ныне — Алексея Карбачева, или Алексиса. Он лежал на полу, примостившись между батареей и магнитофоном, и делал вид, что читает "Всеобщую психопатологию" Ясперса. Александра уставилась на него немигающим взглядом нежно-трепетного кролика, стоящего на вытяжку перед удавом. Судя по промелькнувшей довольной улыбке, такая реакция понравилась Алексису. А тут, к тому же, возлежащий неподалеку парень в кожаной жилетке и кожаных же брюках засмеялся и, ткнув Алексиса пальцем в бок, выкрикнул:

— Ты гляди, как герла на тебя уставилась! Ой, заморочил, видать, голову! И где только успел отхватить столь ценный экспонат?

Алексис осклабился. За столом заржали. Откуда-то с подоконника донеслось радостное похрюкивание.

— Мне… это… — произнесла, наконец, Александра, чувствуя невыносимый звон в ушах и барабанную дробь в левой стороне грудной клетки, — ну, нужно с тобой поговорить…

— Откель ты, чудное созданье? — вопросил с кровати отрок с нежным лицом и кокетливыми завитушками черных волос на лбу.

Поскольку само чудное созданье не могло дать вразумительного ответа, вместо нее откликнулся Алексис:

— Вот уж для меня загадка есмь весьма тайная. Я хочу сказать — "Факты не зависят от точки зрения, Факты не зависят от моего хотенья".

Тут уж к Александре обратились взоры всех присутствующих. Храбрости от этого у нее, разумеется, не прибавилось.

— Алексис, — еле выдавила она из себя, — ты был на том зачете по теории вероятности, когда убили Фрол Фролыча. В этой связи я хотела бы с тобой…

— Вау! — с преувеличенным восторгом выкрикнул сидящий у двери. — Да Алексис у нас везунчик! Ты слышишь, друг? Она ХОТЕЛА БЫ ИМЕННО С ТОБОЙ!

Присутствующие, как один, засмеялись. Далекой от веселого настроения Александре показалось, что она попала в зверинец — столько здесь было хрюканья, ржанья, карканья, уханья и еще каких-то дурацких звуков. Звероподобные образы в мгновение ока промелькнули перед ее внутренним взором, и она разозлилась. А, разозлившись, приступила к решительным действиям.

— Алексис! — звонко крикнула она, отчего в комнате моментально воцарилась тишина, прерываемая лишь беспорядочным гулом, несущимся из магнитофона. — Хватит издевки! Дело серьезное, и повторять по двадцать раз одно и то же я не намерена. Поэтому, во-первых, будь добр, встань, когда с тобой девушка разговаривает, во-вторых, соизволь выйти вместе со мной в коридор, и, в-третьих, напряги свои мозговые извилины и ответь мне на парочку вопросов.

На лицах присутствующих отразилось недоумение. Которое еще больше усилилось, когда Алексис действительно поднялся на ноги. Впрочем, когда он оглянулся на своих друзей, то понял, что совершил оплошность и сразу же поспешил из нее вывернуться:

— Ну, что, товарищи наркоманы, — обратился он к публике, — мы, кажется, куда-то собирались? Я вот как раз и…

— Это не вы, а мы с тобой собирались! — перебила его Александра.

От смеха, последовавшего за ее словами, задрожали оконные стекла, а сидевший у двери начал биться в судорогах на полу у Александриных ног.

— Ой, мамочки родные! — хрипел он сквозь душивший его смех. — "Сестра, дык, елы-палы"! "И куда ж я без нея?" "Встрече со мной не ленись". "А ну-ка, мать, беги ко мне в кровать!" "Ох, да мне бы так!.."

— Да что же это такое… — Александра так растерялась, что сама не заметила, как ее злость на этих глумливых нахалов начинает потихоньку испаряться.

— Мы собирались на семинар по средневековой философии и герменевтике, — любезным тоном сказал Алексис, глядя на Александру.

Александра сделала стойку. Тема показалась ей интересной не только в силу своей экзотичности: ее обожаемый Анджей вот уже несколько месяцев увлекался герменевтикой для каких-то там своих компьютерных нужд. Кажется, он говорил, что для того, чтобы писать грамотные тексты в программах и играх, ему нужно совершенствоваться в искусстве их толкования. Александра принимала близко к сердцу интересы возлюбленного. Так что, если она постарается, то сможет проследить за подозреваемым Алексисом, так сказать, с дополнительной пользой. Только вот как втереться в доверие к этим наркоманам?

— Ой, а-а-а меня с собой возьмете? — от волнения она даже заикаться стала.

— Зачем? — пожал плечами Алексис, вновь усаживаясь на свое место. — Семинар — закрытый, там будет ограниченное количество людей, можно сказать, интеллектуальная элита. Зачем ты нам там нужна?

Александра была настоящей студенткой философского факультета, и словосочетание "интеллектуальная элита" подействовало на нее, как красная тряпка на быка. Сразу же захотелось наброситься и победить — то есть, в данном случае, сделать так, чтобы тебя считали принадлежащей к этой самой элите.

— Ко-когито эрго сум! — величественно стукнув себя пальцем по лбу, выкрикнула философиня.

— Ко-ко-ко, — закудахтал, передразнивая, сидевший у двери.

Присутствующие вновь заржали.

— Франк у нас чертовски остроумен, — улыбнулся Алексис, указывая на распоясавшегося у двери острослова.

— Ну, что же вы, — не унималась Александра, — вам не нужны мыслящие субъекты, да еще и с дополнительными достоинствами? — намекая на свое университетское философское образование, она кивнула на зачетку, высовывающуюся из сумочки, но ненароком угодила кивком на собственные ноги, элегантно выглядывающие из-под юбки.

— С такими достоинствами нужно не на философских семинарах заседать, а в приватных апартаментах, — с отеческими интонациями в голосе сказал Алексис, и все еще громче засмеялись.

Смутившись окончательно, Александра замолчала.

Ситуация, в которую она попала, была для нее совершенно нетипична: обычно к ней где-нибудь на улице или в кампании «клеились», приставали и надоедали, а она реагировала по принципу "фи, дурак противный". Здесь же ей самой пришлось приставать и буквально навязываться. Да еще к людям, к которым в обычной жизни она побоялась бы просто приблизиться, не говоря уже о чем-то большем. Но ставки в затеваемой игре были велики, поэтому пришлось наступить острым каблуком на горло собственной гордости и предпринять последнюю попытку:

— Ну, подумайте, ведь если среди этого огромного мира людей с массовым, обывательским сознанием, мы с вами — ценители элитарной культуры, интересующиеся средневековой философией и герменевтикой, — встретились, значит, есть в этом какое-то предопределение!

— "Если я попался вам навстречу, значит, вам со мной не по пути", — вскинув брови, сердечным голосом произнес Франк.

Александра, начавшая, было, отходить от первоначального страха, от неприкрытой наглости Франка просто ахнула. Причем буквально. Алексис тоже ахнул — но не от наглости, а от неуместности цитаты попсовой (на его взгляд) группы «Воскресенье» в столь крутой элитарной кампании. Поэтому он решил исправить ошибку: