Наше пребывание в Пелли-Бее не могло быть особенно продолжительным, так как нам предстояла поездка на запад, но за время с 13 по 23 апреля я достиг намеченных мной результатов. И когда настал день отъезда, я распростился с нашими хозяевами с чувством удовлетворения: я обследовал еще одну горсточку людей из числа населяющих землю.

2.2. Охота за амулетами у магнитного полюса

Во время нашей стоянки в Пелли-Бее к востоку от перешейка Бутия перед нашей снежной хижиной внезапно вынырнули из снежных вихрей двое людей. Первое впечатление было такое, что в нашу хижину постучались люди совсем без ничего: ни саней, ни собак; в руках только большие каменные ножи. Все это было странно, так как покрой одежды говорил, что они дальние жители.

Они вползли в хижину и оттаяли, а когда наелась досыта, то и языки у них развязались. Оказались они двумя братьями из окрестностей магнитного полюса, привезшими сюда песцовые меха, чтобы выменять их на старые ружья у людей, живущих в Пелли-Бее и имеющих торговые связи с Репалс-Беем. Младший брат должен был продолжать путь, а старший Какортингнек - "Белый" собирался сразу вернуться домой. Пока что он оставил своих двух жен и приемного сына неподалеку от нашей стоянки.

Сразу же решено было, что мы поедем вместе с ним туда, где он живет, а сейчас как можно скорее перевезем к себе женщин. Часа через два вся семья была в сборе. Женщины оказались молодыми и красивыми. Белый явно старался произвести хорошее впечатление на нас и заодно выхваливал чисто женские достоинства своих двух жен. Мы спросили, как их зовут, и он сейчас же воспользовался случаем связать с их именами все необходимые, по его мнению, сведения о них.

- Эта вот Кертилик - "Упрямоглазая", самая дорогая из моих жен, сказал он. - За нее отданы деревянные сани.

Нам чрезвычайно импонировала столь неслыханная цена; мы знали ведь, что вообще сани делаются здесь из более непрочного материала.

Вторая жена, постарше, по имени Кунгак - "Улыбка", была куплена за кусок свинца и старый напилок, но муж галантно прибавил, что такая дешевизна обусловлена была особыми причинами: Улыбка стала частью его хозяйства в тот самый день, когда умер с голоду ее первый муж и сама она осталась без кормильца.

Затем пришла очередь приемного сына быть отрекомендованным. Его звали Ангутисугсук - "Человечек". Относительно этого скромного, улыбающегося юноши дано было объяснение, что он один из близнецов и взят был новорожденным. Вообще-то полагается убивать одного из двух близнецов [34] и потому было безрассудно приобретать обреченного на смерть малютку за каяк и котелок. Подобная сделка могла быть оправдана лишь тем, что мужчины всегда ценились дороже женщин.

В течение ночи песцовые меха были сбыты, и на следующее утро мы выступили в путь, направляясь через перешеек Франклина. Медленно пробивались мы по руслу большой реки, текущей между заливами Пелли и Шеперд к западу. Целью нашей было зимнее стойбище нетсиликов на льду между островом Кинг-Вильям и перешейком Бутия.

3 мая мы делаем привал к северу от реки Мёрчисон и подымаемся на холм, чтобы осмотреться кругом. Мы находимся в центре обширной равнины, примыкающей к заливу Шеперд. Однообразная ослепительно белая плоскость кажется бесконечной; лишь кое-где вздымаются гряды холмов, небольшие гнейсовые [35] бугры, похожие на головы тюленей, вынырнувших из моря. Вообще только глубокая и широкая река вносит разнообразие в пейзаж; высокие песчано-глинистые обрывы тянутся вдаль, насколько хватает глаз, а на рыхлом снегу - всюду узоры оленьих следов. Каждый день мы стреляем двух-трех оленей в пищу себе и собакам, а по вечерам и ночам, если погода тихая, отдыхаем у костра под открытым небом. Огромная равнина сливается с ледяным покровом моря, и лишь узкая борозда в снегу указывает, что мы перешли полосу прилива-отлива и спустились с суши на лед залива Шеперд. Не было и намека ни на подъем, ни на спуск; ни единого тороса, никакой заметной границы между линиями берега и моря.

Вечером 5 мая собаки наши почуяли какую-то вонь, и Белый потребовал, чтобы мы немедленно остановились. Затем он побежал вперед и открыл невдалеке длинный ряд тюленьих черепов, уложенных на льду, мордами в определенном направлении. Нам отдано было распоряжение объехать их далеко кругом; и, когда мы уже достаточно отъехали, Белый рассказал нам о вере эскимосов в то, что голова - обиталище души, а душа бессмертна и возрождается снова и снова; таким образом, человек может убивать одного и того же тюленя много раз. Поэтому, перенося стоянку на новое место, перемещают и черепа убитых тюленей, - они всегда должны быть повернуты мордами в сторону места новой охоты. Тогда тюлени будут следовать за охотниками, и люди не будут знать нужды.

Нам этот своеобразный урок практической зоологии заменил компас, указав направление, по какому следовало искать интересующих нас людей.

В снежной мгле бурана самому Белому нелегко было решить эту задачу, но никто из нас не хотел сдаться и наконец около полуночи мы въехали прямо в стойбище Белого, где все спали глубоким сном. Мы с Человечком сразу заползли в одну из ближайших снежных хижин, где жили его мать и отчим.

- У нас в гостях белый человек! - возбужденно крикнул Человечек.

Вскочив с вороха грязных шкур, мать его с растрепанными жирными волосами, в которые набилась оленья шерсть, встала на лежанке на колени и обнажила грудь; Человечек поцеловал ее. Так приветствует свою мать сын, вернувшись из дальней поездки. Такое свидетельство взаимной связи, этот почтительный сыновний привет материнской груди как-то особенно растрогали меня в этой грязной неопрятной обстановке.

Я долго беседовал с эскимосами, пока они не догадались спросить: "Где же белый человек?" Когда я сказал, что это я сам, беседующий с ними, они с трудом поверили. Но оленина была поставлена вариться, и мы вышли разгрузить сани. Я поспел как раз вовремя, чтобы стать свидетелем встречи Налунгьяк "Малютки" со своей дочерью Упрямоглазой. Несмотря на буран, она стянула с себя верхнюю часть одежды, и молоденькая Кертилик приветствовала вскормившую ее грудь долгим искренним поцелуем.

Все стойбище проснулось. Мужчины предложили свою помощь для сооружения хижины и благодаря их искусству жилье наше было готово за то время, которое понадобилось нам на разгрузку саней и на размещение нашего багажа. И как только мы очутились под снежной крышей, к хижине приволокли двое огромных саней. Все - и люди и собаки - должны были отпраздновать наше прибытие!

Весь день я провел в гостях, переходя из одной хижины в другую. Я скоро понял, что попал на настоящую охотничью стоянку. Ни один из 23 мужчин не думал ни о чем, кроме лова тюленей. Выгоднее было бы для меня встретиться с ними позже, когда они уже поселились бы на острове Кинг-Вильям. Поэтому я решил уехать отсюда собирать амулеты около магнитного полюса, где, как мне сказали, находилось большое стойбище, представлявшее более богатую картину народной жизни. Но раньше надобно было подготовиться к встрече приближавшейся весны. После этой поездки я собирался совершить еще небольшую экскурсию на сушу к Большой Рыбной реке, а Гагу вместе с нетсиликским эскимосом отправить прямо на полуостров Кент, где находился торговый пункт Гудзоновской компании. Гага должен был доставить туда по хорошему весеннему льду все те коллекции, которые нам уже удалось составить, а оттуда привезти разные продукты и, между прочим, патроны.

К 11 мая я закончил все приготовления, распростился с двумя своими спутниками и направился к северу через пролив Рей. Моим проводником был здешний эскимос Алорнек - "Подошва", которого лучше всего характеризовала улыбка, постоянно сушившая его десны.

Нельзя было сказать заранее, где мы найдем людей; никому ведь неизвестно, где расположатся люди весной бить тюленей в ледовых отдушинах. Поэтому мы просто направились к северу вокруг острова Матти и дальше по проливу Веллингтона искать санные следы. Лишь найдя их, мы могли начать настоящие розыски.