Ровно через месяц ребята пришли на это же самое место, и женщина в белом открыла им три тайны. Кстати, все это было в 1911 году. Так вот, по словам Лусии, первая тайна касалась скорого окончания войны. Вторая - рождения опасного государства на востоке, появление которого приведет к страшным бедам и страданиям множества людей, но женщина сказала, что это государство в конце концов развалится. А третью Лусия открыла только святым отцам, но это случилось значительно позже.
Маленькая Жасинта не утерпела и поделилась с матерью, та подняла на уши весь городок, и Лусию прилюдно назвали лгуньей. Тогда пастушка предложила всем желающим прийти на следующую встречу с загадочной женщиной - ровно через месяц.
Ровно через месяц тысяча людей наблюдала, как солнце скачет по небу и пишет слова в воздухе. Отцы церкви немедленно поверили Лусии и официально признали явление Богоматери в Фатиме чудом Господним. Предсказания вскоре начали сбываться, но третье так никто и не предал огласке, по слухам, это предсказание об ужасных бедствиях...
Пастушки Жасинта и Франсиско через несколько лет умерли от какой-то эпидемии, а Лусия выросла, стала монахиней-кармелиткой и до сих пор (до сих пор!!) живет в Коимбре, регулярно встречаясь с Папой Римским. В Фатиме тем временем построили базилику и святилище, окруженное огромной площадью, во много раз больше, чем площадь у Святого Петра в Ватикане. В базилике похоронены Франсиско и Жасинта, которых католическая церковь признала святыми. Каждый день сюда приходят паломники, ставят огромные, как посохи, свечи, молятся Богоматери... Каждый день какую-нибудь девочку, родившуюся в Португалии, называют Фатимой.
У Фатимы блестели глаза, когда она заканчивала свой рассказ; Голеву даже показалось, что она сейчас заплачет от восторга.
- А ты сама была в том городе? - быстро спросил Голев, чтобы отвлечь девушку от слез.
Она кивнула, все-таки пустила прозрачную слезку и быстро закинула голову назад, чтобы слеза закатилась обратно.
Тут в минимеркадо зашел очередной покупатель, и Фатима поспешно переключилась на работу. Но этот разговор их очень сблизил, и теперь они по-настоящему подружились. Вряд ли немолодой облезлый Колья мог бы заинтересовать красавицу, тем более, что у нее был парень - студент. Да и Голев совершенно не пытался перевести их отношения из дружеских в более утонченные и сложные: в первую очередь, из-за Таньки, во-вторую, из-за непременного последствия в виде утраты рабочего места. В общем, они дружили. Голев рассказывал Фатиме о Севастополе, который тоже стоит на море - на Черном море, показал ей - первой из множества увиденных здесь чужих людей фотографии Таньки и детей, а Фатима сделала новому другу и вовсе бесценный подарок: она уговорила отца поставить Голева за прилавок.
Немножко поупиравшись вначале, хозяин согласился. Голев теперь стоял по ту сторону прилавка и получал вполне ощутимую зарплату.
Он мог бы даже поменять пансион на более дорогой, но вместо этого пошел на Россиу, где не был полгода. С того самого времени, как он сбежал из Мафры, Голев работал с утра до ночи и брал один выходной в две недели, чтобы отоспаться и постирать одежду в прачечной. Теперь он пришел в этот свой выходной на вокзал, нашел там Вовчика и дал ему десять тысяч эскудо. Вовчик растерялся сначала, а потом радостно запел:
- Я еха-ала домой! Душа была полна неясным для самой каким-то новым счастьем! Ой, спасибо, братан, ой, спасибо!
Голев заметил, что Вовчик тщательно упрятал купюру, завернул ее в какую-то тряпочку, но с места работы не ушел: поистине самые работящие люди в этом Лиссабоне русские и украинцы...
По дороге на работу он взял в привычку тщательно вглядываться в лица попрошаек, которые сидели, подпирая стены домов, и тянули за милостыней темные от грязи ладони. Не зря вглядывался - однажды он увидел замотанную, как мумия, человеческую фигуру, рядом с которой сидел Женя из Орска и делал меланхолические манящие движения рукой. Женя был сильно пьян, а в мумии, сильно всмотревшись, можно было опознать его позднюю любовь, молодуху Ольгу, тоже значительно нетрезвую. Голев сжался от жалости, но не подал виду, просто сунул мимоходом купюру в грязную Женину руку, хоть и знал, что эти деньги скоро станут самым дешевым пойлом, а не потратятся на спасение если не собственной души, то хотя бы собственного тела.
Голев вел тщательнейшую бухгалтерию, записывал все траты. Впрочем, кормили его в магазине, иногда Фатима совала ему с собой какие-то деликатесы: сыр, булочки, вяленую треску - бакалхау, яблоки. А дома он вообще не ел, не завел такой привычки. В общем, он тратился только на сигареты и еженедельные звонки домой. Танька маленько успокоилась, поняла, что муж ее не забыл и планирует однажды вернуться. С деньгами. По телефону она успевала прокричать ему все главные новости в семье и стране, позвать к трубке Севу и Полю, нажаловаться на растущий маразм Луэллы, который уже чуть не привел к беде: Луэлла кипятила пустой чайник, и он начал даже гореть, на вонь прибежала соседка из квартиры напротив, только это и спасло. Танька говорила очень быстро, потом умолкала, спрашивала:
- Ты хоть меня еще... помнишь?
После этих слов уже трудно было снова вставать на работу, хотелось бросить все и мчаться домой пешком. Но Голев брал себя в руки и работал, работал, работал. Ночью ему снились вереницы покупателей: восторженные туристы с дешевым портвейном в руках, старушки, набивающие сумки кошачьим кормом, мальчики с пивом, девочки с сигаретами... Разницы между ночью и утром не было никакой: они плавно переходили друг в друга.
Но однажды все изменилось.
6
По средам Фатима ездила в Келуш, пригород Лишбоа, навещать какую-то старинную бабушку, которая была даже не родственница, а просто знакомая и землячка - Голев не вдавался. Бабушка так бабушка. Вот и в эту среду Фатима отработала полдня, поболтала с Голевым за обедом - ели они тут же, в магазине, - и умчалась в Келуш на мопеде. Нуньес еще с вечера предупредил, что появится только к вечеру, им с братом нужно было переоформить какие-то бумаги на минимеркадо в Байру-Алту.
Голев остался сидеть за прилавком. Читал португальский молодежный журнал, который оставила Фатима, правда, там не было ничего особенно интересного баночки с кремом да картинки с подиумов. Покупателей было мало, в ноябре уже не сезон для иностранных туристов, а для местных тут считалось дороговато. Поэтому, когда зашел этот парень, Голев обрадовался, встал услужливо, улыбнулся. Парень кивнул ему и прошел вглубь к дальним полкам, где было вино. Голев следил за ним отработанным взглядом. Парень был невысокий, широкой кости, смуглый, с картошечным носом. Он неспешно разглядывал бутылки, читал этикетки, потом словно нехотя взвесил в руке бутылку Chellо, протер с нее пыль и понес Голеву. Мягко говоря, не самый дешевый напиток, подумал Голев, но внешне изобразил радость и приветливо протянул руку за бутылкой.
- Откройте, - велел парень, и Голев полез за штопором, который Фатима вечно куда-то запрятывала. Вообще-то в магазине просили открыть пиво, а вино... У Голева что-то промелькнуло в голове, что-то нехорошее, и когда он со штопором вынырнул из-под прилавка, то увидел перед собой маленькое черное дуло, глядевшее ему прямо в лоб.
- Деньги, - спокойно сказал парень, - всю выручку. Быстрее!
Голев вытер пот со лба и усмехнулся.
- Не повезло тебе, приятель! Ты сегодня - первый.
Он рванул ящичек кассы, где уныло скучали несколько монет и тысяча эскудо бумажкой.
- Деньги! - повторил грабитель. - Быстрее!
- Да нет у меня! - отчего-то по-русски сказал Голев и вдруг увидел, что в магазин входит Фатима. Грабитель стоял к ней спиной и был похож на обычного покупателя.
- Ола! - приветливо сказала ему Фатима и начала было рассказывать, что бабушку увезли в больницу с подозрением на... Тут грабитель резко повернулся и схватил девушку, прижал локтем за шею, как обычно показывают в фильмах.