- Оставьте меня в полку, хочу воевать!
И скоро Витя уже летал на флагманском бомбардировщике, летал смело, не раз бывал в переделках. А вечерами собирались в кубрике авиаторы и слушали, как на двух баянах играют "батя" и "сынок".
За несколько часов до вылета в клубе полка после торжественного собрания, посвященного двадцать пятой годовщине Советской Армии и Военно-Морского Флота, состоялся вечер самодеятельности. Первую скрипку играл в нем Витя. А потом этот полет... Самолет прорвался сквозь стену разрывов, нанес удар, но был сбит. Комиссар Бушихин и его товарищи погибли.
...Борзов слушал доклад экипажа и делал пометки в своей рабочей тетради. Подчеркнул слова Евграфова о вызванном пожаре, уточнил расположение зенитных средств. Бросил взгляд на летчиков, которые вместе с ним слушали только что прилетевших товарищей: важно, чтобы они были внимательны, ведь следом за Евграфовым и Бударагиным вместе с Борзовым и Котовым должны лететь Пресняков и Иванов, Бунимович и Советский, Щаманов и Лорин и другие гвардейцы.
Много нового ввел Борзов, приняв командование. Доклады перед всем летным составом также способствовали сплачиванию воинского коллектива, лучшему изучению обстановки в квадрате боевых действий, разнообразию тактических средств и маршрутов подхода к цели. Позднее, когда доклад экипажа и его фотосвидетельства будут конкретизированы данными агентурной разведки, Борзов скажет гвардейцам:
- Бомбовый удар Евграфова и Бударагина дорого обошелся врагу: пожаром уничтожено крупное хранилище горючего.
За октябрь полк уничтожил 19 транспортов общим водоизмещением 85000 тонн. Среди пущенных на дно транспортов один был потоплен Борзовым, штурманом Котовым и стрелком-радистом Беляевым. Эта победа важна была не только сама по себе: в крейсерском полете 12 октября ярко проявилось новаторство командира.
Осенью сорок третьего торпедная атака стала главным оружием полка.
Но было и такое. В октябре экипажи вылетали один за другим, а возвращались ни с чем. Сплошной туман, облачность, дожди, снег, обледенение не позволяли пробиться к морю даже самым подготовленным гвардейцам Победкину, Летуновскому, Шаманову, Преснякову...
- Отдыхайте до вечера, - сказал как-то после такого полета Борзов летчикам, а сам пошел на аэродром. Скоро его торпедоносец взлетел в закрытое облаками небо. Через час Котов сказал:
- Командир, не пробьемся, надо возвращаться.
- Рано, - ответил Иван Иванович.
Видимости никакой, едва проглядывались консоли. Капельки воды рябью покрывали крылья и фюзеляж и застывали, превращаясь в лед. Бесперспективный, как считал Котов, полет становился все более опасным.
- Надо поворачивать, командир.
- Тщательнее веди прокладку, Никита.
Борзов прорвался. В дожде и снегопаде преодолел наиболее опасные участки маршрута, на бреющем проскочил над зенитными батареями, пролетел даже над, вражеским аэродромом.
В Рижском заливе в непогоду чувствовали себя спокойно фашистские транспорты. Охранение выставляли больше от подводных лодок Балтфлота. Появление торпедоносца явно не ждали. Ни транспорт, ни сторожевые корабли не успели включить на полную мощность средства ПВО, когда экипаж бросил торпеду...
...На командном пункте все повскакивали с мест, когда появился командирский экипаж. Но вопросов никто не задавал, по смеющимся черным глазам Борзова поняли: прорвался, нашел врага и потопил.
- Ну, отдохнули немножко? - улыбнулся Иван Иванович. - И прекрасно, пора дело делать.
- Думаете, прорвемся? - спросил Николай Иванов.
- Мы прорвались, почему вы не сможете? - ответил Борзов, сбрасывая с плеч "канадку".
- И не верю, что дома. Когда влезли в пургу и прижало к воде, я убеждал, что дальше лететь невозможно и надо возвращаться, - рассказывал Котов летчикам. - А командир в ответ: "Прекрати разговор, прокладкой занимайся". И ведь прорвались, потопили...
Пример командира помог обрести уверенность, нелетная погода становилась летной.
Не только по отваге и мастерству в бою судил Борзов о своих гвардейцах, но и по тому, как они относятся к подготовке материальной части. Если на торпедоносце меняли моторы, а летчик забивал "козла", полагая, что ремонт не его забота, командир строго выговаривал за это. А тех, кто вместе с наземной службой восстанавливал самолеты и моторы, Иван Иванович ставил в пример. Благодарность командира за помощь техникам получили Пресняков и Иванов.
В кабинете командира висели две доски. На одной прикреплялись модели ДБ, находящиеся в строю, на другой - ремонтирующиеся. Это позволяло знать и то, где находятся экипажи. Борзов обходил самолеты в ремонтной зоне, беседовал с техническим и летным составом, восстанавливающим самолеты. Видел: экипажи сплотились, стали дружнее.
Двадцать шестую годовщину Великой Октябрьской социалистической революции полк встречал новыми победами. 2 ноября Летуновский и Демченко в крейсерском полете обнаружили транспорт водоизмещением 15000 тонн, охраняемый сторожевыми кораблями. Прорвавшись сквозь огонь, экипаж точно направил торпеду, и она взорвалась по центру судна. В момент отхода в лопасти винта разорвался снаряд зенитного автомата, мотор лишился мощности, и в самолет угодило еще несколько осколков. С трудом достигли берега. Неожиданно штурман увидел железнодорожный эшелон, шедший в сторону Ленинграда. Летуновский снизился, и экипаж обстрелял состав из пулеметов.
Выслушав доклад и рассмотрев фотопленку, Иван Иванович похвалил летчика за мужество в торпедной атаке и поругал за то, что тот на поврежденном самолете связался с эшелоном. Но тут же подумал, что, наверное, и сам бы поступил так же...
Отличились в первые дни ноября экипажи Соловьева и Константюка, потопившие два транспорта общим водоизмещением 14000 тонн.
"Лекарство" от усталости
В полк на праздник Октября прибыл только что назначенный начальником политотдела ВВС КБФ полковник Иван Иванович Сербии. Летчик-истребитель, он и в новой должности не оставлял своей боевой машины и прилетел на истребителе. Борзов знал Сербина еще с финской, вместе они получали и первую боевую награду - орден Красного Знамени. Встретились как соратники. Сербии беседовал с летным и техническим составом, спрашивал о нуждах, семьях, просил высказать пожелания по политическому обеспечению и культурному обслуживанию.
Среди других вопросов был один и такой: почему давно не приезжали артисты. Дружба полка с артистами началась еще в начале войны. Приезжали к летчикам Е. П. Корчагина-Александровская, Борис Бабочкин, Аркадий Райкин, Клавдия Шульженко. Борзову и многим другим лучшим летчикам присылались пригласительные билеты на премьеры ленинградских театров. Улетая, Сербин пообещал:
- На Новый год политотдел направит к вам целую бригаду артистов, а уж сейчас обойдитесь своими силами, готовьте самодеятельность.
7 ноября в полку состоялся "большой академический концерт", как назвал вечер самодеятельности конферансье - "народный артист из Знаменки" Николай Иванов. Николай Иванов в тот день читал "свои стихи и чужие", пел и танцевал. Штурман Евгений Шевченко отплясывал "яблочко", Александр Пресняков - "цыганочку", пел "Землянку" Иван Иванович, которому аккомпанировал на баяне Анатолий Иванов. Повязав голову пестрым платочком, Никита Котов изображал даму и приглашал на белый танец. Правильно говорят: в танце и песне ярко проявляется характер народа. Усталые люди, с натянутыми до предела нервами, светлели, улыбались, смеялись каждой шутке. Зрители и "артисты" менялись ролями. Всем было хорошо - оттого, что они единая семья, боевые друзья, братья, породнившиеся в тяжелых боях, что с ними, как настоящий товарищ, их славный командир, умеющий не только воевать, но и заглянуть в сердце и понять их души.
Борзов видел, как устали его гвардейцы. Тяжелые потери в бою теперь заставили пилотов летать на торпедные удары ночью. А днем какой сон.
Средство восстановить физические силы личного состава Борзов нашел в спорте, которым сам увлекался с детства: состязался со сверстниками, кто первым переплывет Москву-реку у Центрального парка o культуры и отдыха. В техникуме и аэроклубе играл в футбол и волейбол. В летном училище и на Черном море, где потом служил, занимался плаванием и греблей. На Тихом океане пристрастился к пулевой стрельбе. И сейчас решил: