Растерянность, безмолвие; наконец, совещание женщин шепотом. Нерешительно выступают они со своими догадками, называя имена тех или других из умерших, к кому можно отнести описания заклинателя.
- Нет, нет, нет, не те!
Вдруг выскакивает на середину одна старуха и выкрикивает два имени, которых другие не осмеливались произнести, имена недавно умерших мужа и жены, могилы которых были еще совсем свежи.
- Они! Они! - кричит Китовый Ус пронзительно, и странное жуткое чувство охватывает всех: ведь эти двое совсем еще недавно были среди них живые. Теперь они стали злыми духами, именно такими злыми духами, которые приносят непогоду.
Ужас распространяется в хижине.
А за ее стенами воет буря. Во мгле не разглядеть собственной руки, и даже собакам, которых обыкновенно выбрасывают пинками из жилья, позволено сегодня искать тепла и защиты от ветра под ногами взволнованных людей.
Сеанс длится уже час (с ревом, вызываньем неведомых сил), и вдруг происходит нечто ужаснувшее нас, сроду не видевших, как укрощают духа бури. Китовый Ус, прыгнув в толпу, схватил старого добродушного Кингиуну, который смирно стоял и пел гимн владычице зверей морских, схватил его крепко за глотку и начал трясти и мотать взад и вперед. Сначала оба испускали жалобные горловые стоны, затем Кингиуна начал задыхаться, перестал стонать, засипел и в то же мгновение сам сделался жертвой экстаза. Он не сопротивлялся больше, покорно отдаваясь во власть заклинателя, который, все не выпуская из рук его глотки, метался с ним по жилью; оба, видимо, не помнили и не чувствовали себя. Мужчины загородили собой большие жировые лампы, чтобы их не опрокинули и не раздавили, а женщины подсадили ребятишек на лежанку, чтобы их не искалечили в этой сумятице. Так продолжалось еще с час, пока Китовый Ус не вымотал весь дух из тела Кингиуны и тот не стал волочиться за ним безжизненным мешком. Лишь тогда Китовый Ус выпустил его глотку, и Кингиуна тяжело рухнул на пол.
Так убивают бурю in effigie [54]. Взбунтовавшийся ветер требует жертвы, и вот Китовый Ус запускает зубы в шею Кингиуны пониже затылка и треплет его, как собака треплет побежденного врага.
В жилье могильная тишина. Китовый Ус один-одинешенек продолжает свою дикую пляску, пока каким-то непостижимым образом взгляд его не проясняется; он становится на колени около обмершего и начинает поглаживать и растирать все его тело, чтобы вернуть к жизни. Медленно оживает Кингиуна, шатаясь подымается на ноги, но как только он приходит в себя окончательно, повторяется то же самое сначала: бешеная хватка за глотку, необузданное метанье по жилью, те же стоны и сипенье задыхающегося Кингиуны, и бедняга снова брошен на снежный пол хижины безжизненным меховым мешком. Так убивает его Китовый Ус трижды. Человек должен показать свое превосходство над бурей! Но, придя в себя в третий раз, Кингиуна сам впадает в транс, а Китовый Ус падает в изнеможении. Старый провидец встает во всем своем комическом, чересчур ожиревшем величии, но покоряет нас диким блеском своих глаз и голосом, дрожащим от волнения, кричит на всю хижину:
- Простор небесный полон голых существ, они носятся по воздуху. Голые люди, голые мужчины, голые женщины носятся, вздымая бурю и метель.
Слышите свист? В воздухе словно шумят крылья огромных птиц. Это страх голых людей, это бегство голых людей!
Духи погоды вздымают бурю, духи воздуха гонят метель по земле, и беспомощное дитя Нарсук сотрясает воздух своим плачем.
Но мой дух-пособник победит, он победит. Фью-фью! Слышите свист ветра? Тсс, тсс, тсс! Видите духов погоды и непогоды, шумящих над нами крыльями огромных птиц?
При этих словах Китовый Ус встает с пола, и оба заклинателя с прояснившимися лицами, успокоившись после такой отповеди буре, поют жидкими хриплыми голосами гимн матери зверей морских:
Женщина, великая женщина там, внизу!
Отгони, отгони от нас злое!
Явись, явись, дух глубины!
Один из твоих жителей земных
Зовет тебя,
Молит тебя: кусай насмерть врагов!
Явись, явись дух глубины!
Как только они пропели гимн до конца, все остальные подхватили жалобный, настойчивый, молящий призыв. Никто не знал, кого они, в сущности, призывают, никто из них не молился никому, но старинная песня предков давала им силу, подымала их дух. Им нечем было накормить своих детей на следующий день. Они просили только о тихой погоде для лова, о пище для своих детей.
И вся природа вокруг словно ожила. Мы как бы воочию увидели бурю, мчавшуюся по небу в образе убегающих смятенных голых духов. Мы видели, как полчища убегающих мертвецов клубами снежной метели уносились вдаль. И все видения, все звуки сливались в шум крыльев огромных птиц, к которому заставил нас прислушаться Кингиуна.
На этом кончилась борьба двух заклинателей с непогодой; каждый из жителей мог теперь тихо и спокойно брести к себе домой, чтобы отдаться сну. Завтра должна была наступить хорошая погода.
И она наступила. При ярком солнце по крепкому снегу продолжали мы на следующий день свой путь дальше на запад и после обеда достигли реки Три, где находились торговый пункт Гудзоновской компании и пост знаменитой канадской конной полиции.
Мистер Мак-Грегор оказал нам от имени компании сердечный прием, и мы прогостили у него целые сутки.
После того мы с короткими роздыхами в стойбищах эскимосов разных групп в заливе Коронейшен добрались до своего земляка, датчанина Педера Педерсена, заведовавшего торговым пунктом в гавани Бернарда. Мы имели в виду закончить работу по обследованию первобытных эскимосов Северо-западного прохода в проливе Долфин-энд-Юнион, где эскимосами с острова Виктория был разбит большой ловецкий стан. Эти самые люди несколько лет тому назад неожиданно приобрели громкую известность под именем "белокурых эскимосов".
С середины февраля путь наш шел через "Землю охотников за пушниной", так как на протяжении всего берега, между гаванью Бернарда и мысом Батерст, живут лишь отдельные белые охотники за пушным зверем, одинокие, закаленные люди, ведущие упорную борьбу за существование.
17 мая мы добрались (после приблизительно полуторамесячного безостановочного путешествия) до острова Бейли, где находится торговый пункт Гудзоновской компании. Нужно ли говорить, что заведующий пунктом, наш земляк Хенрик Хенриксен, по прозвищу "Зять", сразу пригласил нас поселиться в своем уютном доме.
Тут кончилась первая часть нашего путешествия. Я был среди новых племен - "эскимосов реки Макензи".
2.14. Под властью доллара
Мы попали как будто в совершенно новую страну. Ведь мы привыкли иметь дело с людьми, в жизни которых главное место занимала охота на крупную дичь, а морского зверя они били только на твердом льду. Теперь же мы очутились в центре культуры, сложившейся под влиянием открытого моря, среди людей, говоривших языком, поразительно близким нашему гренландскому, - о китах и белухах, о нерпах и морских зайцах, охота на которых велась с каяков-одиночек или с "женских каяков". И мы увидели эти самые "женские каяки", одинакового типа с гренландскими, и вдвойне радовались их знакомым очертаниям, потому что приехали сейчас из таких мест, где даже не знают такого названия.
Небольшие белые селения из снежных хижин, которые мы научились любить, сменились бревенчатыми или дощатыми хижинами, а также землянками жилищами, которые и наружным и внутренним видом своим соответствовали гренландским. Мои гренландские спутники таращили глаза и воображали себя почти дома, хотя в течение трех лет удалялись все больше и больше от своей страны.
Таково было первое впечатление, но стоило только чуть поглубже вникнуть в здешнюю жизнь, чтобы подметить во всем большую разницу. Река Макензи была великим проводником культуры, и подобно тому, как ее могучие потоки выворачивали с корнями деревья и разбрасывали их по всем берегам, мимо которых мы проезжали, точно так же вырвала она и эскимосскую культуру из ее старого русла и создала переходный период, в середине которого мы и оказались. Морские промыслы перестали считаться единственным благом страны; сюда занесли золотую лихорадку, погоню за деньгами, и все отношения перевернулись. Гудзоновская компания перестала быть единственным хозяином; по рекам приплыли так называемые "чистоганные" покупатели и установили цены на всю пушнину. Затем жестокая конкуренция между купцами так взвинтила цены, что эскимосы - жители этой богатой пушниной области, внезапно разбогатели. И те, кто при старых порядках привык рассчитывать главным образом на свои зимние склады, а потому и зверя бил с расчетом на один год, оказались теперь во вполне простительном заблуждении, что если только они с виду будут торговать и жить, как их повелители - белые люди, то и во всем станут равными им. Все здешние эскимосы - отличные охотники, поэтому им нетрудно доводить добычу и сбыт пушнины до колоссальных размеров, оставляя в стороне всякие разумные соображения насчет будущего и необеспеченной старости.