Пол часа. Час. Весь Таникветил, весь Валинор от Форменоса до Валмара ждал, пока рассеется сотворенная Отступником тьма. И тут на террасу ворвался Айвендил — бледный, взлохмаченный, с трясущимися губами. Разговорившийся было, народ притих, даже Аратары недоуменно нахмурились — в таком состоянии майяра не видел до сих пор никто и никогда.
— Властители…беда… — Голос помощника Кементари срывался. — Там…в Форменосе… — Майяр нервно сглотнул, обернувшись ко мне. — Принцесса, принц Нолофинвэ, государь Финвэ…мертв!
— Что? — Тихо-тихо спросила я, подходя к нему. Шепот на замершей поляне показался невыносимо громким, мне же казалось, что я кричу. — Да ты же врешь. Он ведь сам провожал меня в Валмар. Сам…живой…
Нолофинвэ встал рядом — плечо к плечу, но я даже не заметила этой молчаливой поддержки, не в силах вздохнуть…осознать…
— Как…это случилось? — Просипел брат. — Или, нет, не надо…я понял. Это он — да? Он? Ну, отвечай же! — Инголдо готов был встряхнуть майяра за грудки.
— Я…получил сообщение по палантиру…Даже не разглядел толком, кто говорил — темно, и связь хуже некуда — почти не слышно…Понял только, что Отступник похитил Сильмариллы, и, когда Финвэ вознамерился помешать его лиходейству, натравил на короля какую-то тварь.
Сильмариллы…Тварь…Ухмыляющийся Алдор у ворот Форменоса…Думаешь, эти не слишком крепкие стены тебе помогут? Фигура отца, залитая алым солнечным светом, будто свежей кровью… Холодно…так холодно, так…пусто…
Айканаро сжал мою руку, заглянул в глаза — но меня там не было. Я снова прощалась с отцом на пороге нашего скромного дома в Северной Крепости…крепости, не защитившей его от гибели! К холоду прибавилась боль в груди и жжение в глазах, — слезы просились наружу, и лишь отчаянным усилием воли я смогла удержать предательскую влагу. Я не плачу. Никогда. Слезы — слабость. Не хочу быть слабой…Не могу…Зачем я послушала тебя, отец? Почему бросила одного?
— …похитил Сильмариллы! — Сильмариллы?! Комок боли внутри разорвался ослепительно-жгучей яростью — белым клинком, вроде того, которым я рубила чары…этой мрази. Речь Манавидана (утешающая? поучающая? порицающая?) оборвалась на полуслове: Повелитель Арды ненароком поймал мой взгляд. Мне было, чем гордиться, — он испугался меня. Я заметила, как айнура окутала еле заметная светящаяся пелена — магический щит.
— Камни, значит…камни…красивые такие камешки…Что ж, вот теперь я вижу, что вы и впрямь сродни ему. Артанор, Айканаро, мы едем в Форменос! Немедленно! Шевелитесь!
Под ошарашенными взглядами Древних и эльфов мы рванули с горы в Валмар — никто не осмелился задержать нас. Мы торопились так, словно неведомая тварь гналась за нами по пятам, не насытившись одной жертвой. Мы возвращались в покинутый нами город, прорезая неохотно рассасывающуюся мглу, не жалея ни коней, ни себя, а над нами смутными силуэтами кружили орлы — глаза Короля, его верные доносчики.
Я мчалась, оставив далеко позади безуспешно пытающегося нагнать меня Нолофинвэ. Мне не хотелось даже смотреть на него. Отупев от горя, я видела в нем еще одного виновника своей потери, не соображая, что потеря у нас общая. Ненависть теперь давалась мне удивительно легко, — Древние оказались хорошими учителями.
Ветер бил в лицо, не пуская в Форменос, прохладным прикосновением смирял боль. Ветер был милосерднее своего повелителя…
…Он лежал там же, где бросила его вызванная Отступником тварь. При виде меня собравшаяся вокруг погибшего короля толпа расступилась. Брат, ссутулившись, с потускневшими глазами, шел на шаг позади. Откинув с тела чей-то плащ, я почувствовала дурноту…В глазах вновь защипало, в горле застыл комок: ошметки окровавленной, истекающей густой вонючей слизью плоти не могли…нет, это вовсе не мой отец! Это…морок, бред…сон…что угодно, только не он! Я медленно, на ватных ногах опустилась на колени рядом с…этим, запачкав штаны мокрым и липким…
Белое на красном, красное на белом — клочки рубахи, потеки крови, развороченные останки…Рука — отдельно от тела, и рядом с ней — меч в застывшей зеленой жиже…Из горла рвался не крик — хриплый вой раненого зверя, волкодлака Темных Земель, вернувшегося с охоты в разоренное, пропахшее смертью логово. Нолофинвэ опустился на землю рядом — брат, не стесняясь, рыдал — искривив рот и даже не смахивая хлынувшие слезы…
Я плохо помнила, что было дальше…Я приказывала, и мне повиновались — без единого слова, с какой-то исступленной готовностью. И не было разницы между моими братьями и последним мальчишкой.
Огонь погребального костра сливался с огнем факелов на площади Тириона, слова сплетались со словами, выплескиваясь потоком обвинений, требований, каких-то клятв…Я и в самом деле призывала идти в Эндорэ? Найти Отступника и поговорить на языке стали? Безумие гнева прочно завладело мною, спасая от еще более страшной реальности.
Они — да, они слушали меня, — и отблески факелов в сумраке Валинора отражались в сотнях, тысячах глаз гневом и жаждой мести. Они готовы были идти за мной не только в Эндорэ — за приделы Арды. И вслед за моим клинком сотни — в едином порыве взлетели к опоганенному тьмой небу…
Я очнулась…не в Форменосе, не в Тирионе…Разлепив веки, обвела взглядом забранное горным хрусталем окно с золотисто-коричневыми занавесями, цепляющиеся за стены полки со свитками, книгами и просто кипами бумаг, притулившийся в углу стол и стул с высокой резной спинкой. Ну, конечно, моя комната в доме Кователя. Как я попала сюда — хороший вопрос. Вероятнее всего, меня в невменяемом состоянии приволок сам Аллан, после (я зажмурилась, вспоминая кровавый отблеск факелов на стали) зажигательной речи в Тирионе. Вечные Первоосновы, что я наговорила там?
Дверь тихонько скрипнула…На пороге мялись Аллан и Кементари, будто и не в собственном доме, словно они здесь случайные прохожие, а я — хозяйка, и к тому же не самая гостеприимная.
— Так это правда? — Без выражения прошелестела я, упав на подушку. Ну, пожалуйста, прошу вас, умоляю, скажите — нет…
Айнуры подавленно молчали…
Глава шестая: Исход нолдоров
… из распрь и потрясений
Все мы вышли к бодрому труду;
Мы куем, справляя срок весенний,
Новой жизни новую руду.
Кто трудился, всяк на праздник прошен!
Путь вперед — роскошен и широк.
Это — зов, что в глубь столетий брошен,
Это — наше право, это — рок!
(Валерий Брюсов)
Уйти в Эндорэ…Тогда, на площади, полностью завладев их умами и сердцами, легко было кричать о мести и требовать похода в Темные Земли. Придя в себя ровно настолько, чтобы соотносить свои поступки с действительностью, я лицом к лицу столкнулась с последствиями своего красноречия. О, да, нолдоры готовились к войне — с нетерпением детей, увлеченных новой игрой. Кузни звенели и полыхали жаром — мечи, доспехи…Взбудораженные моими речами, обитатели Тириона сновали по городу бессонными духами, готовые идти в Среднеземье хоть сейчас. А что — мы самые умные, самые сильные, самые-самые, да еще и несущие печать Света Амана! Молодые головы поражало в первую очередь: город кипел проснувшимся вулканом. Прислушавшись к их горделиво-хвастливой болтовне, я схватилась за голову: каждый третий был уверен, что сможет лично добраться до Врага и с легкостью одолеть сильнейшего из Древних — видимо, силой своей правоты!
Более того, никто из этих борцов за справедливое возмездие и не думал о том (правда, здесь была и моя вина) как мы вообще попадем в Эндорэ. Будущее представлялось им победоносным и красочным шествием до Черной Цитадели, где затаился содрогающийся в ожидании расплаты Отступник. Да, при виде этого, прости Эру, воинства он и впрямь содрогнулся бы — от хохота…
Я чувствовала себя не просто дурой — управляемой дурой. Алдор дергал за веревочки, я — послушно делала шаг! Он отнял у меня не только отца, он разрушил какую-то часть меня…Ночами, воя в подушку (никто не услышит, никто не увидит моей слабости, потому что правительница не имеет права на слабость), я желала ему худшей из смертей, потери Силы, плена в Амане — навечно!