Изменить стиль страницы

Много можно сказать об этой великой поэме. Я, помню, еще ребенком наблюдал, как простые крестьяне с любовью слушали чтеца «Шах-наме» в моем родном кишлаке в Таджикистане. Чтение «Шах-наме» проводилось в чайхане, в чайном доме, и всюду, где собирались люди и где находился чтец. И сейчас «Шах-наме», или, как называют ее в народе, «Книга о Рустаме», исключительно популярна среди широчайших народных масс. В Иране и в Афганистане Фирдоуси остается величайшим поэтом. Почти в каждом населенном пункте в Иране можно найти людей, которые зовутся «Шах-намехон» (то есть чтец «Шах-наме»), с большим успехом декламирую­щие эту поэму. Полностью поэма «Шах-наме» на русский язык еще не пере­ведена, однако отдельные, ранее переведенные, отрывки пользуются огромной популярностью среди советских любителей литературы. В этой связи я позволю себе процитировать строки, написанные выдающимся дея­телем современной иранской культуры, профессором Саидом Нафиси более четверти века назад, в дни празднования тысячелетия со дня рожде­ния Фирдоуси:

«Он повсюду — этот певец Ирана. Всюду, где Гомер, Вергилий, Шекспир, Мольер, Дайте, Сервантес, Шиллер и Лермонтов,— всюду он рядом с ними. Тысячу лет назад, оставаясь в своем деревенском углу, в ок­рестностях Туса, он направился на завоевание мира. Но среди всех стран, через которые он прошел, в ряду горячих встреч, которые ему были оказаны, ость страна, где он был понят лучше, чем где-либо, почти так же хорошо, как на своей родине... Кто лучше русского уловит это состояние спокойного блаженства, это великолепие отречений, эту тишину мучений и захватывающую гиперболичность, присущую гению таких поэтов, как Рудаки, Дакики, Фирдоуси...»

Это справедливые слова. Фирдоуси — слава и гордость всей мировой культуры — близок и дорог всем народам нашей страны. Национальная гордость иранского народа, он является и великим поэтом таджиков, вхо­дящих в братскую семью народов СССР. Все народы, населяющие нашу страну, знают и любят гениального создателя образов Рустама, Сухраба, кузнеца Кавы, зачитываются волнующими эпизодами «Шах-наме». Любовь к Фирдоуси и его творчеству стала в нашей стране ярким проявлением дружественных и сердечных чувств к нашему южному соседу — иранскому народу, внесшему бесценный и неповторимый вклад в сокровишницу все­мирной цивилизации.

Б. Гафуров

Вступление.

Слово в похвалу разума

Перевод С. Липкина

Пришла пора, чтоб истинный мудрец
О разуме поведал наконец.
Яви нам слово, восхваляя разум,
И поучай людей своим рассказом.
Из всех даров что разума ценней?
Хвала ему — всех добрых дел сильней.
Венец, краса всего живого — разум,
Признай, что бытия основа — разум.
Он — твой вожатый, он — в людских сердцах,
Он с нами на земле и в небесах.
От разума — печаль и наслажденье,
От разума — величье и паденье.
Для человека с чистою душой
Без разума нет радости земной.
Ты мудреца слыхал ли изреченье?
Сказал он правдолюбцам в поученье:
«Раскается в своих деяньях тот,
Кто, не подумав, действовать начнет.
В глазах разумных — дураком он станет,
Для самых близких — чужаком он станет».
Друг разума — в почете в двух мирах,
Враг разума — терзается в цепях.
Глаза твоей души — твой светлый разум,
А мир объять ты можешь только глазом.
Был первым в мире создан разум наш,
Он — страж души, трех стражей верных страж,
Те трое суть язык, глаза и уши:
Чрез них добро и зло вкушают души.
Кто в силах разуму воздать почет?
Воздам почет, но кто меня поймет?
Не спрашивай о первых днях творенья
До нашего с тобою появленья,
Но, созданный всевышним в некий миг,
Ты явное и тайное постиг.
Иди же вслед за разумом с любовью,
Разумное не подвергай злословью.
К словам разумных ты ищи пути,
Весь мир пройди, чтоб знанья обрести.
О том, что ты услышал, всем поведай,
С упорством корни знания исследуй:
Лишь ветви изучив на древе слов,
Дойти ты не сумеешь до основ.

Далее Фирдоуси рассказывает о сотворении мира, человека, Солнца и луны. Затем следуют похвала пророку, разделы о том, как писалась книга, о поэте Дакики, который первым пытался создать «Шах-наме».

Восхвалением султану Махмуду завершается та часть эпопеи, которая носит название «Начало книги», после которой следует описание царствования древних царей.

Легендарные цари

Перевод С. Липкина

Каюмарс

Что сказывает нам дихкан-сказитель
О том, кто первым молвил: «Я властитель»,
О том, кто первый на свое чело
Надел венец? Все было и прошло...
Поведал так старинных книг пытатель,
О богатырских днях повествователь:
Принес престола и венца закон
Царь Каюмарс, и начал править он.
К созвездью Овна солнце устремилось,
Мир получил закон, и власть, и милость.
В созвездье солнце начало блистать,
Весна вселенной расцвела опять.
Стал Каюмарс вселенной властелином.
Он обитал сперва в краю вершинном.
Себя и всех людей, для новых дел,
Он шкурами звериными одел.
Довольство он людскому дал жилищу —
Людей он научил готовить пищу.
Тридцатилетье длилась власть царя,
Сверкавшего на троне, как заря.
Возликовали твари,— все живое,
Все люди зажили тогда в покое.
Склонялось человечество пред ним,
Сияло счастье над царем земным.
Был сын отважный у царя державы,
Красавец, жаждавший борьбы и славы.
Счастливый Сиямак пленял сердца,
Он был отрадой славного отца.
Минуло времени с тех пор немало.
Держава Каюмарса процветала.
Был у царя один лишь тайный враг —
Бес Ахриман, чья сила — зло и мрак.
Был сын у Ахримана — волк-воитель,
Бесовских полчищ лютый предводитель.
Владыки блеск, царевича расцвет,—
Стал из-за них для беса темен свет.
Собрал он войско, на царя пошел он,
Отнять хотел и царство и престол он.
Открыл он замысел коварный свой,
Вселенную наполнил волчий вой.
Когда услышал Сиямак правдивый,
Что вышли, сея гибель, злые дивы,
Вскипела у царевича душа,
Полки собрал он, яростью дыша,
И вышел, тигра шкурою покрытый:
Тогда не знали панцирной защиты.
Сошлись две рати; Сиямак вступил
Отважно в бой с исчадьем адских сил.
Взмахнул косматой лапой див жестокий,
Переломил героя стан высокий,
Ударил витязя о гребни скал,
Потом когтями сердце разодрал.
Услышал Каюмарс о смерти сына,
И черным стало солнце властелина.
Зверье и птицы собрались толпой,
Ушли, стеная, горною тропой,
Ушли, вопя и плача, в скорби жгучей,
Над царским троном пыль вздымалась тучей.
Оплакивали сына целый год.
Но вот прислал посланца небосвод.
Сказал Суруш с отрадою во взоре:
«Сдержи себя, забудь на время горе,
Ты войско снаряди,— вот мой приказ,—
И племя бесов уничтожь тотчас.
Очисти лик вселенной от злодея,
Иди на битву, местью пламенея».
Властитель поднял к небесам чело,
На головы врагов призвал он зло,
Восславил господа и свет денницы
И осушил от слез свои ресницы.
Не знала сна и отдыха душа,
За Сиямака отомстить спеша.
Оставил сына Сиямак пригожий,
При деде он верховным был вельможей,
Хушангом звался Каюмарса внук,
Он был — ты скажешь — кладезем наук.
Ужасна с сыном вечная разлука,—
Дед на своей груди взлелеял внука.
Царь, в жажде мщенья, торопясь к борьбе,
Призвал Хушанга юного к себе.
Открылась внуку боль его живая,
Царь молвил, тайну сердца раскрывая:
«Сбирать войска вселенной буду я,
И клич кричать военный буду я,
А ты веди войска на бой суровый,
Я отхожу, а ты — вожатый новый».
В том войске — пери, птицы, дикий зверь,
И юный вождь их поведет теперь.
Явился черный бес, исполнен страха,
Взметнул, взрывая, к небу комья праха.
Сошлись две рати, сдвинулись тесней,—
И бесы побежали от зверей.
Хушанг ударил беса дланью львиной
И умертвил злодея в миг единый.
Он бесу отомстил за смерть отца,
С презреньем растоптал он мертвеца.
Царь Каюмарс насытил сердце местью,—
Пришла к нему кончина с этой вестью.