Изменить стиль страницы

Кроме того, Цыпляева в комедии Пимена Кожокова "НОРМАЛЬНАЯ" создала запоминающийся образ официантки Людочки из молодежного кафе "КИБЕРШТЮКК", которая не только отлично справляется со своими обязанностями честной подавальщицы трансгенной еды и виртуальных шлемов, не грубит и не обсчитывает клиентов, но еще и постоянно повышает свой культурный уровень, т.е. читает книги, ходит в театры и кино, ежедневно принимает душ и меняет нижнее белье, даже пользуется презервативами и удаляет волосы на ногах, что очень смешно и наивно, ибо всем известно – презервативы на задних дворах супермаркетов разгружают вилами те же зайцы, что косят трын-траву по ночам, а волосы на ногах нужны для экологии души. Фильм имел успех у определенной части аудитории. На волне успеха Акулька сошлась с настоящим командармом. У него усы как руль гоночного велосипеда, ноги колесом, грудь впалая, руки длинные как у шимпанзе, лицо как блин, а задница тяжеловата для кавалериста, коим он является. У командарма есть настоящая сабля и целая орда конного войска в буйной шевелюре. Он может в любой момент ее натравить на того, кто не даст ему дань толченым чесноком и несвежими газетами. Этот оригинальный человек подарил Цепляевой ведерный кипятильник. Теперь начинающая кинозвезда может нежить свое белое рыхлое тело в горячей воде хоть каждый день. И нам с Гюльнарой Казиахметовной польза. Вода из-под девушки и на стирку и на готовку годиться. Я вот как из обезьянника выписался, так и постирался, и цикорию себе заварил. Прилег на топчанчик отдохнуть и тут встретился с глазами с В.В. Маяковским, что у меня на карточке к стенке пришпиленный висит. Он-то мне и сообщил громовым голосом:

– Завтра, генацвале Софронов, на работу можешь опоздать минуточек на триста или четыреста. Дай, генацвале Андрей, твоим коллегам как следует подготовиться к ужину – вилки-ножи помыть, скатерть постирать. Опасайся заржавленных булавок и ничего не подписывай!

Ха, как будто я могу что-то подписывать. Мое письмо с некоторых пор сплошная кодограмма сна, хоть я и не сплю, вроде… Волновало больше другое: меня собираются съесть, а мне себя даже замариновать нечем, бельишко-то я постирал! Пришлось натереться зубным порошком и завернуться в географическую карту России. Спал я на удивление беспокойно. Снились соглашения о разделе продукции между Адамом и Евой с одной стороны, Господом Богом с другой и диаволом с третьей…

13

На следующий день вся редакция ежедневной газеты "МОСКОВСКИЙ ОБСКУРАНТ" собралась в живом уголке, чтобы хорошенько мною закусить. Я сидел в клетке по соседству с клетками настоящих чукчей и папуасов, которые были сувенирами привезенными нашими корреспондентами из командировок, и оттуда мне было видно и слышно практически все. Вот, если бы мою клетку поставили к пигмеям, только что завалившим слона…

Сначала работники редакции притащили с улицы лист кровельного железа и четыре кирпича. Этим занимались простоволосые сотрудницы отдела искусства. На них, кроме бюстье и туфель на высоком каблуке, ничего не было. Девушек подгоняли бичами бритоголовые молодцы в строгих костюмах из отдела происшествий. От первых до моей клетки долетали капли крови, от вторых аромат одеколона "Фаренгейт".

Потом хромоногая обрюзгшая подслеповатая редактура, – несколько загадочных существ без стыда, совести, пола и возраста, – положила железный лист на кирпичи и навалила на него собрания сочинений классиков. Редакционный курьер, похожий на мышь Соню, пописал на них, а водитель редакционной машины, обличьем чистый Франкенштейн, чихнул. Возникло пламя, а вместе с ним дискуссия по поводу моей судьбы.

Ответственный секретарь редакции Грязнюк Виктор Соломонович, тряся козлиной бороденкой предложил испечь меня в угольях как не оправдавшего доверие. При этом Грязнюк беспрестанно вытирал о свой новый френч потные руки, так как его нынешняя герл-френд – компьютерная наборщица Алкина вполне откровенно флиртовала на глазах у всего собрания с молодым особистом Кругелем. О, Я мог бы рассказать при случае как эти же руки с отросшими грязными ногтями на бледных до противного пальцах исполняли в одном частном доме на фортепьянах легкомысленные куплеты в рассуждении… Но пусть за меня лучше скажет поэт:

Пьяный дед лежал в прихожей,
Все ботинки облевал
Отрок, нежный и пригожий,
Свои ножки обувал…
Старый, дряблый дед. Но он-то, –
Не подумаешь вовек,
Ученик Анакреонта,
Чудо-отрока завлек.
Поцелуи, смех и ласки,
Смех и ласки без конца и т. д.

Заместитель главного редактора Ингварь Улдисович Калниньш, тщательно протирая фланелькой лысину, лоб, нос, подбородок, шею, грудь, живот, яйца, рекомендовал меня не запекать, а зажарить на вертеле, поливая пивом "АРАЛ" Љ 3. Очень добрый, хотя и очень худой человек. Ах, если бы он не облизывал свои жирные губы шершавым языком плаката. Откуда у него такие губы? Я видел как эти губы с наслаждением отсасывали дурную кровь из шеи юной студентки факультета журналистики Московского государственного университета Нюси Воровайкиной, которая проходила у нас в газете практику, а теперь висит вниз головой, сложив черные крылья за спиной на стропилах Спасской башни Кремля и щерится. Конечно, Нюся теперь не хлещет водку из горла и не читает на память "ОРЛЯ" Мопассана, но и диагноз "укус подобносущего" является самым обычным для кремлевских мечтателей.

Своей же брат репортер Стуколкин Митя, краснощекий русоволосый парнишка, недавно выдвинутый к нам из селькоров, не успевший даже лапти сменить на лаковые ботинки, а домотканый зипун на коверкотовое пальто с замшевым воротником, и тот высказался в том примитивном смысле, чтобы сварить меня на костре амбиций с луком, перцем и лаврушкой. Видит Бог, я долго крепился! Но самообладание покинуло меня. Я стянул с ноги ботинок и запустил им в Стуколкина. Митя увернулся. Ботинок попал в главного редактора нашей газеты Цоя Чингиза Айтматовича. Удар каблука в ухо вывел его из глубокой медитации. Говорят, что в этом состоянии он уноситься своей тонкой сущностью в Шамбалу, где пьет чай из козьего горошка и беседует с махатмами о "грязных избирательных технологиях".

Чингиз Айтматович сначала открыл один глаз, потом другой и наконец третий. Все замерли. Ни один бармаглот, ни один шалтай-балтай, ни один оле-лукойе не смог бы заставить эту ораву каннибалов прекратить галдеть. А маленький желтый человек в одной набедренной повязке, сидящий в позе "лотос" в самом смрадном месте живого уголка – около телевизора – смог. Тишина стояла довольно долго. Мне уже захотелось выпустить газы из кишечника, когда Цой явил нам чудо. Все три его, и так кислотно-щелочных, глазка скуксились до размеров ануса шанхайской курицы и вдруг выпустили три тонких струйки едкого дыма зеленого цвета. Вслед за дымом включился речевой синтезатор главного редактора. Скрежеща и чихая, он сообщил предложение своего хозяина относительно меня:

– Откормите сначала парня, а потом уж и ешьте. Вот, кстати, и путевка "горящая" в откормочную имеется…

Я мысленно пожал товарищу Цою руку и переломал ему все пальцы.

Никто ему не возражал и тут же начали собирать меня в дорогу. Спустили мою клетку на пол, выволокли меня наружу, долго били ногами. Я закрывал руками то голову, то пах и по возможности лягался, метя в первую очередь в Стуколкина. Жаль не попал в выскочку и халтурщика.

Только помощник бухгалтера Павелецкова Изольда Фоминишна ослушалась нашего шефа. Она впилась в мое ухо фарфоровыми зубками, норовя его отгрызть. Уж ее и за ноги пытались оттащить от меня и зубы отверткой пытались разжать и по голове сковородой били, но сучка не отцеплялась. Тогда мудрый Цой криво усмехнулся и его простуженный речевой синтезатор произнес: