- Женечка, - позвал он испуганно, - взрыв был здесь... Вода дошла уже до колен, свистя в узких шпигатах. Вальронд развел руками полосы дыма перед собой, спросил:

- Что взорвалось?

- Патрон снаряда... унитарный.

Стремительно уходила прочь вода, и четыре бурлящие воронки по углам погреба указывали места водостоков. Глухо буркнув напоследок по фанам, вода совсем сбежала из погреба, и теперь офицеры стояли мокрые - на мокром мате, и раскаленные осколки, разбросанные взрывом, уже успели остыть. А на стеллажах лежали мокрые снаряды, и с подволока еще падали последние капли.

- Калибр? - спросил Вальронд.

- Семьдесят пять...

Перекрестились и полезли наверх. Быстроковский сразу поставил Вальронда в известность:

- Хозяин погреба, в котором произошел взрыв, матрос Бешенцов, эта божия коровка, обнаружен спящим на корме...

- Ну да. Душно. А что?

- Своя шкура дороже. Подальше от взрыва устроился... Корнилов посмотрел на своего дога с обрубком хвоста:

- Подозрителен и трюмный Бирюков. Он все время хвастал, что "Сашка Бирюков себя покажет!" Любопытно, что он имел в виду?

Иванов-6 велел офицерам крейсера собраться в кают-компании. Они собрались, и каперанг сумрачно оглядел их лица, еще мятые после сна.

- Проверьте, - наказал, - чтобы ни одного вестового тут не было. Даже в буфете. Станьте кто-либо, господа, в дверях, чтобы нас не смогли подслушать...

Все почуяли, что разговор будет весьма опасного свойства.

- Господа, - начал командир "Аскольда", - итак, взрыв, о котором так много говорили и которого все ждали, сегодня произошел... В артпогребах злоумышленной рукой взорван зарядный патрон калибра семьдесят пять.

- Прошу прощения, - сразу заявил Быстроковский, - но следует уточнить: взрыв произведен под офицерскими помещениями.

- Вот именно, - охотно согласился Иванов-6, - под офицерскими помещениями!.. Но самое печальное, что взрыв этот (повторяю: под офицерскими помещениями) произведен самими же господами офицерами!

Гул возмущения прошел над рядами диванов. Словно паровоз, чадил громадной папиросой отец Антоний, щурился от яркого света люстр и абажуров доктор Анапов в туфлях на босу ногу.

Каперанг, пристально глядя на Вальронда, продолжал:

- Задача почти непосильная:, как взорвать корабль, не взрывая его? И задумавший это достиг своей цели: взрыв есть, но офицерские помещения не пострадали.

- Это провокация со стороны матросов, - крикнул Федерсон.

- Провокация со стороны... офицеров! - закончил Иванов-6. - Ибо, чтобы вызвать взрыв такой силы в погребах, где лежат тонны тринитротолуола, нужен расчет математика. А наши матросы - да, они ловко стреляют. Но они, к счастью, незнакомы - нет! - незнакомы с теорией детонации почтенного доктора Бертелло. Знаниями высшей математики и сложных алгебраических уравнений, необходимых для этого расчета, обладаете вы - офицеры. И в первую очередь - артиллеристы нашего крейсера: фон Ландсберг, Корнилов, Вальронд...

Четко встали: фон Ландсберг, Корнилов, Вальронд.

Но при этом смотрел-то Иванов-6 именно на Вальронда, и мичман чувствовал, что лицо его невольно наполняется краской.

- Немцы... - слабенько вякнул Корнилов. - Это их агентура...

- Немцы, - ответил Иванов-6, - взрывали бы нас уже до конца. Наши кишки болтались бы сейчас на реях, словно флаги... Нет, это не немцы. К сожалению - нет! Это провокация, на которой кто-то из нас, господа, задумал сделать себе легкую карьеру. Кому из вас, молодежь, снится аксельбант флигель-адъютанта? Вам, лейтенант фон Ландсберг? Может, вам, мичман Вальронд? Или вам, лейтенант Корнилов?

Но смотрел Иванов-6 опять только на Вальронда - узкими от бешенства глазками. Наконец этот пристальный взгляд, устремленный, словно прожектор к цели, заметили почти все офицеры.

- У нас свои немцы, - закончил Иванов-6 устало и покинул кают-компанию.

Вальронд нагнал его уже на трапе.

- Я требую объяснения, - сказал мичман, глубоко дыша. - Вы оскорбили меня своим взглядом... В чем вы смеете меня подозревать? К чему эти намеки на подлый карьеризм?

Одна нога каперанга стояла уже на балясине трапа, а другая еще волокла по ковру шлепанец, всегда спадающий.

- Кто последним был в погребе? - спросил Иванов-6.

- Я.

- Этого достаточно - все! Больше я на вас, мичман, смотреть никогда не буду...

И он стал подниматься наверх - в салон, к своему удаву.

- В таком случае, - звонко выкрикнул Вальронд ему в спину, - я не могу долее оставаться на одном корабле с вами! Я сейчас же подаю рапорт о списании меня... хоть на тральщик! Хоть на поганую баржу! Куда угодно, только бы не с вами!

И с высоты трапа, через люк, - спокойный голос каперанга:

- Пожалуйста. Подавайте...

Ночью по каютам пили. Утром, еще раненько, отец Антоний вылез на шкафут. Не скрыл перед матросами своей радости.

- Слава-те богу! - сказал он. - Теперича-то вы попались на самый ноготь. Надавим раза хорошего, и только сок брызнет. Этот кабак давно пора прихлопнуть...

Словам похмельного батьки тогда не придали особого значения. Но они выражали скрытую радость кают-компании - отец Антоний сгоряча ляпнул то, что Федерсон, Быстроковский и фон Ландсберг обдумывали в тишине своих кают.

- Эй, молодой! - увидел священник мичмана Вальронда. - Ты куда это поспешаешь? Не здоровкаешься? Хмурый?

Женька, не ответив, проследовал в салон и выложил на стол перед командиром свой рапорт о списании с крейсера. Иванов-6 не удостоил мичмана даже взглядом.

- Господин мичман, - сказал ему каперанг, - я не знаю, вы или не вы взорвали патрон в погребе. Но... Можете забрать этот рапорт обратно. Не вы, а я расстаюсь с "Аскольдом".

Он замолк, сосредоточенный, и отверткой стал аккуратно откручивать от переборки портрет своей жены. Вальронду в этот момент стало очень жаль честного "Ваньку с барышней".

- Да, - продолжил каперанг, - меня убирают после этой дурацкой истории. Вот читайте - свежая радиограмма: на мое место назначен капитан первого ранга Кирилл Фастович Ветлинский... Прощайте, мичман!

Иванов-6 покинул крейсер, исчезая во флотской неизвестности вместе с любимым своим удавом. А на его место прибыл новый командир "Аскольда".

Всем врезалось в память первое появление Ветлинского в кают-компании крейсера. Он представился офицерам во всем парадном, под локтем - треуголка с плюмажем; медленно стянул - палец за пальцем - скрипящую лосину перчаток.

- Так вы утверждаете, господа, что вас взрывают? Попробуем разобраться в этом вопросе... Проездом через Париж я имел разговор с нашим послом Извольским, и мы пришли к согласному убеждению, что этого так оставить нельзя. Да, господа! Дело надобно довести до конца. После чего отправимся... на Мурман!

У нового командира, смуглого от загара после жизни в Севастополе, были выпуклые глаза с внутренним блеском и острый крючковатый нос - каперанг был похож чем-то на степного беркута.

- Абсолютно согласен, - продолжил Ветлинский, - и с теми господами офицерами, которые считают, что с имеющейся командой, во избежание рецидива потемкинщины, выходить в море, тем более в такой дальний путь - до Мурмана, опасно. В любом случае виновных следует выявить. Наказать. А часть команды раскассировать... К сведению, господа! Взамен арестованных на "Аскольде" из Кронштадта уже выехало к нам пополнение.

Федерсон посмотрел на Ландсберга, Ландсберг глянул на Быстроковского, и все трое воззрились на Ветлинского. Эту перекидку взглядами заметила почти вся кают-компания.

К приезду Ветлинского на "Аскольде" уже было арестовано более ста матросов. И состоялся суд. Краткий, военный...

* * *

Муза провокации парила над мачтами крейсера...

Вот когда пригодились доносы блатных паскудников Ряполова да Пивинского. "Задушим" - шептали матросы в ярости, и те боялись спать на палубах: их душила сама темнота ночи...